— Какие «другие пути» вы имеете в виду? — спросил Джошуа, нахмурившись.

— Туннели, — сказал Камарис внезапно. — Пути туда и обратно. Джон знал их. Один есть на скале под Морскими воротами.

У старика был слегка дикий вид, точно в любой момент он мог снова начать бредить.

Ликимейя кивнула. Нити, унизанные полированными камнями, которые были вплетены в ее волосы, тихо зазвенели.

— Именно так. Хотя, я думаю, мы можем выбрать лучший вход, чем пещеры у скалы. Не забудьте, принц Джошуа: Асу'а некогда принадлежал нам и многие из нас были живы, когда это все еще был великий дом зидайя. Мы знаем его тайные тропы.

— Меч. — Камарис тер рукоять Торна. — Он хочет войти внутрь. Он был… — Старик не договорил и замолчал. Рыцарь был странно подавленным весь этот день, но Изгримнур не мог не заметить, что он был меньше поражен появлением ситхи, чем любой другой смертный из собравшихся в шатре Ликимейи. Даже Тиамак и Стренгъярд, изучавшие старые предания, сидели молча, широко раскрыв глаза, и открывали рот только при крайней необходимости.

Ветер снаружи становился громче.

— Это другая и, вероятно, самая важная тайна, — сказал Джирики. — У вашего брата один Великий Меч, принц Джошуа, у этого смертного рыцаря, сира Камариса, другой. Где третий?

Джошуа покачал головой:

— Как я сказал вам, он исчез из могилы отца.

— И как они будут служить нам, если мы соберем их вместе? — закончил Джирики. — Тем не менее кажется, что Камарис должен быть одним из тех, кого мы пошлем под стены. Мы не можем допустить, чтобы два других меча собрались, а этот черный клинок остался снаружи. — Он сложил домиком длинные пальцы. — Более чем когда-либо я сожалею о том, что мы с Эолером не смогли найти тинукедайя из Мезуту'а — тех, кого вы зовете дворрами. Они больше других знают о мечах и кузнечном деле; именно они и выковали Миннеяр. Не сомневаюсь, что они о многом смогли бы рассказать нам.

— Пошлем Камариса? В подземные пещеры? — Джошуа, казалось, скептически отнесся к этой идее. В его словах был оттенок едва ли не отчаяния. — Нам предстоит, возможно, величайшая битва из всех когда-либо виденных в Светлом Арде и, конечно, важнейшая из них. А вы говорите, что мы должны отослать нашего величайшего воина?

Когда Джошуа посмотрел на старого рыцаря, Изгримнур снова заметил смущение во взгляде принца, уже виденное им раньше. Что ему рассказал Камарис?

— Вы должны понять моего брата, принц Джошуа, — вступила Адиту, уважительно молчавшая в течение всей беседы. — Если все знаки, все сны, слухи и тайные предания верны, значит, это Великие Мечи должны разрушить план Инелуки. Не люди — и не бессмертные, сражающиеся у ворот замка. Такова мудрость.

— И стало быть, поскольку Торн принадлежит Камарису, он и только он может внести меч внутрь? Не через ворота или через стены с армией за спиной, а тайно, по-воровски?

— Торн не принадлежит мне! — Камарису, по-видимому, трудно было говорить медленно и спокойно. — Мне кажется, это и есть другой путь. Милостивый Эйдон, отпусти меня, Джошуа! Я сомневаюсь, что пройдет много времени, прежде чем этот меч сведет меня с ума.

Джошуа долго смотрел на старого рыцаря; что-то невысказанное прошло между ними.

— Может быть, и есть какой-то смысл в том, что вы все говорите, — согласился наконец принц. — Но мне будет тяжело потерять Камариса… — Он помолчал. — Потерять для грядущей битвы. Это не понравится людям. С ним они чувствуют себя непобедимыми.

— Возможно, им не следует знать, что его нет, — сказала Адиту.

