Эта дорога идетъ холмистыми мѣстами, покрытыми большею частію мелкимъ березнякомъ; а частію, на расчищенныхъ мѣстахъ, пашнями. Въ настоящее время овесъ и ячмень только начинаютъ косить, ленъ еще частію стоитъ зеленый, нѣкоторый еще и цвѣтетъ. Вчера около Изборска, да и почти по всей дорогѣ сѣяли; нѣкоторые изъ здѣшнихъ жителей сѣютъ въ одну сторону: правой рукой бросаютъ влѣво; поэтому имъ приходится пройти вдвое больше; потомъ запахиваютъ и боронуютъ. Бороновать — въ Орловской, Рязанской губерніи считается и для работника и для лошади легкою работою; здѣсь не то: боронуютъ парою и не прямо, а кругомъ: работникъ или работница, перекинувшись на возжахъ назадъ, заставляютъ лошадей кружиться почти на одномъ мѣстѣ, и лошади, которыя здѣсь хороши, съ трудомъ могутъ работать; впрочемъ я видѣлъ — боронуютъ и на одной лошади, а послѣ этакой боронуютъ прямо. Иначе бороновать нельзя: вся пашня усѣяна въ буквальномъ смыслѣ камнями, отъ вершка до 2-хъ величиною, даже на хорошо взборонованной землѣ много камней величиною въ орѣхъ лѣсной. Здѣсь удобряютъ землю особеннымъ способомъ — тютежи жгутъ: берутъ хворостъ, обкладываютъ землей, такъ-что эти тютежи имѣютъ форму призмы, длиною смотря по величинѣ хвороста, а въ вышину до трехъ четвертей, и потомъ зажигаютъ; когда тютежи сгорятъ, ихъ разбрасываютъ; такихъ тютежей дѣлаютъ столько, чтобъ пережечь всю землю, вершка на два или на три въ глубину.

Я сошелъ съ большой дороги и подошелъ къ одному пахарю, полувѣрцу лѣтъ пятидесяти, одѣтому по-русски, въ шляпѣ съ огромными полями.

— Помогай Богъ!

— Спасибо! отвѣчалъ тотъ: спасибо, добрый человѣкъ. Посѣяли — надобно бы дождеца, да Богъ не даетъ.

— Здѣсь будешь сѣять? спросилъ я, указывая на вспаханную цѣлину.

— Теперь нельзя: одна дернина: на будущій годъ засѣю — хорошо уродится.

Около дороги часто попадаются чисто вырѣзанные, на землѣ, вершка въ полтора глубиною, знаки.

Эти знаки или гербы полувѣрцы кладутъ на своихъ участкахъ, чтобъ знать, кому чинить дорогу, и надо правду сказать: дорога здѣсь очень исправна.

На 9-й верстѣ лежитъ озеро Устицъ, окруженное горами, покрытыми лѣсомъ.

Въ коренной Руси такого уединеннаго мѣста отыскать рѣшительно невозможно; къ такому озеру непремѣнно бы пришли и построились, а Чухонецъ хоть за полверсты, а ушелъ и отъ озера. На берѣгу его, на крутой горѣ и очень красивомъ мѣстѣ, стоитъ гранитный крестъ около 1 1/2 аршина вышиной, на которомъ на верхней части высѣченъ крестъ, а на прочихъ надпись — 1748 году Малороссійскіе полки были зде….. и походу Лубенскій…., двѣ строки я не могъ прочитать.

Отойдя верстъ 14 отъ Изборска, я пошелъ въ деревню, которая виднѣлась въ сторонѣ: мнѣ пришлось идти, до той деревни съ версту полемъ, засѣяннымъ горохомъ, капустой, картофелемъ. Въ рабочую пору и въ Русскихъ деревняхъ не скоро кого нибудь отыщете, но все-таки скорѣй, чѣмъ въ Чухонской. Я прошелъ всю деревню и въ послѣдней только нашелъ хозяевъ дома. Я попросилъ молока у Чухонки; та плохо понимала по-русски; но все-таки поняла и объявила, что молока нѣтъ. Я пошелъ въ избу, гдѣ былъ хозяинъ.

— Да какого тебѣ: кислаго? спросилъ онъ.

— Да хоть кислаго; я заплачу.

Хозяинъ, ничего не говоря, вышелъ, а черезъ минуту хозяйка принесла небольшую чашку молока, хлѣба, и ушла. Я поѣлъ, хотѣлъ разсчитаться, но не съ кѣмъ было: всѣ хозяева ушли! Все не по-русски: Русскій всегда радъ гостямъ; онъ непремѣнно потолковалъ бы, спросилъ бы о новостяхъ; а Чухонецъ любитъ землю пахать: ему ни до чего другаго дѣла нѣтъ. Избы у нихъ тоже не Русскія: въ двухъ стѣнахъ квадратныя аршина въ полтора окна, раздѣленныя переплетами на 9 квадратовъ, въ углу на лавкѣ стоитъ кіотъ съ иконами; столъ стоитъ близъ лавки посреди стѣны; въ сѣняхъ тоже икона.

