Тео еще раз затянулся из костяного мундштука, любуясь пылающими, как напалм, звездами – как бы ни разочаровывала и ни пугала его Эльфландия, ради звезд в ней стоило побывать, – и тут его нашел Кумбер.

– Я тебя обыскался – слушай, ты что здесь делаешь?!

Тео не спеша выдохнул дым и ответил:

– Да вот, с новыми друзьями тусуюсь. Курю духову травку. Так ведь она называется, да? – спросил он у музыкантов. Те, и раньше не особенно разговорчивые, с приходом Кумбера совсем смолкли. – Клевая, в общем, штука. Хочешь?

– Нет, нет! – замахал руками Кумбер. – Бросай это дело и пошли, не то мы опоздаем. Пуговица вот-вот начнет свой рассказ.

– Эти ребята говорят, он ни за что не начнет, пока не придут все, кто ему нужен. Правда ведь, Пробка?

Гоблин, игравший на струнном инструменте, медленно кивнул.

– Он знает, когда начинать.

– Ну... нам все равно пора, Тео. Надо поговорить кой о чем.

Тео вернул длинную трубку Пробке. Тот выколотил ее о босую пятку и спрятал в карман мешковатого балахона.

– Ладно, ребята, спасибо. И за то, что позволили попеть с вами, тоже спасибо.

– Ты что, пел с ними? – заволновался вдруг Кумбер. – Тебе, случайно, никто не давал попробовать приворот? Или пиксов порошок?

Музыканты, переглянувшись, потихоньку начали расходиться. Кто-то задудел тихий мотивчик, а Пробка, оглянувшись на Тео, улыбнулся в густую шерсть на лице. Некоторые вещи одинаковы повсюду, и одна из них – то, как музыканты реагируют на добропорядочных членов общества.

Кумбер ухватил Тео за локоть и чуть ли не силой поволок прочь.

– В чем проблема-то? – спросил его Тео. – Они так хорошо меня приняли. – Вообще-то он не особенно огорчился, поскольку духова трава запечатала те щели его разума, откуда дуло особенно сильно. Он испытывал теплое чувство сопричастности всему во вселенной, начиная с полыхающих звезд. – Что это за пиксов порошок, из-за которого ты так паникуешь? Он создает зависимость, что ли?

– Да, создает, но главное в том, что его делают из настоящих пиксов.

– Из живых?!

– Из мумий. Так что смотри не поддавайся, если тебе кто-нибудь предложит. Я беспокоюсь потому, что его, по слухам, продают гоблины – в основном детям богатых Цветков.

– Эти парни просто лабухи. Притом хорошие – тебе бы надо послушать. Я поучаствовал, и нам всем было в кайф.

– Ты не перестаешь меня удивлять, – покачал головой Кумбер. Он уже не держал Тео за руку, но шагал очень целеустремленно, и Тео с трудом поспевал за ним. – И как тебе это?

– Что, петь?

– Нет, курить. Я... никогда не пробовал.

– Даже в универе? Чем же ты там занимался, слушай?

– Учился, – сухо ответил Кумбер. – Не у всех есть богатые папы и репетиторы, чтобы помочь выдержать финальную трансмутацию.

Тео хотелось подразнить феришера, но видно было, что у Кумбера наболело.

– Ну, не так уж и много ты потерял. Трава и трава... как марихуана у нас дома или несколько банок пива. Пока, во всяком случае. Это мой первый раз – может, через час я начну орать и видеть зеленых тигров.

– После каждой сессии Цирус и другие брали меня куда-нибудь выпить. В первый-то раз я гордился и волновался немного – как же, ребята из таких семей. А потом перебрал и опозорился: стал плакать и говорить, как скучаю по дому. Знаешь, что сделал Цирус на следующий день?

– Нет.

– Опять позвал меня с ними. Им, видишь ли, понравилось представление. Смешной маленький феришер, который пить не умеет.

– Ну, если вспомнить, что я видел в том вашем клубе, то тебе, наверно, вообще пить не надо – с тобой тогда всякие чудеса начинаются. Так иногда бывает, если кто-то слишком зажат, пока трезвый. Не обижайся только – ты ж понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – грустно кивнул Кумбер.

– Эй, что это там? – Тео впервые заметил, что они не единственные идут к мосту – весь лагерь, похоже, оказался там раньше них. Посередине моста, где горели факелы, стояли, глядя вниз, несколько эльфов. – Прямо Эльфа-Палуза*[31]. Тут тоже музыка будет?

– Пуговица расскажет историю. Об этом уже несколько часов все толкуют – ты что, не слышал?

