Для него это ничего не значило конечно. Мегвин знала это. Она была лишь девчонкой, хотя уже тогда была обречена превратиться в неуклюжую старую деву, хоть и королевскую дочь, которая все свое внимание отдавала свиньям, лошадям и птичкам со сломанными крыльями, которая вечно задевала и роняла со столов разные побрякушки, потому что так и не научилась вести себя изящно, как подобает настоящей леди. Нет, он ничего не имел в виду, улыбаясь большеглазой девчонке, не давая себе отчета в том, что этой простодушной улыбкой он навеки взял в плен ее сердце…

Размышления ее прервались, так как выбранная ими дорога оборвалась перед широкой приземистой башней, поверхность которой была изукрашена каменными лозами и почти прозрачными резными цветами. Широкий дверной проем зиял перед ними, как беззубый рот. Эолер с подозрением взглянул на темный вход, прежде чем ступил вперед и заглянул внутрь.

Внутренность башни показалась необычайно просторной, несмотря на мрак, царивший в ней. Лестница, замусоренная обломками, вилась вверх вдоль одной из стен, другая спускалась вниз с противоположной стороны, обогнув округлую стену. Когда они убрали лампу, стал заметен неясный свет, льющийся как раз из того места, где вторая лестница исчезала из виду, переходя в коридор.

Мегвин набрала в грудь воздуха. Как ни странно, она совсем не ощущала страха, находясь в таком невероятном месте.

— Мы повернем назад, как только вы скажете.

— Эта лестница слишком опасна, — ответил Эолер. — Нам следует сейчас же повернуть назад.

Он колебался, разрываемый любопытством и чувством ответственности. Бесспорно там есть свет, в этом нижнем коридоре. Мегвин молча устремила туда пристальный взгляд. Граф вздохнул:

— Мы просто немного пройдем по другой дороге.

Они пошли по тропе, ведущей вниз, пока не оказались в широком коридоре с низким потолком. Стены и потолок были опутаны каменными зарослями лоз, трав и цветов: то есть всем, что могло произрастать далеко вверху под открытым небом и солнцем. Переплетающиеся стебли и лианы обрамляли стены, мимо которых они проходили, создавая бесконечные каменные гобелены. Несмотря на необъятность украшенного ими пространства, ни один рисунок не повторялся; сами резные изображения были составлены из многих разновидностей каменной породы, почти безграничного разнообразия оттенков и структуры, но они не производили впечатления мозаичности, как выложенный плитками пол. Казалось, что сам камень вырос таким, как нужно, подобно живой изгороди, которую умелый садовник подстригает и направляет так, чтобы придать ей форму какого-то животного или птицы.

— Боги Земли и Неба! — выдохнула Мегвин.

— Мы должны возвращаться, Мегвин, — в голосе Эолера не было большой убедительности. Здесь, на глубине, время казалось почти неподвижным.

Они прошли дальше, в молчании рассматривая фантастическую резьбу. Наконец, к свету ламп добавилось рассеянное свечение из глубины коридора. Мегвин и граф вышли из туннеля в зал, чей потолок снова ушел высоко в сводчатую мглу.

Они стояли на широкой площадке, выложенной плитами, над огромной плоской чашей из камня.

Ее дно шириной в три броска камня, было обнесено скамьями из бледного крошащегося сланца, что давало основание думать, что этот котлован использовался ранее для богослужения или представлений. Пространство в центре котлована излучало туманный белый свет, как свет заболевшего солнца.

— Куам и Бриниох! — тихо выругался Эолер. В голосе его прозвучала тревога. — Это что такое?

Огромный граненый кристалл стоял на алтаре темного гранита посередине площади, мерцая, как свеча перед покойником. Камень его был молочно-бел, с гладкими поверхностями, но острыми гранями, как у куска кварца. Его странный мягкий свет постепенно разгорался, затем угасал, затем снова разгорался, так что древние скамьи, стоявшие ближе всего, казалось, то появлялись, то исчезали с каждым его колебанием.

Подойдя ближе к этому странному предмету, они окунулись в его бледное свечение, и сам прохладный воздух вокруг стал как-то теплее. У Мегвин захватило дух от необычайного великолепия этого творения. Они с Эолером стояли, глядя на это снежное сияние, наблюдая, как тонкие световые оттенки сменяют друг друга в глубине камня: от оранжевого и кораллового до нежно-зеленого, переливаясь, как ртуть.