Печерскій монастырь стоитъ по обѣ стороны лощины, по бокамъ крутыхъ горъ; онъ начинаетъ показываться верстъ за семь, но потомъ опять прячется за лѣсомъ, а совсѣмъ открывается, когда уже подойдешь къ самому монастырю, окруженному огромными стѣнами, съ полуразрушенными башнями. Стѣны и башни сложены изъ плитняка, часто довольно крупнаго; но попадаются большіе камни: есть до аршина въ поперечникѣ. Эти камни лежатъ въ стѣнѣ по одному между мелкими, или по нѣскольку. Стѣны были обведены валомъ и рвомъ, въ которомъ и теперь частію видна вода. Я всходилъ на Михайловскую башню, очень не высокую, но откуда видъ по лощинѣ и вдоль — очень хорошъ. По выходѣ изъ монастыря (по здѣшнему номастырь) я нашелъ трехъ мальчиковъ, играющихъ въ слѣдующую игру: одинъ изъ нихъ, указывая при каждомъ словѣ, поочереди на себя, на другаго и на третьяго, говоритъ:

Кому пришлось хрупъ, того посылаютъ отбѣжать куда нибудь; остальные въ это время прячутся и ихъ должно искать. Посидѣвъ немного съ ними, я пошелъ и встрѣтился съ однимъ здѣшнимъ старожиломъ, котораго и зазвалъ къ себѣ на чай.

— Давно ли монастырь стоитъ? спросилъ я его.

— Давно, еще за Грознаго царя, — сталъ говоритъ мой собесѣдникъ: были въ Изборьскѣ отецъ съ сыномъ, оба благочестивые люди и охотники на птицу, на звѣря ходить. Пришли эти отецъ съ сыномъ на это самое мѣсто, гдѣ теперь пещеры, и понадобилось имъ на что-то древо. Взяли они топоръ и срубили себѣ древо. А въ старые годы тутъ дремучій лѣсъ стоялъ; срубили они древо, а то древо повалило съ корня другое, и отъ того древа открылась пещера; на стѣнѣ пещеры была надпись: «Богомъ зданная (созданная) пещера». Въ срединѣ той пещеры пѣли ангели и благоханье было слышно. Отецъ съ сыномъ вошли въ ту пещеру и нашли тамъ тѣло монаха Марка. Тѣло оставили они въ гробу, а сами вошли въ Изборьскъ. Съ-тѣхъ-поръ сталъ открываться монастырь, стали строить церковь; только переднюю стѣну выведутъ, а тѣ просто изъ песку въ горѣ вырѣжутъ. Пещеръ тамъ на сколько — не извѣстно. А говорили только, что эти пещеры съ Кіевскими сходятся. Сперва-то можетъ и сходились, ну а теперь много обвалилось.

— Случалось ли, чтобъ непріятель бралъ монастырь? спросилъ я.

— «Нѣтъ, никогда ни одинъ не входилъ. Подступалъ Стефанъ Баторій подъ нашъ монастырь, такъ Николай Угодникъ днемъ верхомъ ѣздилъ вокругъ монастыря, а по ночамъ пѣшой ходилъ; а съ Угодникомъ было сорокъ мучениковъ. Баторій ничего и не сдѣлалъ. Это все правда: въ писаніи есть.»

— Въ какомъ писаніи?

— «Не знаю въ какомъ, а только есть.»

Какъ-то разговоръ дошелъ до Риги.

— Говорятъ: Рига рано ли, поздно — провалится, сказалъ онъ: но тому случаю, что изъ-подъ Риги къ Питеру подъ Неву ходъ подведенъ, въ случаѣ войны, отъ непріятеля.

— А моя родительница была въ Ригѣ, - перебила моя хозяйка, баба лѣтъ 40: моя родительница была въ Ригѣ, гдѣ былъ подошедши тогда шведъ; при ней и случилось. Прежде Ригою управляла королевна. Вотъ эту королевну, мать что-ли, или не знаю кто — прокляли. Эта самая королевна черезъ сколько лѣтъ выходитъ изъ рѣки, проситъ у часоваго креста. Часовой не посмѣлъ дать креста королевнѣ; на другой день поставили на то мѣсто двухъ часовыхъ; ну она, какъ бы тамъ ни было, обратилась въ свое мѣсто. Народъ болтаетъ: дай часовой ей крестъ — королевна была бы опять въ Ригѣ, Ригой бы правила, а часовой на ея мѣстѣ.

— Чѣмъ здѣсь народъ занимается? спросилъ я своего хозяина (изъ Чухонцевъ).

— Большею частію всѣ землепашцы; а то здѣсь многіе занимаются: сапоги, пастолы (по-русски поршни — кожанный лоскутъ, которымъ обвязываютъ ногу).

— Многіе здѣсь занимаются этимъ промысломъ?

— По нашимъ Печорамъ должно-быть человѣкъ 50; у насъ 4 завода небольшихъ, по два работника, да подмастерье; подмастерье этотъ всѣми заводами управляетъ. А то еще хозяева сдаютъ по домамъ шить сапоги, по 20, по 25 коп. сер. за пару; а послѣ везутъ на ярморки въ погостъ «Лизавета Захарьевна [29], въ Ряпино: тамъ мыза большая, бумажный, пильный заводъ; мельница — муку, соль съ Талабска мелетъ; такъ кожевенники наши возами на ту ярморку сапоги, пастолы возятъ; воза по два возятъ. А то у кого есть цѣлковыхъ 10, 20, тотъ купитъ себѣ товару, нашьетъ сапогъ и отвезетъ самъ на ярморку; который паръ 20, который паръ 40.