Родионов. Несчастная, седая, в грязном платье! Оставь меня в покое, оставь!
Гнус. Вот тебе! (швыряет грязью из посуды) Вот!
Гаврилыч. Я бы мог стать капитаном, бороздить моря и океаны, если бы не она!
Гнус. Я не кидал бы вот так грязью, вот так, в пожилую женщину, потому что это низко и недостойно. Я уважал бы женщин! Но она могла меня бросить, бросить!
Адочка. Мне бы снились розовые слоны, а не вся эта грязь!
Родионов. Я ненавижу ее больше всех!
Соня (вне себя от ужаса, мечется по комнате). Простите меня! Пустите меня! Простите меня! Пустите меня! Простите меня, Ужас!!!
Соня пятится спиной к залу, на нее надвигается компания с искаженными лицами, они что-то кричат, но уже разобрать ничего невозможно. За их спинами становится Подросток, он прикладывает палец к губам, и внезапно звук исчезает, хотя, судя по лицам и жестам, они кричат еще сильнее. Где-то, непонятно откуда зовет Голос, зовет жалобно и безнадежно.
Голос. Соня! Соничка!! Соня, помоги! Соня!
Соня пытается проснуться, она хлопает себя по щекам, зачем-то бросается к двери, выглядывает в окно. Подросток убирает палец с губ, и снова крики, шум.
Гаврилыч. Куда? Держи ее, держи!
Соня. Отпустите, мне нужно проснуться! Меня зовут! Отпустите!
Адочка. Ну уж нет, праздник еще только начинается!
Гнус. Стойте, мамаша! Вы не отделаетесь легким испугом.
Родионов. Дорогая, не оставляй меня! Это несправедливо, я ведь всегда был рядом!
Соня (Родионову). Пусти! Я не нужна тебе! Я нужна там, на яву! Я должна вернуться, пока не поздно! Самое страшное, если будет поздно. Как вы не понимаете?
Адочка. Нет-нет! Мы не дадим вам проснуться, и не мечтайте!
Соня. Ах так! Ах так! Как будто я не знаю, как убежать от кошмара!
Влезает на подоконник.
Все. Ах! Ой!
Адочка. Это запрещенный прием!
Родионов (лицемерно заботливо). Ты разобьешься, крошка!
Соня. Ха-ха! Да я просто проснусь в своей постели!
Гнус (обиженно) Так не честно! Безобразие!
Соня поворачивается лицом к окну, теряет равновесие, хватается за луну, которая помогает ей удержаться на подоконнике.
Соня. Ай! Мне страшно...
Отпускает луну, которая долго раскачивается.
Родионов. Ладно, слезай давай, поиграла и хватит.
Ты чего застыла? Что с тобой?
Качающаяся луна начинает походить на чье-то большое лицо. Соня завороженно глядит на нее. Все остальные испуганно пятятся от окна.
Гаврилыч. Закрой, слышь? Шторы закрой.
Адочка. Какое знакомое лицо! Какое знакомое...
Гнус. Мне неприятно на него смотреть.
Гаврилыч. Что за рожа противная! Почти как моя.
Адочка. У нее рот как у шлюхи. Такой же алчный и пустой.
Гнус. Гнусное лицо.
Родионов. Мне кажется, что я его уже видел в каком-то кошмаре. Кошмар! Соня, иди к нам. Ну ее...
Луна корчит рожи и зловеще раскачивается. Все с ужасом смотрят в окно.
Адочка. Я хочу проснуться. Сейчас же.
Гнус (вцепившись в Адочкину руку). Меня не забудь.
Гаврилыч (сквозь зубы). Эй, вы! Только без паники. Сейчас кто-нибудь задернет шторы и - амба!
Гнус. Кто-нибудь...
Родионов. Соня! Отойди от окна...
Подросток осторожно снимает испуганную Соню с подоконника и отводит на безопасное расстояние.
Гнус (заикаясь). Она мне подмигнула... Вы видели?
Гаврилыч. Дурак! Это мне. Я узнал ее... узнал. Только почему у нее нету ног? Ужас-то какой! Закройте окно, слышите?
Родионов. Соня, слезь с подоконника... Не раскачивайся, упадешь...
