Стул был пуст.

Стараясь оставаться спокойным, он направился к лестнице. Должно быть, Длинный Джозеф отлучился в кухню или в туалет. Джереми просто присмотрит за капсулами, пока тот не вернется. Непохоже было, что тут было много работы, кроме вполне предсказуемой — подлить воды и других жидкостей по расписанию, очистить систему отходов и вставить новые фильтры. И что вообще можно было бы еще сделать — разве что вытащить Рени и !Ксаббу из капсул против ясно выраженной воли Рени — если только не случится что-то из ряда вон выходящее? Система коммуникации вышла из строя в первый же день, и починить ее оказалась Джереми не по зубам. Так что, даже если Длинный Джозеф отправился бродить, вряд ли его можно было обвинить в том, что он оставил штурвал корабля в разгар морской баталии. Или что-то в этом роде.

Все показания были нормальными. Джереми на всякий случай проверил их дважды. Когда он стал озирать станцию во второй раз, то заметил слабый свет на экране для рисования. Перо лежало рядом с ним — единственная вещь на станции, располагавшаяся не под прямым углом ко всему остальному, единственный и незначительный штрих беспорядка, но почему-то это открытие заставило Джереми вздрогнуть, когда он наклонился, чтобы прочесть написанное на экране.

«БОЛЬШЕ НЕ МОГУ» — гласила надпись на экране, старательно выведенные буквы чернели на светящемся мониторе. «ОТПРАВЛЯЮСЬ К МОЕМУ РЕБЕНКУ».

Джереми прочел надпись еще два раза, стараясь уяснить ее смысл и одновременно сражаясь с душащим чувством тревоги. Что он имел в виду? К ребенку. К Рени? Он что, думал, что может к ней присоединиться, если просто залезет в капсулу? Джереми пришлось сдержать порыв — ему захотелось открыть большие крышки и убедиться, что безумец не забрался в гель подле своей дочери, находящейся в бессознательном состоянии. Но необходимости притрагиваться к В-капсулам не было, он это знал. Показания на капсуле Рени, на обоих капсулах были нормальные — по одному набору жизненных сигналов в каждой.

Более темное значение неожиданно явилось Джереми, он встал, неожиданно сильно испугавшись.

Если Джозеф думал, что его мальчик Стивен умер, если он находился в плену своих кошмаров или, быть может, депрессия так его измучила, что он уже не видел разницы между коматозным состоянием и смертью…

«Я должен пойти искать его, этого безумного бедолагу. Господи помилуй! Да он может быть где угодно. Мог забраться на верхний этаж лаборатории и броситься оттуда вниз».

Непроизвольно Джереми взглянул наверх, но этажи над лабораторией были молчаливы, нигде никаких движений. Огромный змееподобный узел кабелей над В-капсулами также был без изменений, хотя на минуту один незадействованный желоб кабеля показался ему неприятно напоминающим повесившегося человека. На полу рядом тоже никого не наблюдалось.

— Боже правый, — сказал Джереми вслух и вытер лоб.

Ничего не попишешь: придется ему отправляться на поиски! На это уйдет какое-то время, но не вечность же — в конце концов, база была законсервирована. Однако ему придется оставить капсулы без присмотра, а это Джереми не нравилось. Возможно, из-за собственных дурных предчувствий спящие внутри капсул показались ему ужасно уязвимыми. Если что-нибудь случится с ними, пока он будет гоняться за этим придурком… Дако не мог вынести этой мысли.

Джереми вернулся на станцию и покопался в настройках, пока не нашел ту, что помнил — нечто, что Мартина демонстрировала две недели назад — теперь казалось, что с тех пор прошли годы. Когда он изменил линию выхода, звуки сдвоенного сердцебиения (более медленное у !Ксаббу, но оба — сильные и не встревоженные) раздались из громкоговорителей и заполнили верхнюю часть лаборатории: би-бом, би-бом, би-бом, би-бом, немного несинхронно, на каждый седьмой или восьмой удар сердца бушмена накладывался удар сердца Рени, и если бы Длинный Джозеф это услышал, он бы совершенно сошел с ума, уверился бы в том, что случилось нечто дурное, но в данный момент Джереми было наплевать.

— Джозеф, Джозеф, где ты?

