Господин Леша поджидал меня на вокзале.

— А, вот и вы, наконец-то! — воскликнул он. — Отлично!

— Как видите, обещания свои я исполняю в точности…

— Браво! Люблю людей, которые держат слово!.. Сюда пожалуйста!.. А ваш билетик?.. Позвольте-ка его мне… Ну-с, а теперь скоренько в коляску… Да, багаж у вас имеется?.. Нет?.. И прекрасно… сюда, сюда!..

Господин Леша, уцепившись за полу моего пальто, увлекал меня бегом через весь вокзал к своей коляске, дожидавшейся его среди других экипажей на маленькой площади, обсаженной акациями.

— Садитесь, да садитесь же, черт возьми! — кричал он мне.

А затем скомандовал, обращаясь к кучеру:

— Трогай, да смотри ты мне, скорее!.. Ежели какой-нибудь дурак нас обгонит, несдобровать тебе: выгоню, так и знай… Ну, домой, да живо!..

Лошади с минуту потоптались на месте, перебирая тонкими ногами и покачивая головами, и коляска помчалась по дороге. Опершись коленями в сидение и придерживаясь за верх коляски, господин Леша следил внимательно за другими экипажами, катившими один за другим позади нас в небольших облаках пыли.

— Смотри ты, — кричал он по временам кучеру — смотри же, черт тебя возьми!

Но мы катили во всю прыть. Казалось, что поля по обеим сторонам дороги несутся с бешеной быстротою… Уже через несколько минут экипажи наших соперников виднелись серыми точками на светлой дороге; скоро они совсем исчезли.

Господин Леша наконец успокоился и со вздохом облегчения уселся.

Не потерплю, чтобы меня опередили, — заявил он, кладя свою толстую руку на мои колени. — Не хочу… Понимаете ли вы это чувство?

— Еще бы этого, черт возьми, не понять!

— Да вы, я вижу, человек сметливый! А я, признаться, люблю прямых людей!.. Тут, надо вам сказать, есть два или три дворянчика, которые не прочь потягаться с моими рысаками, а доходишко их и двадцати тысяч франков не составит!.. А взгляни-ка сам… ты, надеюсь, не в претензии?.. взгляни на моих рысаков! Восемнадцать тысяч заплачены, дружище, восемнадцать тысяч!

Обернувшись еще раз назад и убедившись, что на дороге никого нет, он приказал кучеру немного попридержать лошадей… Между тем господин Леша всё крепче сжимал мои колени и вернулся к прерванному разговору.

— Послушай-ка, что я тебе расскажу… — начал он. Третьего дня… Да ты не обижаешься, что я с тобой попросту, на ты?..

— Нисколько! напротив…

— Ну и слава Богу! А я люблю всем «ты» говорить!.. Так вот третьего дня возвращался я лесом из Сен-Гобюрж… Дорога там совсем узкая, двум экипажам не разъехаться… И вдруг в сорока шагах передо мной вижу — кого бы ты думал?.. Герцога де-Фертэ… Важная он у нас шишка… А я никого вперед себя пропускать не хочу, а уж особенно герцога де-Фертэ… и говорю кучеру: — Обгоняй, черт бы его побрал! — «Места не будет», отвечает кучер. — Ну, так напри да сбрось в ров коляску со всем, с лошадьми и с герцогом… Слушай дальше, животики со смеху надорвешь!.. Кучер пустил лошадей во всю… Трррах!.. Герцог полетел в одну сторону, я — в другую, кучер очутился в десяти метрах в лесу!.. Уж и картина была!.. Однако я не растерялся… живо вскочил на ноги, вытащил лошадей на дорогу, поднял экипаж, да и проехал вперед, пока герцог лежал кверху тормашками… Ха-ха-ха! Вот как я с вашими герцогами расправляюсь! Не плохо, как ты находишь?..

— Великолепно!

— То-то же… Да оно, черт возьми, так и следует по справедливости!.. У меня ведь пятнадцать миллионов… А много ли их у герцога?.. Хорошо, если два несчастных миллиончика наберутся, а то и того нет… А посмотрел бы ты, как я с баранами на дороге расправляюсь, сколько я их передавил!.. Да что бараны, — я и детей бедных давил…Это ничего, я ведь плачу.

Господин Леша потирал руки.

— С такими привычками вы должны быть хорошо известными в округе?

— Насколько я здесь известен, это ты увидишь на выборах, мой милый… А знаешь ли, как меня называют? — прибавил он чванливо. — Меня называют тут Леша-тигр… неправда ли, здорово?.. Леша-тигр!..

