Но даже его палка, крепкая опора его увядающей мужественности, не была настолько сильной, чтобы спасти эту старую женщину от могилы. Палка помогала до самого конца, но однажды встала у кровати, которая была белой и холодной. Такой же белой и холодной, как снежный сугроб, который пришлось раскапывать, чтобы миссис Данфорт смогла лечь рядом со своим мужем.

Сара Джонс отсутствовала уже несколько месяцев, когда по деревне пошли слухи, что эта школьница завоевала Манхеттен. Говорили, что сквайр [13] Джонс получил письма от богатого торговца, что он поедет вниз по реке, чтобы привезти дочь домой и отпраздновать свадьбу, и что Сара Джонс станет настоящей леди.

Это сообщение изменило поведение миссис Джонс. Когда она появлялась на улице, она держалась ещё более надменно и делилась со всеми намёками и полунамёками, как будто страстно желала облегчить свою душу и раскрыть тайну, которую пока не могла раскрыть.

Когда Джонс в самом деле уехал на Манхеттен, начали шептаться о том, что его жена взяла для себя в магазине отрез дорогого ситца и купила мальчикам новые шерстяные шляпы, и предположения стали более определёнными; кто-то смело утверждал, что Сара Джонс выходит замуж за богача и что поэтому её мать задирает голову выше обычного.

Через три недели после этого миссис Джонс, каждое движение которой изучалось с подлинно деревенской тщательностью, решила провести в доме уборку, для чего наняла на подённую работу одну старушку. Однажды вечером с насеста исчезли все индейки и курицы, а на скотном дворе появились следы убоя. Всё это держало общественность в состоянии приятного возбуждения.

На следующее утро после убоя миссис Джонс была очень занята. Утром она посыпала отдраенный пол в гостиной белым песком и новым веником очень умело разметала его в виде ёлочки. После этого она наполнила камин ветками тсуги и белой сосны, оплела зеркала венками из спаржи, алой от ягод, и как раз ставила в большой кувшин на каминной полке охапку цветов, которые мальчики принесли из леса, когда её младший сын прибежал с мыса, чтобы сообщить, что шлюп показался на горизонте и на всех парусах идёт вверх по реке.

— О боже, у меня почти ничего не готово! — воскликнула встревоженная домохозяйка, хватая горсть лилий, так густо усыпанных багровыми пятнами, что золотистые колокольчики, казалось, сгибаются под тяжестью рубинов и гранатов, и засунула их между пышными цветами жимолости и ветками кизила.

— Эй, Нед, дай-ка мне веник, живее! И не шаркай ногами по песку. Итак, — продолжила она, убирая осыпавшиеся листья и цветы с каминной полки и торопливо оглядывая комнату, — чего тут ещё не хватает?

Кажется, всё было в порядке даже на её требовательный взгляд. В одном углу стоял сложенный чайный столик, и на его гладкой поверхности отчётливо, как в зеркале, отражалась ёлочка, нарисованная на песке. Стулья были на своих местах, диван украшали новые, блестящие малиновые подушечки и накидка. Да, больше делать было нечего, но добрая женщина прошлась фартуком по безупречно чистому столу, махнула им по стулу, а затем вышла, убеждённая, что ни одна пылинка не опорочит возвращение её дочери домой.

Миссис Джонс закрыла дверь и поспешила в спальню, чтобы проверить, всё ли там в порядке. На кровати, посреди белоснежной накидки оттенками красного, зелёного и жёлтого лучилось лоскутное одеяло, расшитое узорами, которые старые леди называют «восходящим солнцем». Простыня без единого пятнышка была осторожно завёрнута на верхнюю часть одеяла, и всё это венчала пара подушек, белых, как сугробы только что выпавшего снега. Кувшин с розами, что стоял на подоконнике, проливал нежный свет на муслиновые занавески, обвязанные лентами с обеих сторон окна, и свежий ветер развеивал аромат роз по всей маленькой комнате.

