Похоже, ему это удалось… Волшебник повторял одно заклятие за другим, защищая Римэ. Несмотря на то, что Прорицательница даже не шелохнулась, он почувствовал её охраняющие чары. Не сговариваясь, они медленно и настойчиво теснили подобравшуюся к ним гибель. Казалось, что сражение длилось не одну вечность. Любовь и верность — против ненависти и подлости. Пара — против Четвёрки.
Каким-то вторым зрением Кинранст наблюдал за Командиром. Он чувствовал, что должен запомнить это отмеченное привычной ненавистью ко всему свету лицо.
Они могли надеяться только на чудо. И оно произошло. Квадра не смогла преодолеть сопротивление сразу двух сильных, да ещё и связанных воедино магов… Сперва воины-палачи отошли на шаг. Потом ещё на один. И ещё. А потом… — бесследно исчезли.
V
Когда всё закончилось, Волшебник расхохотался:
— Идиот! Нет, ну какой же я идиот! Я, который годами умудрялся ускользать и от всеведущего Конвентуса, и от Бессмертного Императора, и от вездесущей Квадры! Я, придумавший столько каверз, чтобы позлить Йокеща! Я, возомнивший себя фактически неуязвимым! И вот ведь попался… Как мальчишка! — Кинранст смеялся так, что рухнул на траву.
Римэ не отвечала. После пережитого кошмара она никак не могла прийти в себя. Второй раз в жизни повстречаться с Квадрой — это уже слишком! Многие и одного-то раза не выдерживают. Волшебница сидела в прострации. Ужас воспоминаний накатывал на неё ледяными волнами. Потом порыв горячего ветра, пахнущего травами, мёдом и светом, вернул её к действительности. И вдруг всем существом осознав, что всё обошлось, Римэ тоже расхохоталась! И тоже повалилась на траву. Женщина смеялась и смеялась. И не могла остановиться.
Они лежали на замечательном жарком цветущем лугу, хохотали до слёз и смотрели в небо, по которому стремительно проносились мелкие облака.
VI
Последние пару лет Алчап, возглавлявший Мэнигскую Квадру, редко бывал в хорошем расположении духа. Нынешний день и вовсе не задался. Их Четвёрка должна была задержать и обезвредить шедших через долину мужчину и женщину. Зачем? Этот жестокий человек много лет был воином-палачом, причём одним из лучших, поэтому не привык задавать вопросов, даже таких, от которых никуда не денешься.
Для себя Алчап давным-давно решил, что все обречённые просто являются врагами. Его личными. В таком случае не приходилось сомневаться в справедливости приговора. Главное было исполнять весь обряд досконально и безжалостно.
Ещё издали заметив своих жертв, Алчап точно понял, что женщина — ведьма, уже однажды побывшая в руках Четвёрки и… вернувшая свой дар. Это было невероятно! Ещё более странным было то, что такое невзрачное и хрупкое создание второй раз сумело выстоять против Квадры. Правда, на этот раз ей помогал мужчина. Похоже, что эта черноволосая упрямая особа была ему очень нужна для каких-то тёмных дел. Иначе, зачем бы он её так яростно защищал? Мог бы попытаться скрыться… Сильный и хитрый оказался волшебник… Поразительно осведомлённый… Даже такое останавливающее заклятие знал, которое ему, Алчапу, не было известно… Впрочем, женщина тоже знала. И сопротивлялись они спокойно, вдумчиво и жёстко… Они выстояли только потому, что каждый из них сражался не за себя, а за другого. Никто и никогда так не противостоял Квадре. Обычно обречённые настаивали на своей невиновности. О, как жалки и безобразны были они в это время! Некоторые брались за оружие или пытались колдовать и попадались в силки своего же отчаяния. Чем яростнее бились они, тем быстрее потом действовало отбирающее зелье, тем легче колдуны и ведьмы теряли свой магический дар.
Этих же двоих связывало и поддерживало нечто, выходившее за грань понимания.
Горечь поражения переросла в бессильную ненависть к ускользнувшим чародеям. Он должен их разыскать и покарать. Своими руками! Под одним небом им не ходить!
Решение было принято, но легче от этого не стало… Отчего-то навалилась боль, и обрывки каких-то давних, может быть, даже и не его воспоминаний и сновидений, закружились в голове, возвращая в давно погибший мир.
