Император отстранил жену и внимательно вгляделся в её заплаканное лицо:

— Значит, знаешь! — холодно прошипел он. — И чего же ты от меня хочешь?!

— На что я могу рассчитывать, кроме как на милосердие и снисхождение… Ведь прощение и примирение невозможны? — робко и покорно прошептала женщина.

— Нет! — Арнита трясло то ли от гнева, то ли от ужаса. — Ты должна будешь понести наказание.

— Пощади… — Ревидан было по-настоящему страшно. — Оставь мне жизнь… Я ещё пригожусь тебе…

— Если бы я хотел крови — убил бы тогда же. Придрался бы к очередной измене и убил. Сам. Даже палача звать бы не стал, — Арнит жестоко усмехнулся. — Я придумал кое-что получше. Знаешь, как Арнит стал Йокещем? Художник помог. Таково свойство его портретов. Ну, так вот мой приговор: та, которая уничтожила Сиэл, чтобы занять её место в душе Арнита, займёт это место по праву. Ты навсегда примешь её облик и имя… — он сделал мучительную паузу. — Нет… Пожалуй, её имя я оставлю в покое, как память о том, что могло быть, но не случилось… Не тебе касаться его. Оставь себе своё, пусть это будет моим подарком. А тобой… Что ж, тобой я стану любоваться, как напоминанием о несбыточной мечте и ещё о том, что отобранного не вернуть!

— Я согласна! На всё… лишь бы заслужить твоё прощение, Император! Любую клятву принесу, что не подведу тебя!

— Твоё согласие, женщина, не требуется. И клятвы тоже… Я повторяю — это приговор, а не договор. Прощения не будет, чем бы ни объяснялись твои поступки… Но ты действительно ещё можешь мне пригодиться, — ни один мускул не дрогнул на лице Арнита. — А теперь позови служанок, Ревидан, пусть приведут тебя в порядок! Ты всё-таки жена Императора… И нам негоже заставлять господина Живописца ждать нас так долго. Поэтому поторопись. Я буду в соседней комнате.

Пока камеристки вились вокруг жены Императора, она пыталась понять, что же, кроме несносной жизни в чужом теле, ей удалось выторговать. Пока довольно и этого… Однако чем дольше ведьма думала о произошедшем, тем больше разбирало её зло: да что же это такое! Опять эта глупая Сиэл победила её.

"Ну, это мы ещё посмотрим! Я не привыкла проигрывать! — кипятилась Ревидан. — Ладно, поживу пока так. Только когда-нибудь и Арнит будет умолять о прощении и снисхождении… И не только для себя. И не дождётся…"

Когда она вышла к мужу, то была ослепительна как никогда. Ни одна тревога не омрачала прелестное лицо. Беспечно улыбнувшись, она оперлась о руку Императора и пошла навстречу судьбе.

VII

Перед братом Мрендом лежал раскрытый медальон. Несмотря на то, что рисунок был выполнен провинциальным мастером, Художник оценил и тонкую работу, и точность изображения. Совсем юная девушка смотрела на мир ласково и весело, как будто впереди её ждала одна только радость. Такой Сиэл брат Мренд не застал. Теперь её образ предстояло отдать другой… Гнусная работёнка, но что делать…

Чтобы защитить Сиэл от неизбежного превращения в Ревидан, Художник срисовал портрет и спрятал в секретную часть своей папки… Едва он закончил, вошла Императорская чета…

…Нежные мазки ложились на холст. Так долго над портретом брат Мренд ещё не работал. Казалось, а может, так было на самом деле, что натура сопротивляется своему воплощению на холсте. И всё-таки прелестное, но холодное лицо Ревидан обретало всё больше общего с прототипом.

Тонкие черты лица… Дымчатого оттенка волосы… Изящная фигура… Плавные руки…

А глаза? Они, как ни бился брат Мренд, оставались жёсткими и безучастными. Ну и ладно! Художник сделал несколько маскировочных штрихов, чтобы хоть цвет совпадал.

