Она плакала. Рут не была астрономом — она знала, как установить электронный интегратор и управлять им, но Сверхновая Кратера была для нее простой точкой света. Она жаждала поведать ему самые сокровенные воспоминания детства, и ее больно ранило, что какая-то глупая звезда интересует мужа больше, чем гибель ее первой любви.

Форестер достал карманный бинокль и попытался объяснить Рут что такое сверхновая:

— Посмотри же, дорогая! Я отлично знаю, как выглядит эта звезда. Обычно она имеет одиннадцатую величину — слишком мало, чтобы быть видимой без мощного телескопа. А сейчас она не меньше минус девяти — двадцать величин разницы! Это означает, что она в сотни миллионов раз ярче, чем несколько дней тому назад. Это сверхновая — она здесь, в нашей родной галактике, всего в двух сотнях световых лет от нас! Такого шанса больше никогда не будет, даже через тысячу лет!

Пораженная и молчаливая, Рут смотрела на него, а не на звезду.

Клэй пытался заставить ее посмотреть на небо.

— Любая звезда, и наше солнце в том числе, обладает огромной атомной энергией. Миллионы и биллионы лет она светит нормально, выделяя определенное количество энергии. Иногда, выравнивая баланс, одна из них вспыхивает очень ярко и выделяет столько тепла, что уничтожает собственные планеты. Тогда мы получаем обычную новую. Но с некоторыми звездами случается иначе — стабильность утрачивается мгновенно. Звезда взрывается, предположим, с яркостью, в миллион раз большей, чем та, что свойственна ей изначально. Возникают потоки нейтрино, и сущность звезды полностью меняется — она превращается в белого карлика. Эта тайна до сих пор не разгадана — подобно тайне внезапного исчезновения связующей силы, которое приводит к расщеплению атома.

Блики звездного света придавали теплые тона волосам Рут, но лицо её казалось неестественно бледным, и слезы голубоватыми бриллиантами катились из ее карих глаз.

— Пожалуйста, дорогая! — он порывисто вскинул руку, указывая ладонью на мерцающую фиолетовую точку, и увидел тень от собственной руки на лице Рут. — Я знал, что звезда уже созрела — я изучал ее спектр. Я надеялся, что это случится при моей жизни. Компьютерный отдел уже завершил подготовительную работу, и у меня есть все необходимое оборудование для изучения звезды. Результаты могут быть ошеломляющими! Пожалуйста, дорогая! — Форестер с трудом переводил дыхание.

Рут грациозно поднялась на ноги и посмотрела на мужа. Они бросили корзинку и одеяло на берегу и помчались в Стармонт, надеясь успеть до рассвета — пока звезда была хорошо видна. Жена вместе с ним вошла в безмолвный сумрак гигантского купола, с чувством оскорбленной гордости наблюдая, как Форестер торопится установить специальные спектрографы и пластины, пока время позволяло наблюдать сверхновую.

Когда интуитивная догадка снизошла на Форестера, она ослепила доктора подобно свету изучаемой им звезды. Она высветила причины сбоя гигантского звездного механизма и преподнесла Клэю в подарок новую геометрию Вселенной, показав ему глубинные свойства уже давно знакомых элементов периодической таблицы.

В наступившей эйфории Форестеру показалось, что он нашел нечто большее — свою собственную первичную материю, конечное знание основ природы вещей, которое наука искала со дня своего возникновения. Доктор уверовал, что все законы Вселенной можно извлечь из обнаруженных им связующих нитей родомагнитных и электромагнитных полей.

Дрожа от охватившей его слабости, Форестер уронил и разбил лучшую часть пластин, которые с минимальной погрешностью показывали спектральные смещения, изменившие родомагнитное поле и разрушившие внутренний баланс звезды. Он сломал ручку, покрывая желтые страницы непонятными символами. Ни один древний алхимик, увидевший проблеск золота в расплаве, не был так безумно счастлив, как Клэй Форестер в момент своего триумфа.

Сейчас ему с тоской вспоминалась дрожь в руках и ногах, когда, выскочив из обсерватории в голубоватый туман ветреного зимнего утра без пальто и шляпы, он торопился добежать до двух комнат при компьютерном отделе, где обитал Айронсмит. Сонный юноша предстал перед доктором, и тот доверил ему свои расчеты.