– Да слышал я, слышал. – Тео решил, что не даст Кумберу испортить свое радостное, подогретое чудесной травой настроение. – Я просто не думал, что будет такое шоу.

В толпе у самого моста царила странная тишина. Все разговаривали вполголоса, и случайные крики, птичьи или детские, только усиливали напряженность ожидания.

Ближе Тео с Кумбером не стали проталкиваться – там стояли огры, передавая друг другу какой-то бочонок, а от пьяных огров, как Тео понимал даже в своем радужном состоянии, лучше держаться подальше. Он и Кумбер стали так, чтобы серые громадины, в вышину еще больше, чем в ширину, не мешали им видеть.

– И все это из-за Пуговицы? – удивился Тео. – Из-за этого малявки, который дал мне записку? Он что, рок-звезда? Или фокусы показывать будет?

Кумбер, погрузившись в суровое молчание, не ответил.

Как будто Пуговица действительно только их и ждал – хотя они стояли так далеко, что он никак не мог их видеть, – кучка эльфов на мосту раздалась, и на самый край вышла маленькая худая фигурка. Тео показалось, что гоблина, помимо пары огров-телохранителей, сопровождает также Караденус Примула. Караденус, если это в самом деле был он, держался отнюдь не горделиво и мрачностью не уступал Кумберу Осоке.

– Клянусь стержневым корнем, много же вас нынче собралось! – весело сказал Пуговица, оглядывая толпу. Акустическая техника у них была такая хорошая, или работала более доступная эльфийская магия, но Тео слышал каждое его слово, точно гоблин стоял совсем рядом. – Так много народу пришло сюда после того ужасного дня, когда в город прилетели драконы, и всем вам мы рады. Мое клановое имя Пуговица, в гнезде меня звали Чумазый. Есть у меня еще одно имя, о нем-то мы и поговорим. В гоблинских именах, как и в гоблинских историях, всегда есть что-то недосказанное.

– Мы есть хотим! – крикнул кто-то, и несколько других поддержали его, но большинство соблюдали тишину, с интересом ожидая, что скажет Пуговица.

– Мы вас накормим. Добрые эльфы приносят сюда еду, и она будет разделена поровну. Но у нас много новеньких, и поэтому сначала я прошу вас послушать мою историю. На самом деле это не совсем моя история – не история Чумазого из племени Пуговицы, хотя и я участвую в ней, и ты тоже, и ты. По сути, мы все в ней участвуем, а повествует она о прекрасной стране с лесами, полями и реками. На ее согретых солнцем холмах паслись козы, коровы и овцы – они щипали траву где хотели, не спрашивая никого, кроме разве своих пастухов. Вечерами белый олень выходил из леса и смотрел, как всходит луна. Места, пищи и крова хватало на всех, хватало огня, и воды, и земли, и неба. Знаете ли вы эту чудную страну? Эльфландия, вот как она называлась.

Некоторые засмеялись, словно услыхав ключевую фразу анекдота, но Тео благодаря духовой траве впал в приятное мечтательное состояние, и ему не нравилось, что другие смеются над прекрасными картинами, которые рисовал в его воображении Пуговица.

– Да, теперь, когда деревья сохраняются разве что за стенами великих домов и в запасниках, где господа охотятся ради своего удовольствия, – теперь странно представить себе, что некогда лес покрывал почти всю Эльфландию. Многие из вас это помнят, но тех, кто был тогда еще слишком молод, я прошу: представьте! Напрягите воображение! Черная белка, перескакивая с ветки на ветку и с дерева на дерево, могла пересечь так всю Эльфландию и ни разу за свою жизнь не коснуться земли. Целый океан деревьев, древнее цветочных лордов, и гномов, и даже гоблинов. Деревья, видевшие, как впервые зажглось солнце, и бывшие уже старыми, когда первые горы проросли из земли, деревья столь широкие, что любой из нынешних пристанционных городков мог укрыться под ветвями одного из них, и столь высокие, что кроны их касались облаков, а корни произрастали из чешуи великого змея, держателя мира. Надо ли удивляться тому, что эльфы, восставшие из высокой травы в свой первый вечер, взирали на эти дерева с благоговением? Надо ли удивляться, что в долгие дни, последовавшие за этим, самые прекрасные и могущественные из них стали брать себе имена деревьев? Теперь они, эти старинные древесные лорды и леди, стали преданием. Мы знаем их имена, потому что живем в их былых владениях – в полях белокурого лорда Рябины, и стройной леди Березы, в полях Дуба, Ольхи и статной Ивы, всех тех, чья краса и мудрость превышали наше разумение. Куда же ушли они? Почему не осталось от них ничего, кроме имен?