И на минуту он грубо изобразил сердящегося кота из своей физиономии, округлив глаза, расставив губы и взъерошив жидкие усы, а затем опять заговорил:

— Всё, что ты видишь направо, налево, перед собой и позади, все эти поля, дома, луга и леса там вдали, всё это принадлежит мне… И это только ничтожная часть того, чем я владею! Владения мои простираются на три округа, на четырнадцать коммун… У меня шестьсот семьдесят семь полей… Всё это ты увидишь на плане в вестибюле моего замка… Чтобы объехать мои владения, надо двадцать два часа… да, целых двадцать два часа… Но всё это ты увидишь, повторяю, на плане… Да, это называется богатство!.. У меня пятьдесят семь коров и девяносто быков из Нормандии… Я покажу тебе мои сажалки… Ты осмотришь все мои богатства… и, уверяю, ты не соскучишься!..

Он откинулся на спинку коляски, вытянул ноги, скрестил руки и с блаженной улыбкой смотрел на поля, луга, леса и домики, которые развертывались по сторонам дороги и исчезали позади нас. Попадавшиеся нам по пути крестьяне, взглянув на нас, бросали работу и низко-низко кланялись, но господин Леша не обращал на это ни малейшего внимания.

— Вы не имеете привычки отвечать на поклоны? — спросил я.

— Поклоны этого мужичья? — отвечал он с отвращением, пожимая плечами. — При виде их у меня является единственное желание…

И господин Леша кулаком нахлобучил себе шляпу на голову и яростно зарычал…

Наружность Теодюля-Генриха-Жозефа Леша, наследника старинной, известной на всем Западе Франции кожевенной фирмы Леша и Ко, была не из эффектных: это был маленький, юркий, очень некрасивый субъект с плутоватыми глазами и лживым ртом. Во время войны Леша возымел гениальную мысль поставлять на армию кожевенный товар, приготовленный с примесью картона, тряпок и старых губок. Результатом этих выгодных предприятий было то, что он уже к началу 1872 года был кавалером ордена Почетного Легиона и обладателем пятнадцати миллионов. Прикончив свои промышленные дела, Леша купил имение Вопердю и решил всецело посвятить себя тому, что он с важностью называл «агрономией».

Поместье Вопердю — одно из самых красивых в Нормандии. Кроме замка, прекрасного образца архитектуры шестнадцатого века, и значительных угодий вокруг, заключающихся в лесах, пастбищах, пахотных полях, поместье это обладает двадцатью фермами, пятью мельницами, двумя лесами и лугами; всё это приносит четыреста пятьдесят тысяч франков чистого дохода.

Продав свои кожевенные и дубильные заводы, господин Леша поселился в Вопердю со своей супругой, с которой сочетался браком, еще будучи простым рабочим, в чем теперь жестоко раскаивался. Госпожа Леша, так же как и её муж, не отличалась изяществом, грамотностью и светским лоском; в шелковом платье и неумело надетой модной шляпе она оставалась всё той же простой, честной, благоразумной крестьянкой, какой была когда-то. Но господин Леша, превратившийся столь быстро из кожевника в землевладельца-дворянина, сильно страдал от низкого социального положения своей жены, хотя и высказывал всегда самые крайние республиканские убеждения; порой, когда она обнаруживала свое низкое происхождение и простонародное прошлое, он приходил в ярость.

Тот, кто обладает земельной рентой в четыреста пятьдесят тысяч франков, неминуемо приобретает большую известность во всей округе. И Леша, благодаря своему богатству, был самым известным человеком в своей местности: не проходило минуты, чтобы кто-нибудь не упоминал его имени на расстоянии десяти верст кругом. «Богат как Леша», говорили все кругом. И это имя служило как бы необходимым термином, обязательным мерилом несметных богатств. Леша занял трон Креза и заместил маркиза Карабаса. Вместе с тем его очень не любили, и крестьяне, спешившие рабски-почтительно снять перед ним шапку, все за спиной издевались над ним; внешняя простота и замашки доброго малого, которые он напускал на себя, никого не обманывали: все знали его грубость, назойливость, сумасбродство, хвастливость и огромное высокомерие. У него были свои приемы делать добро, настолько крикливые и неловкие, что они отталкивали; благотворительность, сквозь которую ясно проглядывал отвратительный эгоизм проходимца, вызывала в душах бедняков ненависть вместо умиротворения, будучи сплошным укором этому же несчастью. В конце концов, он три раза выставлял свою кандидатуру на выборы и, несмотря на безумное количество потраченных денег, никогда не мог добиться больше трехсот голосов из двадцати пяти тысяч избирателей. Таковы были сведения, собранный мною о господине Леша, имя которого постоянно было у всех на языке.