Пьяный от воображаемого триумфа, Форестер размышлял о расширениях и изменениях нового уравнения, которое способно дать ответ на любой вопрос человечества: о начале, природе и судьбе всех вещей, о пределах пространства и механизмах времени, о смысле жизни, наконец. Он верил, что нашел тот самый краеугольный камень Вселенной, который тщетно искали многие поколения ученых.

— Очень срочная работа, — выдохнул Форестер. — Я хочу, чтобы вы все проверили прямо сейчас, особенно производную от «ро».

Сонное окаменение Айронсмита вернуло доктора к действительности, и он счел нужным извиниться:

— Простите, что побеспокоил так рано.

Молодой человек дружелюбно ответил:

— Ничего страшного. Я работал с машинами в отделе всего час назад, испытывал новый тензор. Ваши расчеты для меня не такое уж сложное дело, сэр.

Сгорая от нетерпения, Форестер наблюдал, как юноша лениво скользит взглядом по страницам, исписанным символами. Розовое лицо Айронсмита внезапно нахмурилось. Цокая языком, он покачал своей рыжей головой. Не говоря ни слова, с приводящей в ярость медлительностью, математик повернулся к клавиатурам и начал проворно работать с принесенными Форестером бумагами, закладывая задачи в рамки перфораций для чтения машинами.

Не имея терпения дождаться, когда машины закончат свой шелест и стук, Форестер вышел на улицу. Он шествовал по мокрым от росы газонам Стармонта с таким видом, словно только что сам сотворил эту планету. Наблюдая, как лучи восходящего солнца золотят пустыню, доктор уверял себя, что его пытливый ум отыскал наконец силу мощнее, чем энергия солнца. На какой-то час он стал великим. А потом Айронсмит приехал на своем старом велосипеде, сонно моргая и лениво жуя жвачку, и разрушил все великолепие видений Форестера.

Дружелюбно улыбаясь, клерк произнес, не замечая, какой сокрушительный удар наносят шефу его слова:

— Я нашел небольшую ошибку, сэр. Вот здесь, видите? Ваш символ «ро» не относится к делу — у него нет достижимой величины. А все остальное в полном порядке.

Форестер старался не показать, насколько сильно разочарован. Поблагодарив сонного юношу, доктор медленно побрел к грифельной доске и скрупулезно перепроверил свои подсчеты. Айронсмит оказался прав. «Ро» действительно сводилось на нет — главное сокровище Вселенной ускользнуло сквозь яростно сжатые пальцы Клэя. Неуловимая первичная материя снова не далась ему в руки.

Но, подобно алхимикам с материнской планеты, чьи неудачи привели к возникновению химии и создали базис для электромагнитной физики, Форестер все же открыл нечто новое. Финалом его сокрушительного провала стало новое знание, которого оказалось достаточно, чтобы изменить историю и нанести непоправимый вред пищеварительной системе доктора, а заодно и его браку.

Он открыл родомагнетизм, новое широчайшее поле для исследований, лежащее неподалеку от уже известного электромагнетизма. Да, он ошибся с этим злополучным символом, отнеся его к электромагнитным полям, но исправленное уравнение по-прежнему доказывало существование неизвестного энергетического спектра.

Сбалансированные внутренние ресурсы каждого атома, как он уже доказал, включали компоненты обоих видов энергии, хотя научный статус их взаимной эквивалентности по-прежнему не удавалось сформулировать. Элементы второй триады периодической таблицы свидетельствовали, что ключ к использованию нового спектра где-то рядом, как тот несовершенный философский камень, бывший одновременно железом, никелем и кобальтом — все они обладали сходными электромагнитными характеристиками энергии. С помощью родия, рутения и палладия Форестер открыл захватывающие глубины родомагнетики.

Как могла тайна, лежащая на самой поверхности, так долго не поддаваться ученым? Он часто задавал себе этот вопрос, потому что теперь особенности родомагнетики казались ему простыми и понятными, видимыми невооруженным глазом. Они никак не соотносились с электромагнитной физикой — вероятно, это и было ответом. Новый спектр обладал своими собственными закономерностями, тогда как ищущие разгадки люди мыслили уже известными категориями.