Казалось, он уже должен был привыкнуть к метаморфозам своих работ, но каждый раз его начинал колотить озноб при виде очередного оживающего рисунка…

…Арнит бесстрастно наблюдал за тем, как постылое лицо замещается некогда любимым и вспоминал, что совсем недавно вот так же позировал для портрета Йокеща. Он прекрасно представлял себе, каково сейчас Ревидан и злорадно думал о её дальнейшей судьбе…

Брат Мренд закончил работу и развернул мольберт к Императорской чете. Йокещ милостиво кивнул. Его супруга, едва скользнула взглядом по холсту. Встала. Подошла к небольшому зеркалу, висевшему в дальнем конце зала. Долго и внимательно смотрела на своё отражение. Слегка пошатнулась. Обернулась и, любезно улыбаясь, произнесла:

— Прекрасная работа, господин Мастер! Я никогда этого не забуду…

— Не стоит благодарности, прекраснейшая госпожа! — растерянно поклонился Художник. — Я лишь исполнял заказ.

Ревидан снова одарила его фальшивой улыбкой, совершенно не шедшей к новому облику. Обернулась к мужу:

— Довольны ли вы, сир?

— Более чем… — соблаговолил произнести Император.

— Я устала. Позвольте мне удалиться!

Арнит снова кивнул.

Едва за женой закрылась дверь, Император поманил Художника:

— Где портрет?

— Вам не стоит на него смотреть, сир!

— Дай!

— Как пожелаете, сир, но право же… — брат Мренд с поклоном передал ему медальон.

Арнит схватил его! Открыл…

— Вот значит, куда она спряталась! — с ненавистью прошипел он и швырнул бывший портрет Сиэл в камин.

— Не надо! — попытался остановить его Художник. — Не надо… было этого делать… Теперь обратное превращение невозможно…

Он печально поклонился и стал собирать инструменты…

— И прекрасно! — рассмеялся Йокещ.

Он ещё не понимал, что только что развязал ветки…

ИЗ АМГРАМАНЫ В МЭНИГУ

I

— Мы пойдём вместе! И знать ничего не хочу! — едва дослушав, отрезала Римэ таким непререкаемым тоном, что Кинрансту ничего не оставалось, кроме как развести руками и сдаться. Выждав убедительную паузу, она спокойно и жёстко добавила, — Вместе, чего бы это ни стоило. Если наше путешествие окажется не опасно — это лишний повод побыть вдвоём. Ну, а в случае беды… кто-то будет должен позаботиться о тебе.

Несмотря на улыбчивую скромность и мягкий негромкий голос, Римэ всегда знала, как настоять на своём. Это упрямство, свойственное скорее мрачным кридонцам, нежели несколько отрешённым жителям Ванирны, всегда определяло её дорогу.

Так повелось с самых первых дней обучения, когда совсем юная госпожа Вокаявра, не предупредив никого из домашних, впервые увязалась за своим обожаемым учителем и пропала на полтора года. О том, что происходило в те поры, девушка никогда не распространялась, но вернулась она так же неожиданно и выглядела повзрослевшей и усталой. В тёмных глазах её, ранее озорных и весёлых, появился печальный отсвет опыта и выстраданной мудрости. О пророческом даре, открывшемся во время путешествия, Римэ также никому не рассказывала. Мол, к чему смущать окружающих, да и на себя нетрудно беду накликать. После возвращения она некоторое время была покладиста и тиха, чем несказанно радовала родителей и младшую сестрёнку, которые вечно тряслись над взбалмошной старшенькой, опасаясь неприятностей, в которые та постоянно влипала. То ли характер такой у неё был, то ли талант…

Так продолжалось несколько долгих лет, а потом Римэ ушла из дома окончательно. На этот раз она не спешила и обстоятельно попрощалась со всеми, объяснив родным, что так было предопределено и, мол, сейчас просто пришло время. Для остальных сударбцев это был бы весьма сомнительный аргумент… Для остальных, но не для жителей Ванирны, считавших предсказанную судьбу весьма серьёзной силой. Что происходило после того, как она покинула дом, оставалось только догадываться. До родных время от времени доходили смутные и путаные слухи о том, как она попала в лапы Квадры, и о том, как её спас от гибели некий Волшебник, может быть, даже тот, ради которого она второй уже раз оставила дом.

А потом был Дросвоскр. И она снова ждала. Упрямо и гордо, как всегда. У Римэ Вокаявры достало сил дождаться. Именно поэтому теперь, когда между Прорицательницей и Волшебником наконец-то не существовало преград, расставание на сколько-нибудь длительный срок казалось и немыслимым, и бессмысленным.