— Как красиво, — промолвила она наконец.

— Да.

Они помедлили, завороженные. Наконец, с очевидной неохотой граф Над Муллаха отвернулся.

— Но больше здесь ничего нет, госпожа, ничего.

Не успела Мегвин ответить, как вдруг белый камень вспыхнул. Он наполнился светом и выплеснул его, как будто на их глазах родилась небесная звезда. Ослепительный свет заполнил весь котлован. Мегвин попыталась не потерять ориентации в море этого устрашающего сияния. Она протянула руку к графу Над Муллаха. В этом ярким свете лицо его казалось стертым, так что черты стали почти неразличимы. Та часть его фигуры, что не была освещена сиянием, исчезла вообще — он казался получеловеком.

— Что происходит?! — прокричала она. — Камень загорелся?

— Госпожа! — Эолер схватил ее, пытаясь оттащить от источника этого сияния. — С вами ничего не случилось?

— Дети Руяна!

Мегвин отшатнулась испуганно, невольно ступив в объятия Эолера, готового защитить ее. Камень заговорил женским голосом, голосом, который окружил их так, как будто множество ртов произносили слова со всех сторон.

— Почему вы не отвечаете мне? Я уже третий раз взываю к вам. Силы мои на исходе! Я больше уже не смогу обратиться к вам!

Слова звучали на неизвестном Мегвин языке, но были почему-то ей понятны. Может быть, это то самое безумие, которого она так боится? Но Эолер тоже зажал уши руками, ему тоже невмоготу слушать этот неземной голос.

— Люди Руяна! Умоляю вас, забудьте нашу прежнюю вражду, все прошлые обиды! Нам грозит общий страшный враг!

Голос говорил как бы с большим усилием. В нем слышались усталость и скорбь, но была также и невероятная сила, такая, что у Мегвин мурашки поползли по коже. Она поднесла растопыренные пальцы к глазам и прищурилась, чтобы заглянуть в самую сердцевину сияния, но ничего не смогла различить. Свет, который бил прямо в глаза, казалось, толкал ее, как ветер, напирал на нее. Может быть, в этом ослепительном сиянии кто-то стоит? Или это сам столб произносит слова? Она почувствовала в себе огромное сострадание к тому, что — или кто? — так отчаянно взывает, хоть и подавляла в себе безумную мысль о говорящем камне.

— Кто ты? — прокричала Мегвин. — Почему ты в камне? Выйди из моих ушей!

— Как? Кто-то наконец отзывается? Хвала Саду! — Неожиданная надежда вспыхнула в голосе, на миг сменив усталость. — О те, что были когда-то родными, черное зло надвигается на нашу землю! Я жажду ответов на свои вопросы.. ответов, которые могут спасти нас всех!

— Госпожа!

Мегвин, наконец, поняла, что Эолер крепко держит ее за талию.

— Мне ничего не будет! — сказала она ему, придвигаясь немного ближе к кристаллу и пытаясь вырваться из его сильных рук. — Какие вопросы? — прокричала она. — Мы эрнистирийцы. Я дочь короля Ллута Уб-Лутина! А кто ты? Ты в этом камне? Ты в этом городе?

Свет в камне стал слабеть и начал мигать. Перед тем как голос снова заговорил, было молчание. Он был менее разборчив, чем раньше.

— Ты тинукедайя? Я плохо слышу тебя, — сказала женщина. — Уже слишком поздно! Тебя почти не видно. Если ты все еще слышишь меня и готова помочь в борьбе с общим врагом, приходи к нам в Джао Э-Тинукаи. Кто-то из вас должен знать, где это. — Голос все угасал, пока не превратился в шепот, щекочущий уши Мегвин. Камень снова слабо и неровно светился. — Многие ищут три Великих меча. Послушай же! Это может быть нашим спасением, иначе — гибель всего. — Камень пульсировал. — Это все, что мне смогла сообщить Волшебная Роща, то, что пропел мне каждый листок… — Отчаяние переполняло замирающий голос. — Мне не удалось… Я не справилась. Праматерь не справилась… Я вижу только, Как надвигается тьма…