— Ты расстроен из-за совершенных тобой преступлений против короны? — продолжал Броун. — Слезы помогут тебе у священников тригоната, но не здесь.
Тинрайт смахнул слезы.
— Вовсе нет, господин, я ни в чем не виновен, — ответил он.
— Тогда почему же ты плачешь?
Тинрайт решил не рассказывать, как поступил с ним стражник. Вдруг тот побьет его за жалобу?
— У меня простуда. Она так действует… иногда. Здесь влажный воздух… — В подтверждение своих слов Мэтти неопределенно помахал руками, потом снова запаниковал. — Не подумайте, я не жалуюсь на это место, господин, — забормотал он. — Со мной прекрасно обращались.
Тинрайт снова сбился. Он никогда не видел Броуна близко. Казалось, тот способен размозжить его голову одной рукой.
— Стены здесь крепкие, господин, и пол надежный, — закончил поэт.
— Подозреваю, что тебя кто-то побил, — сказал лорд комендант. — Если сию же минуту не замолчишь, я сделаю это еще раз. — Он повернулся к одному из сидевших на скамье стражников, сразу вскочившему на ноги. — Я забираю обоих пленников.
В дверях стояли стражники, что пришли вместе с комендантом. Он кивнул одному из них. На воинах были ливреи Лендсенда — поместья Броуна.
— Уведите их, — приказал Броун солдату. — Надо будет — побьете.
Тюремный стражник слегка удивился:
— А разве… разве принц и принцесса?…
— Естественно, они знают, — прорычал Броун. — Как ты думаешь, кто приказал мне их забрать?
— Ну да, конечно. Все верно, мой господин.
Тинрайт с трудом встал. Он совсем не хотел, чтобы его били, к тому же боялся разозлить великана коменданта, а потому покорно поплелся вслед за стражей.
Они долго шли за Броуном сложным окружным путем позади большого зала и наконец попали в маленькую, очень красивую часовню. Несмотря на ужас, сжимавший сердце, Тинрайт с удивлением смотрел вокруг себя. Достаточно было увидеть картины, чтобы понять: это часовня самого морского бога Эривора, покровителя Эддонов. Одна из достопримечательностей Южного Предела.
Тинрайт подумал, что убранство часовни прекрасно соответствовало моменту: Джил плелся так медленно, будто шел под водой. Поэт почувствовал смущение, оказавшись в столь знаменитом месте. С другой стороны, он был точно уверен, что здесь его не убьют — хотя бы из опасения запачкать удивительные фрески на стенах.
«Правда, они могут меня задушить. Разве предателей не душат? — подумал Мэтти, и сердце его сильно забилось. — Предателей! Но ведь это безумие. Я не предатель! Я написал письмо, потому что преступник Джил заморочил голову бедному поэту, соблазнив его нечестивым золотом!»
К тому времени как Авин Броун уселся на длинную скамью у алтаря, Тинрайт был готов разрыдаться.
— Успокойся, — обратился к нему лорд комендант.
— Мой господин… я… я…
— Заткнись, дурень. Не воображай, что если я сел, то не смогу встать и поддать тебе как следует. Это удовольствие стоит усилий.
Тинрайт моментально замолчал: он прекрасно видел огромные, с буханку хлеба, кулаки лорда коменданта. Поэт украдкой взглянул на Джила, но тот, казалось, не только не боялся, но и вовсе не понимал, что происходит.
«Будь ты проклят вместе со своим золотом! — хотелось закричать Мэтти Тинрайту. — Ты, как злобный эльф из сказки, приносишь с собой зло».
Закрыв глаза, Мэтти молча молился богу всех поэтов и пьяниц (он забыл, что предыдущая молитва привела его в темницу для предателей), поэтому не сразу заметил, как в часовне появились новые люди. Его вывел из ступора девичий голос:
— Эти двое?
— Да, ваше высочество. — Броун показал пальцем на Джила: — Этот сделал заявление. Второй утверждает, что лишь писал письмо, но я не уверен в этом. Обманщика видно с первого взгляда.
Мэтти очень хотелось снова заявить о своей невиновности, но горький опыт научил его, как следует себя вести перед власть имущими.
