— Мы спросили о причине ее слез. Она сказала, что стала нервной с тех пор, как ей стало нечего делать в офисе или по дому. Она боялась вашего возвращения, потому что утрачивала молодость и красоту, — ответила машина.

— Но это неправда! Рут еще совсем молода! — Форестер нетерпеливо взмахнул рукой перед лицом неподвижного андроида.

— По сравнению с нашими телами из металла и пластика любое человеческое тело является очень хрупким и недолговечным Ваша жена боялась старости много лет — так она нам сказала. Но мы уничтожили ее страхи и сделали ее снова счастливой.

— Отведите меня к ней!

Едва дыша, Форестер последовал за гуманоидом по новому красноватому тротуару. Огромные двери бесшумно открылись, как только они приблизились. Пройдя мимо янтарных колонн, доктор попал в свое новое жилище, из которого еще не выветрились запахи новой синтетики. Стены покрывало некое подобие светящегося атласа, который мог становиться прозрачным либо принимать любую окраску по желанию владельца. Широкие ниши вдоль стен украшали живописные сцены из истории других миров, должно быть, тех, которые гуманоиды подчинили раньше. Однако Форестеру сейчас было не до чудесных новшеств.

В дверях комнаты для игр его едва не сбила с ног волна тяжелого запаха. Он хорошо знал его — так пахли духи Рут. Их аромат всегда нравился доктору, но сейчас он просто ударял в голову. Стены огромной комнаты сплошь покрывали яркие гобелены, изображающие играющих детей и животных, — наверное, гуманоиды скопировали их из какой-нибудь детской книжки.

Форестер обнаружил жену сидящей прямо на полу, вытянув ноги, в позе ребенка трех-четырех лет. Было похоже, что она вылила на себя целый флакон духов — запах стоял просто невыносимый. Гуманоид стоял возле нее и следил за ней с неусыпным вниманием. Поначалу Рут даже не заметила мужа.

Хриплым от страха и ужаса голосом доктор позвал ее:

— Рут! Рут, дорогая! — Колени его подгибались.

Она строила башенку из мягких разноцветных пластмассовых кубиков. Движения молодой женщины были осторожны, а на лице застыло сосредоточенное выражение. Услышав голос мужа, она повернула голову в его сторону, но не сделала никакой попытки встать. Посмотрев на доктора, она залилась веселым смехом, и Форестер понял, что ни возраст, ни внешность в самом деле больше не волнуют ее.

— Рут, бедняжка моя!

Она выглядела столь же молодой, как в ту ночь, когда голубой свет сверхновой разлучил их. Ее нежная кожа порозовела от лосьонов и массажа, а темные волосы были перекрашены в светло-русый цвет. Брови выщипаны, пожалуй, слишком сильно, а помада на губах слишком яркая. На ней было прозрачное голубое неглиже, которое раньше казалось ей чересчур откровенным. Вся тревога и страх полностью исчезли из ее огромных сияющих глаз.

— Привет! — наконец сказала она ему по-детски мягким и торжественным голосом, не выпуская из рук мягкие пластмассовые кубики. Длинные алые ногти странно сочетались с ее теперешней манерой держать вещи. — А ты кто?

Ужас на время лишил Форестера дара речи, но он заметил, что она все же узнала его. Пластиковый кубик выпал из ее руки и покатился по полу. Гуманоид мгновенно подхватил его и положил возле девушки, но она не притронулась к игрушке. В темных глазах жены доктор увидел напряжение — она словно силилась что-то вспомнить. Наконец Рут тихонько прошептала:

— Тебя зовут Клэй. Правда, Клэй?

Звучание ее неуверенного голоса вызвало слезы на глазах Форестера. Он рванулся к жене:

— Моя радость! Что они с тобой сделали?

Ее удивленные глаза засветились необъяснимой тоской и радостью, тонкие белые руки протянулись в импульсивном порыве навстречу Форестеру. Она не чувствовала охватившего его страха, но, рванувшись к мужу, опрокинула башенку из кубиков. Глаза ее по-детски округлились, а пунцовые губы искривились от громкого восклицания — совсем как ребенок, у которого отобрали игрушку.