Пока он обследовал огромное здание, устало бродя по покинутым залам, а вокруг него играли в пинг-понг звуковые сигналы биения двух сердец, Джереми не мог не вспомнить свое возвращение в дом доктора той ужасной ночью. Свет был выключен, что было нормально, но не горели даже лампочки охранной сигнализации вдоль забора; с того самого момента, как он повернул в широкий каменный мешок и увидел смутный силуэт дома, им овладел ужас. И с каждым мгновением, пока Джереми бродил по молчаливым коридорам, выкрикивая доктора по имени без ответа, его страх усиливался. Как бы ни было ужасно найти искалеченное тело Сьюзен ван Блик на полу лаборатории, все же он испытал почти облегчение — по крайней мере, теперь страх обрел форму. Хуже быть уже не могло.

Хуже стало только тогда, когда он вернулся в больницу, высадив Рени, и обнаружил, что персонал у койки Сьюзен отключает систему жизнеобеспечения.

А теперь, принужденный идиотизмом этого человека бродить в тапках по огромной пещере, как будто вновь переживая ту страшную ночь, не зная, когда он может наткнуться на тело… Он был зол — еще больше, чем напуган. Если он найдет Джозефа Сулавейо и если тот не убил себя, Джереми устроит ему такую взбучку, которую тот запомнит на всю жизнь, и не имеет значения, что Длинный Джозеф крупнее его.

Мысль о том, чтобы избить человека за то, что он не смог совершить самоубийство, вызвала у Дако нервный и совершенно непроизвольный смех. Звук его был неприятным.

Для начала он проверил самые очевидные места. Кровать Джозефа в общей комнате была пуста, куча одеял на полу — единственное пристанище беспорядка в помещении. Кухня, в которой Джозеф с безумной настойчивостью искал что-нибудь выпить, была также пуста. Джереми принудил себя открыть кладовку и холодильную камеру, куда можно было залезть в полный рост, и даже посмотрел в шкафах, несмотря на свой страх, что, открыв какой-нибудь из них, он увидит труп Джозефа, осклабившийся на него, с пеной изо рта от какой-нибудь чистящей жидкости. Но кухня также была тиха и необитаема.

Джереми методично обошел все жилые и служебные помещения, открывая все, что было крупнее ящика для бумаги. На это у него ушло почти два часа. Звуки сердцебиения Рени и !Ксаббу аккомпанировали методичному поиску, по-прежнему спокойные, но с некоторой вариацией, так что через какое-то время это вселило в Дако почти уверенность, и он стал чувствовать себя уже не так одиноко.

Би-бом… би-бом…

Закончив обследование жилых и рабочих комнат, Джереми продолжил поиски на стоянке автомобилей, на тот случай, если этот сумасшедший дурак Сулавейо попытался запустить двигатель «Ихлози» и убить себя окисью углерода, не понимая, что у него закончится бензин, прежде чем он сможет заполнить миллион кубических метров гаража, даже если бы тот не вентилировался. Но автомобиль был пуст, к нему не прикасались со времени последней чистки, на мгновение машина показалась Джереми такой же потрепанной и бесполезной, как и он сам. Дако открыл дверь и достал из «бардачка» карманный фонарик, потом продолжил поиски в гараже, направляя свет в темные области за свисающими лампами, имея в виду слабый шанс, что Джозеф мог каким-то образом добраться до балок, чтобы повеситься.

Осмотреть гараж оказалось недолгим делом. Все четыре уровня были пусты. Джереми остановился на самом верхнем, чтобы передохнуть и подумать, прислушиваясь к эху сердечного ритма, который теперь учетверялся, отражаясь от каменных стен. В этом не было смысла — он все проверил. Если только Джозеф не забрался в одну из капсул. Если он утонул в жидкости, это объясняло отсутствие дополнительных жизненных сигналов.

Джереми содрогнулся. Мысль об Ирен Сулавейо, не подозревающей о том, что в вязкой черноте всего в нескольких дюймах от нее плавало тело ее отца…

Ему придется проверить. Это ужасно, но придется посмотреть. Он гадал, можно ли вывести спящих из их виртуальных сновидений, просто открыв капсулы. Что, если Джозефа там не окажется, и эксперимент будет прерван на ровном месте?..