— Римэ! Помнишь, что спасло нас от Квадры? Пусть скажут всем, чтобы защищали не себя, а друг друга… Через это ни одна Четвёрка прорваться не сможет!

— Ну, что ж… — заявил Рёдоф. — Горожан действительно необходимо предупредить. Кто со мной?

Поднялись Хаймер, Мисмак, а также Сиэл, Римэ и Риаталь. Они поблагодарили хозяев за многолетнюю дружбу и гостеприимство, и тоже поспешили покинуть замок.

Ушла и тётушка Шалук, на чьи плечи теперь ложилась забота о детях Сиэл и Мисмака.

— Ну, а я, пожалуй, займусь своим делом, — хмыкнул Художник, доставая этюдник.

VI

Работы предстояло много. Зато теперь брат Мренд был свободен. Всё! Ни страшных клятв, ни заказов, ни сопротивления моделей, — вообще ничего. Только свои идеи и темы, которые диктовала его бесконечно влюблённая в этот мир, в людей и дюков душа… Сейчас работала та её часть, которая принадлежала ещё Оделонару. Что мог сделать Художник для своих друзей, однажды возвращённых в этот мир? Его, между прочим, руками! Сохранить их жизни на холстах… Зачем это было делать, если уже существует потайная мэнигская галерея? Положим, есть такая, ну и что… Нет никаких гарантий, что в случае необходимости туда можно будет быстро проникнуть. И потом, дюки тоже изменились со времён Оделонара. Поэтому брат Мренд решил писать все портреты заново. И не на бегу, как тогда, а спокойно…

— Ну-с, кто первый? — спросил он, подготовив все инструменты.

Дюки и дюксы нерешительно переглядывались. Странно было видеть смущение и недоумение на их длинных лицах. Рьох безнадёжно махнул рукой:

— Начни вон с него, — он кивнул в сторону главы клана, — а там посмотрим…

Окт долго усаживался в кресле с высокой спинкой. Потом замер, как фантастическое изваяние. Сейчас он более чем когда-либо казался частью Тильецада, живым фрагментом скалы, из которой был высечен замок. Лицо дюка, слегка светясь, выступала из вечернего сумрака. Роскошная седеющая грива ниспадала на плечи. Вытянутые глаза смотрели куда-то вдаль.

Брат Мренд давно не работал так быстро и запойно. У него получалось решительно всё. Краски легко смешивались и ложились на холст. Изображение, казалось, само перетекало с оригинала на картину.

Наконец первый портрет был готов… Он не был копией того, из прошлого, но как будто продолжал его.

От холста дивно пахло краской. Окт удивлённо разглядывал себя.

— Какой… я… странный… В зеркале… — другой… получаюсь.

— Ты считаешь, не похоже вышло?

— Похоже… Очень… И хорошо… Не то… — дюк с трудом подбирал слова. — Просто… Здесь… Я какой-то… Торжественный… Прямо… — хранитель… места…

— А ты такой и есть!.. — с шутливым пиететом парировал Художник, ставя на мольберт новый холст.

Дальше, по уму, стоило нарисовать портрет Никуцы, парный к портрету Окта. Но дела задержали дюксу в Амграмане, и пришлось брату Мренду рисовать кого-то другого…

И вот уже понятливые полотна, ещё подрагивавшие от прикосновений всемогущей кисти, навсегда запомнили Евла и Ырвду, Ырся и Данотру, Сбара и Харомосу.

Жена Окта всё не возвращалась.

Тогда Художник принялся за портреты холостяков.

Рьох очень настаивал, чтобы сначала нарисовали Превя, мол, юнцу это важнее, мало ли что может случиться. Но тот сослался на какие-то неотложные дела и скрылся.

Рисовать старика было одно удовольствие. Он дисциплинированно уселся, куда его просили и замер, как натурщик. Под внешним недовольством миром скрывалась добрая и мудрая душа. Посидев некоторое время смирно, Рьох, конечно же, разбурчался, объясняя брату Мренду, что теперь всё не так как надо складывается, потому что молодёжь бестолковая пошла, потому что он, Рьох, то есть, давным-давно говорил о том, что нужно в Мэнигу идти с Императором настоящим или поддельным разбираться, кто там чем ему не угодил и не хочет ли он извиниться перед своими подданными, а заодно и перед дюками, потому что думать иногда головой нужно, но куда уж там думать — это же не церемонии разводить и с гордым видом за тильецадскими стенами отсиживаться, ну а вот теперь досиделись, похоже, потому что теперь из-за всеобщей дюковской заносчивости и упрямства сварилось такое блюдо, что все обжигаются, а никто съесть не может…

Брат Мренд тихонько посмеивался, чтобы не обидеть старого дюка, но с грустью понимал, что Рьох прав, и время действительно упущено.

