Сказалъ это офицеръ, посмотрѣлъ кругомъ: видитъ въ комнатѣ только они вдвоемъ съ бариномъ сидятъ, а больше никого нѣтъ.
— Коли вы, баринъ, говоритъ офицеръ: — не боитесь Тришки, мнѣ и подавно его бояться нечего!…
— Отчего жь такъ? спросилъ баринъ.
— Оттого такъ, баринъ, что я тотъ самый и есть Тришка Сибирякъ; такъ мнѣ самому себя бояться не приходится.
Баринъ такъ и обомлѣлъ отъ великой робости.
— Слушай, сказалъ Тришка, а самъ изъ кармана пистолетъ вынулъ:- слушай, просилъ я у тебя, баринъ, тысячу, не для себя просилъ, а просилъ для твоихъ же рабовъ, — ты не далъ; наказалъ тебѣ: просилъ двѣ тысячи, ты и тутъ не восчувствовалъ! Теперь ты давай мнѣ двадцать тысячъ: двѣ тысячи я отдамъ твоимъ мужикамъ, а остальные, что тамъ останется, на свою братію возьму: надо что нибудь и намъ съ твоей милости на водку подучить. За такую науку какъ не взять!…
Баринъ стоитъ, только глазами хлопаетъ: никакъ того дѣла въ тонъ не возьметъ…
— Полно, баринъ, глазами-то хлопать, разсчитаемся честно, да и Богъ съ тобою и со всѣмъ; мнѣ некогда, пора домой.
— У меня деньги, говоритъ баринъ, какъ опомнился: — въ другой комнатѣ; ты здѣсь погоди, я тебѣ сейчасъ всѣ сполна принесу.
— Охъ, баринъ! молодецъ баринъ: подростешь — шутъ будешь! Думаешь надуть? Васъ мало обманываютъ, а то еще онъ хочетъ обмануть!
— Да, я право… да я ей Богу, забормоталъ баринъ.
— Ничего, баринъ, сочтемся! Ты ступай спереди, а я хоть и сзади, только знакъ пальцемъ кивнешь — въ затылокъ пулю пущу. Ты дѣлай свое дѣло, а я свое сдѣлаю.
Баринъ пошелъ передомъ; а позади барина Тришка Сибирякъ. Вышли за двери, а въ другой комнатѣ народу-то народу! Да всѣ съ ружьями!
Перешли еще въ другую комнату — тамъ никого нѣтъ… Отсчиталъ баринъ денежки, ровно двадцать тысячъ, отсчиталъ, отдалъ Тришкѣ, остальныя завернулъ, и опять подъ замокъ.
— Видишь, я не въ тебя, я слово держу: обѣщалъ быть у тебя въ гостяхъ — былъ; далъ слово взять двадцать тысячъ — взялъ двадцать, больше не беру; а хоть видишь самъ, и всѣ бы отнялъ, ничего дѣлать, всѣ своими руками бы отдалъ. Теперь проведи ты меня хоть за версту отъ деревни, а тамъ и простимся.
Баринъ проводилъ самъ, самолично Тришку съ товарищами за ворота, а такъ еще версты полторы, да и раскланялся…
— Смотри-жь, на прощаньи наказываетъ Тришка барину: смотри жь, мужиковъ не обижать. Обидишь мужиковъ, Богъ тебя обидитъ, а то, можетъ, и я грѣшный къ тебѣ тогда въ гости побываю!
Съ тѣхъ поръ баринъ шолковый сдѣлался! Что значитъ хорошая наука — много значитъ!
И много онъ училъ ихъ братію! Ѣдетъ разъ мужичонко съ возомъ; а на возу было накладено, что и на хорошей лошади не свезти; а у мужичонка была лошаденка плохеньхая, а еще и поклажа-то барская; съ которой стороны ни поверни, все тяжело!… Ѣдетъ мужикъ съ возомъ, горе мычитъ, а на встрѣчу ему катитъ шестерикомъ самъ баринъ. Поровнялся баринъ съ мужикомъ.
— Стой кричитъ баринъ: — стой, что ты тихо ѣдешь? Отчего у тебя лошадь не везетъ?
Не успѣлъ баринъ хорошій раскричаться какъ надо, какъ изъ-за куста выросъ какой-то мужикъ, снялъ шапку, низехонько поклонился барину, да и говоритъ:
— Пожалуйста, баринъ, ваше благородіе, окажи такую милость: подари ты этому мужику лѣвую пристяжную…
— Какъ ты смѣешь, мужикъ, мнѣ это говорить, дуракъ! закричалъ баринъ.
— Ужь сдѣлай милость, пристаетъ мужикъ: — подари мужику лѣвую пристяжную!…
— Какъ ты смѣешь мнѣ это говорить? да знаешь, что я съ тобою сдѣлаю!?… да кто ты такой?…
— А осмѣлюсь вашей милости доложить: я человѣкъ небольшой, а прозываюсь Тришка Сибирякъ.
Какъ услыхалъ баринъ, что передъ нимъ стоитъ Тришка Сибирякъ, куда и прыть вся дѣлась!…
— А, говоритъ, здравствуй, Триша! Возьми лошадь, какую хочешь! пусть мужичокъ доѣдетъ до дому, я и пятерикомъ доѣду, лошади ничего не сдѣлается; послѣ только пусть назадъ приведетъ.