— К вашим услугам, Рут Форестер. — Быстрый маленький гуманоид помог ей собрать кубики, и она принялась строить башенку заново. Растущая неуверенность ушла из ее глаз. Поглощенная игрой, она улыбалась от удовольствия. Форестер услышал счастливый детский лепет. Она забыла его.

Доктор чувствовал слабость в коленях и едва видел окружающее. Отвернувшись от Рут, он вышел в роскошный холл с галереей окон во многие миры, утраченные для человечества. Гуманоид закрыл бесшумно скользящую дверь. Глубоко вдохнув чистого воздуха, Форестер горько прошептал:

— Что вы сделали с моей женой?

— Мы просто вернули ей счастье и избавили от страхов, — зазвенел металлический голос андроида.

— А как же ее память? Вы знали, что она забудет меня?

— Забывание — важнейший ключ к человеческому счастью, как нам довелось узнать. Наш наркотик, эйфорид, стирает боль ненужных воспоминаний и ощущение страха. Останавливая разрушительное действие стрессов, он облегчает существование человеческому мозгу. Вы же сами видели, что Рут больше не боится старости, — бесстрастно отвечала машина.

— Вполне возможно! — воскликнул доктор. — Но разве она просила вас об эйфориде?

— В просьбе не было необходимости.

— Я не хочу этого! — голос Форестера дрожал и вибрировал от гнева. — Я требую, чтобы вы восстановили ее сознание, если это в ваших силах.

Машина быстро ответила:

— Сознанию вашей жены не нанесено никакого ущерба. Наркотик просто защищает ее разум от разрушительных воспоминаний и бессмысленных слез, которые совершенно бесполезны — особенно с тех пор, как наши услуги оберегают ее от любого вреда. Если вас это огорчает, возможно, вам тоже необходимо принять эйфорид.

Доктор оцепенел на мгновение. Слова отдавались в его сознании эхом серебристой музыки, пока до него вдруг не дошел их смысл. Приступ гнева охватил Форестера, и он с силой замахнулся, чтобы ударить гуманоида. Стальные глаза не изменили выражения, а тонкое лицо не попало под удар — андроид вовремя уклонился. Более того, он еще и удержал потерявшего равновесие Форестера от падения да пол.

— Это бесполезно, сэр — машина быстро отстранилась и замерла. — Многие люди во многих мирах пытались атаковать нас, но ни один не смог причинить нам вреда. Человеческие тела слишком слабы, а мозг реагирует слишком медленно.

Судорожно сглотнув, Форестер отошел от машины. Андроид все так же стоял на месте — прекрасный, добрый и полный готовности служить.

Гнев доктора перешел в панический страх. Он тихо пробормотал:

— Я… я вовсе не намеревался причинить вам вред. Просто я в шоке! — Доктор пытался унять волнение. — Я знаю, что скоро приду в себя и стану счастлив без вашего наркотика!

Машина спокойно ответила:

— Это решение лишь в нашей компетенции. Очень немногие люди способны обрести счастье без помощи эйфорида. Но вы можете попробовать, если хотите.

— Благодарю! И вы не станете меня наказывать? — Форестер не надеялся, что его выходка так просто сойдет с рук.

— Наша задача не наказывать людей, а служить им.

— Спасибо! Скоро я буду в порядке. Мне просто надо немного времени, чтобы поразмыслить, — пробормотал Форестер, заставив себя улыбнуться машине.

Ему действительно надо было хорошенько подумать, как добраться до старого исследовательского центра и попасть в подземное хранилище. Там, глубоко под землей, в полной боеготовности лежали три смертоносные ракеты, способные уничтожить Крыло IV и остановить гуманоидов. Но нельзя было раньше времени выдавать машинам свои намерения. Поэтому Форестер повернулся к ближайшей картине на стене и принялся разглядывать ее с видимым интересом.

Он увидел перед собой полное запустение — ураганы поднимали столбы красной пыли над белой пустыней, неся огромные массы мелкой гальки и вырванную с корнями скудную пустынную растительность.

— Это экраны родомагнитного телевидения, — пояснила машина. — Наши камеры установлены во всех интересных местах миров, где мы служим людям. Картинки могут меняться по вашему желанию.