"Только этого не хватало! — Алчапа передёрнуло. — Опять…"
VII
— Знаешь что? — Волшебник резко сел на постели. — Я, кажется, всё понял…
— Ну и отлично! Просто замечательно… — сонно промурлыкала Римэ и, повернувшись на другой бок, добавила: — Я сплю…
Наши герои решили несколько дней отдохнуть на небольшом постоялом дворе на подступах к сударбской столице. И вот они ели и спали. А потом спали и ели. Как будто старались впрок запастись на случай вынужденной бессонницы и голода. Пару раз, правда, они прогуливались в рощу неподалёку от гостиницы, но, не найдя ничего достойного внимания, возвращались в свою комнату и снова ели и спали… Примерно тем же были заняты и их лошади. Большую часть дня животные мирно подрёмывали, обдумывая причины такого тупого и нелепого времяпрепровождения…
Даже в дальних предместьях Мэниги сказывался душный столичный колорит. На напряжённых и чопорных лицах местных жителей лежала печать высоких, глубоких и тяжёлых забот. Волшебник уже сто раз пожалел, что не воспользовался экипажем. С другой стороны, и Кинранст это отлично знал по собственному опыту, волшебный путь был лишь короче, но отнюдь не безопаснее.
Заканчивалась последняя спокойная ночь перед той неизвестностью, которая ждала путешественников в Мэниге. Поэтому Римэ, обладавшая счастливой способностью сладко спать где и когда угодно, не сразу поняла, о чём толкует её спутник. Она попыталась досмотреть прерванный сон и… проснулась окончательно. Кажется, Кинранст пытался объяснить что-то важное. Она потянулась и тоже села.
— Прости… — дама всё ещё зевала. — Так что ты понял?
Кинранст усмехнулся, нежно глядя жену. Повторялась обычная картина — сперва Римэ изображала равнодушие, зато потом Волшебник не знал, как выдержать её вопросы, которыми она сыпала, как дитя. После некоторого раздумья он сказал:
— Не знаю, что нам это даст, но, похоже, Лозу не повредило развоплощение. Более того, оказалось даже на руку, и он научился этим пользоваться! — Кинранст принял комически пафосную позу и выдержал долгую паузу, ожидая заслуженной похвалы.
Расчёт был абсолютно верен — Римэ расхохоталась и долго не могла успокоиться:
— Кинранст, я тебя обожаю, а ты вместо благодарности меня уморить пытаешься!.. Причём тут Лоз? Мы же вроде бы Мренда найти должны… — еле выдохнула она. — Брось дурачиться и расскажи толком, что ты понял и до чего додумался… Обещаю быть паинькой, как тогда, помнишь?
Волшебник сразу посерьёзнел, обнял даму за хрупкие плечи и вернулся к разговору:
— Всё это приятно слышать, но паинькой могла бы стать другая женщина, только не ты! Да, по правде сказать, моей милой смирение не к лицу… — Кинранст пытался из последних сил сохранить идиллическое равновесие утра, которое, к слову сказать, сам же и нарушил. — Ладно… К делу так к делу… В общем, тут такая штука: кого, по-твоему, легче поймать: одну крупную птицу или целую стаю всякой мелюзги, да ещё летящую вразнобой?
— Одну, конечно, — не задумываясь ответила Римэ. — Чтобы поймать остальных, слишком много ловцов потребуется.
— Пра-авильно! — Волшебник то ли в шутку, то ли всерьёз вдруг заговорил занудным тоном старого учителя.
Римэ остро вспомнила, что так ёрнически-покровительственно он разговаривал с нею годы, если не века, назад. Она была тогда ещё совсем юной и слегка отупевшей от бесконечной учёбы и, казалось, безответной любви. А он… — он был знаменитым Одиноким Волшебником!
— А что легче различить: тучу, несущую громы и молнии, или комок пыли, от которой и вреда-то никакого? Так, разве кто-нибудь особенно чувствительный расчихается…
— Ну, безусловно же, тучу! Я только всё никак не могу понять, к чему ты задаёшь риторические вопросы?
— Это для нас с тобой они кажутся риторическими, а вот никто ещё не задавал их…