— Нѣтъ ужь, баринъ хорошій, подари пожалуйста мужичку совсѣмъ лошадку; а ты прикупишь еще лошадку, а то и пятерикомъ проѣздишь, и пятерикомъ тебѣ чай можно… На своихъ лошадяхъ ты ѣздишь не далеко, а подальше, чай, на сотскихъ!
— Изволь, Триша, изволь! я для тебя, Триша, и совсѣмъ могу это сдѣлать, могу и подарить!
— Только ужь не изволь, баринъ хорошій, лошадки отнимать у мужика. Не для себя прошу, прошу для твоего же здоровья: ты знаешь, можетъ, мой обычай; не введи, для Христа, меня во грѣхъ.
— Изволь, изволь!
Припрегъ мужикъ къ возу лѣвую пристяжную, да съ крестомъ да молитвой благополучно и до дому доѣхалъ, да еще и послѣ сколько на той лошади ѣздилъ…
Никого Тришка Сибирякъ не обижалъ крѣпко, развѣ какого барина лихаго до крестьянъ, что разъ поучитъ — не послушаетъ, другой разъ поучитъ — въ толкъ не возьметъ, такъ такому лихому подъ колѣнками жилы подрѣжетъ — «чтобъ не оченно, говоритъ, прытко бѣгалъ!» Вотъ только и всего!..
Велѣно было поймать Тришку во что бы то ни стало. Поѣхалъ отыскивать Тришку исправникъ; пріѣзжаетъ исправникъ на станцію, на станціи сидитъ купецъ, пьетъ чай съ пуншемъ.
— Не угодно ли вашему благородію чайку покушать? спросилъ купецъ исправника.
— Пожалуй! отвѣчалъ исправникъ, подсаживаясь къ столику:- пожалуй, на дворѣ-то ужь очень холодно.
— Холодно-съ, извольте-ко-съ чашечку…
Слово за слово и пошелъ разговоръ.
— Куда ѣдете ваше благородіе?
— Да вотъ туда-то.
— А позвольте спросить: по какой надобности ѣдете, ваше благородіе?
— Тришку Сибиряка надо поймать.
— Почему жь вы, ваше благородіе, знаете, что такъ Тришка Сибирякъ долженъ быть?
— Мнѣ передали, что Тришка Сибирякъ нынѣшній день поѣдетъ отсюда, съ этой станціи туда-то; а передали мнѣ самые вѣрные люди.
— Такъ-съ… а хотѣлось бы мнѣ посмотрѣть, какъ ваше благородіе изловите этого разбойника Тришку Сибиряка. Очень бы хотѣлось!…
— Что жь, это можно.
— Какъ же, ваше благородіе?
— Да поѣдемъ со мной вмѣстѣ.
— Сдѣлайте милость, батюшка, ваше благородіе! дѣло-то ужь очень занятное.
— Изволь, изволь.
Напились они чаю, да и поѣхали вмѣстѣ въ исправницкой бричкѣ; дорогой большое толковали все о Тришкѣ: какъ его, разбойника, исправникъ своими руками поймаетъ, и самъ его въ городъ въ острогъ засадитъ.
— Какъ же вы, ваше благородіе, узнаете этого разбойника, Тришку Сибиряка?
— Какъ не узнать! у меня примѣты его имѣются, говоритъ исправникъ.
— А позвольте взглянуть.
Исправникъ подалъ купцу примѣты.
— «Волосы русые, брови черные, сталъ читать купецъ, лѣтъ отъ роду тридцать»… Баринъ, да вѣдь это, пожалуй и на меня смахиваетъ!…
Глянулъ исправникъ, съ нимъ точно сидитъ не купецъ, а самъ Тришка Сибирякъ.
— Слушай, исправникъ, заговорилъ Тришка, васъ дураковъ мало обманываютъ, а ты еще и меня хотѣлъ обмануть! Вотъ тебѣ и наказаніе: ступай пѣшкомъ домой!
Нечего дѣлать, исправникъ вылѣзъ изъ брички, да и бричка-то была новая, вылѣзъ да поплелся домой — откуда пришелъ, а Тришка покатилъ куда ему надо было!
Тришка Сибирякъ, какъ я уже сказалъ, что его смѣшиваютъ съ Засоринымъ, Сиротой, Дубровой и другими, то и всѣ они никого не убивали; только ужь когда честію не возьмешь — злыхъ помѣщиковъ учили, и тою же наукой подъ колѣнками жилки подрѣзывали, и опять-таки для того все, чтобъ не швыдко бѣгали.
Сохранились и теперь преданія: что до назначенія Орла губернскимъ городокъ, на рѣкѣ Окѣ моста не было, и что въ самый годъ этого назначенія началось здѣсь судоходство; въ первый разъ отправились только двѣ маленькія барки по 12 саженъ длиною, и какъ дѣло было для орловцевъ новое, то почти весь городъ провожалъ эти барки верстъ за десять. И теперь есть старики, которые помнятъ, что въ Орлѣ былъ одинъ только трактиръ, одна табачная лавка; будочниковъ, пожарныхъ солдатъ совсѣмъ не было: на пожаръ сбѣгались и тушили сами жители; которые опаздывали или совсѣмъ не приходили, съ тѣхъ брали пени. По ночамъ караулили по очереди сами хозяева, и между очередными караульщиками случались караульщицы — женщины и дѣвушки.