Миссис Джонс удовлетворённо оглядела спальню и затем поспешила в комнату, приготовленную для дочери. Она начала облачать свою миловидную фигуру в ситцевое платье, которое произвело в деревне такую шумиху. Она только просунула руки в рукава, когда дверь открылась, и показалась голова старушки, на несколько дней нанятой в помощь.

— Послушайте, миссис Джонс, я никак не могу найти начинку.

— Боже мой, неужели индейка ещё не в печи? Мне что, разорваться на тысячу кусков? Зачем вы пришли ко мне? Вы не можете начинить индейку без моей помощи?

— Дайте мне колбасы, только и всего. Я всё обыскала и нигде её не нашла.

— Колбасы? Миссис Бейтс, вы думаете, что я позволю начинить эту превосходную индейку колбасой?

— Ничего не знаю, но скажу, как есть, миссис Джонс. Если вы подняли такую суматоху только из-за того, что ваша дочь возвращается домой с богатым красавчиком, то лучше готовьте сами; здесь никто на работу не напрашивается, — пронзительным голосом возразила старушка, так хлопнув дверью, что задрожал весь дом.

— Сейчас эта старая кошёлка уйдёт, и только для того, чтобы мне насолить, — пробормотала миссис Джонс, пытаясь подавить своё раздражение.

Она открыла дверь и позвала разгневанную помощницу:

— Миссис Бейтс, вернитесь, вы меня не дослушали. Возьмите куриную печёнку, порубите её с хлебом и маслом, приправьте хорошенько, и, смею сказать, получится отличная начинка.

— Ну, что ж, а чем приправлять — шалфеем или чабрецом? Я хочу, чтобы всё было как надо, — ответила старушка, смягчаясь.

— Немного того, немного другого, миссис Бейтс… О боже, посмотрите, как сидит платье?

— Зачем спрашивать, миссис Джонс? Вы выглядите, как новенькая булавка. Просто прелесть!

Жена сквайра не забыла чувств, которые испытывала в дни юности, и похвала старушки возымело действие.

— Я распоряжусь, чтобы сегодня вечером вам принесли из магазина немного чая и сиропа, миссис Бейтс, и…

— Мама! Мама! — закричал юный Нед, врываясь в комнату, — шлюп уже повернул и вошёл в нашу речку. Я видел на палубе трёх человек, и я почти уверен, что один из них — отец. Они скоро будут здесь.

— Боже мой! — пробормотала старушка, торопясь в кухню.

Миссис Джонс обеими руками разгладила складки на новом платье и побежала в гостиную. Она заняла место у окна, на жёстком стуле с высокой спинкой, напустив на себя вид важного аристократизма, как будто всю свою жизнь только и делала, что принимала посетителей.

После нескольких минут тревожного ожидания она увидела, что от реки идут её муж и дочь, а вместе с ними — чрезвычайно изящный молодой человек, одетый по моде того времени, во внешнем виде и походке которого проявлялись черты высокой породы и утончённости. Он слегка склонил голову и, казалось, что-то говорил юной леди, которая держала его под руку.

Когда мать смотрела на свою прекрасную дочь, которая возвращается домой в таком сопровождении, её сердце забилось от гордости и любви. Она чувствовала восторг от того, что почти каждый человек в деревне мог наблюдать, с какой учтивостью, с каким почтением обращается к ней прекраснейший и богатейший манхеттенский торговец. Она видела, как её дочь жадно смотрит на дом, как её шаги ускоряются, словно она раздражена медленным шагом своих спутников. Сердце миссис Джонс захлестнула материнская любовь, и она забыла о гордости, желая только прижать к груди своего первенца. Она побежала к двери с лицом, сияющим от радости, с распростёртыми руками, и на губах уже дрожали тёплые приветственные слова.

В следующий миг она обняла своё дитя, и они расцеловались, нежно глядя друг на друга сквозь пелену слёз и улыбок.

— О, мама! Милая, милая мама, как я рада, что я дома! Где мальчики? Где малыш Нед? — спрашивала счастливая девушка, поднимая голову и жадно оглядываясь в поисках других столь же любимых родственников.

— Сара, ты не разрешишь мне поговорить с твоей матерью? — попросил отец, и в его голосе слышалось искреннее восхищение этой сценой.