В часовне теперь находились еще шесть человек. Четверо из них были королевскими гвардейцами; они остановились у дверей и стали переглядываться с одетыми в красно-золотые мундиры стражниками Лендсенда. Двое других, к удивлению Тинрайта, оказались детьми короля Олина: принцессой Бриони и принцем Барриком.
— Почему здесь? — спросила светловолосая принцесса. Мэтти не сразу понял, кто это говорит. Она была довольно миловидной, хотя слишком высокой и худой, а Тинрайт предпочитал пухлых белотелых женщин с пышными формами, напоминающих летние облака. К тому же принцесса нарядилась в юбку для верховой езды, рейтузы и длинный мужской камзол голубого цвета. Волосы она распустила.
Ее болезненный брат с красно-рыжими вьющимися волосами был одет во все черное. Тинрайту приходилось слышать о вечно траурном наряде принца, но все равно — странно видеть его так близко, будто они сидят рядом где-нибудь в таверне. Оба регента стояли прямо перед Мэтти, словно пришли навестить его как своего фаворита. Эти мысли несколько отвлекли его от реальности.
«Как бы обзавестись покровителями в королевской семье!» — размечтался Мэтти.
— Мы собрались здесь, потому что дело не подлежит огласке, — ответил Броун.
— Но вы же сами говорили, что они просто хотят выманить у нас деньги за ложную информацию, — ворчливо произнес принц-регент.
Тинрайт моментально потерял интерес и к покровительству, и к одежде принца и принцессы. Он не мог сглотнуть: в горле застрял ком, точно туда залез еж. Если его подозревают в попытке обмануть регентов, ему грозит казнь. В лучшем случае сошлют на острова или на каторгу, где он пробудет до самой старости. Тогда даже жена лудильщика медного гроша не даст за его прекрасные речи или плотские утехи. Боже, попытка обмануть королевскую семью! Он плотно стиснул бедра, чтобы ненароком не обмочиться в присутствии близнецов.
— Я сказал, таковы мои подозрения, — пояснил Броун, стараясь не замечать недовольного тона принца. — Но если они действительно что-то знают, лучше выслушать их здесь, а не в зале суда.
Бриони смотрела на Тинрайта не так равнодушно, как ее брат — хотя сочувственным ее взгляд не был, — и вдруг повернулась к тощему Джилу.
— Итак, вы помощник трактирщика в какой-то пивной за стенами замка. Откуда вы можете знать про караван в Сеттленде? Если это не трактирные сплетни.
Джил зашевелился, но никак не мог сфокусировать глаза на ее лице.
— Я… я сам не знаю, — ответил он. — Мне снятся сны, и в них я вижу, что происходит.
— Скажи «ваша светлость», мерзавец! — рявкнул Броун.
— По-моему, он… несколько туповат. — Бриони махнула рукой. — Зачем нам с ними возиться? С обоими недоумками.
Тинрайту не хватило смелости ни рассердиться, ни возразить. Жаль, что принцесса не знает о его популярности — пока незначительной, но все еще впереди. Достаточно посмотреть на него, чтобы понять: между беднягой Джилом и им нет ничего общего. Это очевидно.
— Она права, — кивнул принц Баррик. Он говорил медленнее и сбивался чаще, чем обычно. — Возможно, тот купец рассказал свою историю очень многим в Южном Пределе. Половина королевства услышала новость до его приезда в замок.
— Если вы заглянете в письмо, написанное этими двумя, — спокойно пояснил Броун, — то прочтете: «Я могу рассказать вам о том, что случилось с дочерью принца Сеттленда, почему ее похитили вместе со стражниками и тем голубым камнем, что она везла в качестве приданого». Вот из-за этого мы и возимся с недоумками.
— Не понимаю, — удивилась принцесса.
— Видите ли, купец Бек ничего не знал о большом сапфире, который девушка везла в качестве приданого герцогу Рорику. Никто в караване не знал, даже стражники, поскольку отец невесты опасался ограбления. Я сам узнал о камне только из письма, полученного из Сеттленда несколько дней назад, — послание доставил мне монах. В нем принц просит разузнать о его дочери и сообщить, в безопасности ли она, потому что встревожен слухами. Сапфир он упомянул особо. Мне показалось, камень для него так же важен, как и дочь. Либо сапфир имеет огромную ценность, либо принц — плохой отец. В любом случае, откуда…