Гнус. Это же... (возбужденно) Это же Хмырь! Я сдал его прошлым летом! Смотри, Адочка, это же он! Он через месяц откинется! Теперь подмигивает! Нужно шторы задернуть, немедленно!
Адочка падает в обморок, но никому нет до этого дела.
Гаврилыч (Подростку). Пацан, закрой шторы. Тебе что сказали! Убери этот кошмар.
Гнус. Ну, пожалуйста, что тебе стоит. Закрой его шторой! Не бойся!
Родионов (слабым голосом). Соня, слезь с подоконника. Кому говорят...
Соня (Подростку). Убери весь этот кошмар... Я больше не могу.
Подросток берет ширму и закрывает луну, окно, Гаврилыча, Гнуса и бесчувственную Адочку. В комнате остается только он и Соня.
Соня. Вот и хорошо... Вот и хорошо.
Мне в детстве часто снился один и тот же кошмар. Представьте себе: темная ночь, густые, тяжелые камыши. Себя я не вижу, но знаю, что это именно я пробираюсь сквозь камышовые дебри - ших-ших, ших-ших... и громко хлюпает вода под ногами. Вдруг, раздвинув следующие мокрые стебли, я вижу страшную, не покидающую с тех пор мое воображение картину: во мраке, среди камышей пылает большой костер, а в центре этого костра страшный человек с горящей головой. Желтые языки пламени водят вокруг человека свой адский хоровод. А он кричит... кричит так, как наверное и должен кричать человек, сгорающий заживо, а может и гораздо страшнее, потому что ничего страшнее я ни в жизни, ни во сне не слышала... Я бегу прочь, обратно, но крик несется вслед за мной, но не приближаясь и не отдаляясь, до тех пор, пока я не понимаю, что этот крик - мой. Крик мой, а кричу не я...
Тогда кто этот человек? Почему мы с ним встретились? Это был мужчина, с незнакомым, чужим лицом. Я никогда такого не узнала.
Гаврилыч (из-за ширмы). Может это был я?
Гнус. Почему? Лучше я!
Соня. Я никогда такого не узнала... Но я никогда не смогу забыть его, так же как и вас, приходящих ко мне так часто, в разном обличье, но с какими-то определенными целями, одна из которых - внушить мне ужас и раскаяние. Не страшно ли вам самим в этой роли? Не знаю, может быть, и мне приходится вот так вторгаться в чужой сон, в чью-то жизнь и копаться в ней, засучив рукава, как копается сумасшедшая в баке с отходами, отыскивая сломанный зонтик для игры в дождь, и давно не олицетворяющая себя с собой, потому что эта нить давно утеряна, и сознание погасло... И как хорошо, что оно погасло. Как хорошо, что я ничего не помню о себе в чужих снах, что я там делала, что говорила и, главное, что узнавала. Возможно, что совсем незнакомые люди часто узнают меня на улице, как хранительницу их самых сокровенных тайн и желаний. А я прохожу мимо, бессловесный сосуд, кошелек, ширма, надежный сейф для чужих снов. А они все равно меня ненавидят.
Адочка (скучающим голосом). Но вы не виноваты, ни в чем не виноваты... Все мы так... Не берите в голову.
Гнус. Вы не виноваты. Нет...
Гаврилыч (напевает). По морям, по волнам, сегодня здесь, завтра там...
Родионов. Выпустила бы ты нас, Соня... Скучно.
Соня. Ничего, скоро утро, пора и честь знать.
Родионов. И все из-за мальчишки.
Гаврилыч. Почему он ее защищает?
Адочка. Молчит все время, паршивец, словно знает что-то...
Гаврилыч. Нужен последний рывок. У меня есть план.
Шепот и смех за ширмой.
Соня. Наверное, уже утро, и все самое страшное позади. Скоро я проснусь и все пойдет своим чередом. Впереди выходные, я могла бы выспаться. Хорошо, что я вас сегодня больше не увижу. Хватит.
Устала. Даже думать о вас не хочу. Проснусь - и сразу же посмотрю в окно, чтобы забыть весь этот сон. Так надо.
Взбивает подушку на своей кровати.
Соня. Ну просыпайся же, Соня, пора. Нужно сварить борщ и позвонить Мироновой, пусть заглянет. С утра можно почитать детектив. Там и день пройдет. Растянуть бы его, этот день...