VII

— На Дросвоскр надвигается самая страшная война за всю историю! — раздавался бас Рёдофа. — Это не наша вина!

— Ещё бы наша была! — неслось из окружавшей его толпы. — Это в Мэниге от обжорства дурят. Всё не знают, чем бы заняться.

— Дюки, которые нам всегда помогали, сейчас очень устали. Они не смогут больше охранять улицы Амграманы и поэтому просят о разрешении покинуть город… — объяснял Хаймер.

Эта идея, как и предполагал Первооткрыватель, была встречена с пониманием, хотя и без особого энтузиазма.

— Взамен они дают Амграмане особую защиту, которую принесут дюкса Никуца и Волшебник Кинранст… — успокаивал сограждан обычно тихий Мисмак.

— Дюки помогли нам возвратить отобранное. Теперь, чтобы ни случилось, мы сможем сохранить дух и честь Амграманы, — немного смущаясь, добавляла Сиэл.

— У наших длиннолицых друзей есть ещё одна необычная просьба, которую нам будет труднее всего выполнить. И всё же сделать это придётся… — волнами накатывался завораживающий голос Риаталь. — Когда Императорские войска подступят к Тильецаду, дюки просят ни в коем случае не приходить им на помощь и даже не организовывать ополчения.

— И самое главное, что надо помнить: следом за войсками придут Квадры, — Римэ вздрагивала от одного их упоминания. — Так вот, единственный способ им противостоять — это пытаться защищать не себя, а другого. Этого Четвёрка не выдерживает. Поэтому, по возможности, не оставайтесь в одиночестве ни дома, ни на улице, а особенно когда вам будет нужно покидать стены Амграманы.

Когда на ратушном подиуме появились Кинранст и Никуца, толпа почтительно расступилась, во все глаза рассматривая странную пару. Мужчины одобрительно шушукались, оценивая стать и повадку дамы. Женщины обсуждали покрой её платья из неведомой ткани.

Волшебник и дюкса принесли с собой множество золотых луковиц, похожих на гладиолусные, только эти были совсем крохотными.

Подождав, чтобы все успокоились, Кинранст взял слово:

— Я так понимаю, что основное вам уже объяснили, нам остаётся лишь немногое. Мы раздадим обереги, созданные древнейшей магией дюков и людей, — Волшебник показал сияющую луковку. — Они надёжно защитят от вмешательства в ваши души и мысли, укрепят добрую волю и спокойствие. Прикрепите обереги к одежде, повесьте на шею, просто положите в карман — они уже никогда не потеряются, их никто не отнимет. А если это и произойдёт — талисманы сами вас отыщут и вернутся обратно.

VIII

Наступила очередь Превя. Точнее, он снова попытался отвертеться, как всегда ссылаясь на самые разнообразные дела — существующие и нет. Наконец его правдами и неправдами усадили в кресло.

То ли брат Мренд совсем устал, то ли молодой дюк слишком торопился закончить сеанс, но работа всё не задавалась. Наконец Превь утихомирился и перестал сопротивляться. Как большинство его предшественников, он замер в кресле и погрузился размышления. Его удлинённые глаза затянул мечтательный туман. Художник усмехнулся, отчётливо увидев в этих глазах тайную влюблённость. Впрочем, это не касалось Художника. Или всё-таки касалось?

Как будто услышав эти мысли, Превь вновь вернулся к реальности и проговорил:

— А, знаешь ли, брат Мренд, как приходят в этот мир дюксы?

— Никогда не задумывался. Может быть, есть кто-то другой, который их рисует? — меланхолично ответил Художник.

— Значит, не знаешь! — скорее себе, нежели собеседнику, гулко сказал дюк. — Хочешь, расскажу?

Радуясь тому, что можно спокойно продолжать рисовать, брат Мренд согласился бы поддержать любой разговор. А от такого уж просто грешно было отказываться!