Удивленный Джошуа повернулся к ней:

— Что? Как мы можем скрыть это?

— Я думаю, моя сестра говорит разумные вещи, — сказал Джирики. — Если мы надеемся получить возможность отослать сира Камариса в замок вашего брата — а он не будет один, Джошуа, с ним будут зидайя, которые знают эти места, — то незачем трубить в трубы, оповещая всех, что мы сделали это. Пусть кажется, что Камарис все еще здесь, даже когда начнется осада.

— Осада? Но если наша единственная надежда — это мечи, и нашим истинным ударом будет маленький отряд, который мы пошлем внутрь по вашим тайным путям, какой смысл играть жизнью остальных? — сердито поинтересовался принц. — Вы хотите сказать, что мы должны заставить людей жертвовать жизнью в кровавой осаде, которая, как мы все знаем, начнется в любом случае слишком поздно, чтобы к чему-нибудь привести.

Ликимейя наклонилась вперед:

— Нам придется жертвовать и людьми, и зидайя. — (Изгримнур заметил в ее янтарном взгляде искру чего-то, что казалось почти сожалением или болью, но отбросил эту мысль. Он не мог поверить, что такое чуждое и непреклонное существо может чувствовать что-либо, кроме холодной решимости.) — Иначе нашим врагам станет ясно, что у нас есть и другие планы Мы прокричим им, что ожидаем результата какой-то другой хитрости.

— Почему? — Изгримнур видел, что Джошуа совершенно измучен. — Любой разумный командующий знает, что лучше уморить врага голодом, чем тратить жизнь людей на толстые каменные стены.

— Ваш лагерь стоит рядом с лагерем зидайя. Те, кто сейчас наблюдает из-за этих каменных стен, заключили договор с Инелуки. Некоторые из них — наши родственники. Они знают, что Дети Восхода видят красную звезду в небе над головой. Звезда завоевателя, как вы ее называете, говорит, что у нас осталось всего-навсего несколько дней и то, что собирается делать ваш смертный колдун ради Инелуки, должно скоро случиться. Если мы продемонстрируем полное равнодушие к этому, то никого не одурачим. Мы должны начать осаду немедленно, и ваши люди, и наш народ должны сражаться, как будто это наша последняя надежда. И возможно, так оно и есть. Не у всех сказок счастливый конец, принц Джошуа. Мы, Рожденные в Саду, знаем это слишком хорошо.

Джошуа повернулся к герцогу Изгримнуру как бы за поддержкой:

— Значит, мы посылаем нашего лучшего воина, который к тому же наш величайший вдохновитель, вниз, под землю. И бросаем людей на осаду, которая, как мы знаем, не может увенчаться успехом. Герцог Изгримнур, я сошел с ума или это действительно все, что нам осталось?

Риммер беспомощно пожал плечами. Невыносимо было видеть искренние мучения Джошуа.

— То, что говорят эти ситхи, похоже на правду. Прости, Джошуа. Мне это тоже не нравится.

Принц поднял руку, сдаваясь:

— Тогда придется поступить так, как все вы говорите. С тех пор как мой брат получил трон, я прошел сквозь череду ужасов. По-видимому, как говорил когда-то один из моих учителей, «Бог ваяет нас Молотом Боли на Наковальне Долга». Я не могу вообразить себе, какую форму мы примем, когда Он закончит. — Он снова сел, махнув рукой остальным, чтобы они продолжали. — Только, пожалуйста, следите за безопасностью Камариса. У него в руках единственная вещь, которой не было у нас в то время, когда мой брат и Король Бурь разбили Наглимунд. С тех пор мы очень много потеряли, но почти ничего не приобрели.

Изгримнур смотрел на старого рыцаря. Камарис погрузился в собственные мысли, глаза его были устремлены в никуда, губы беззвучно шевелились.

Король крался по проходу над входом в литейную. Солдаты, и без того напуганные, совершенно потеряли присутствие духа, увидев выходящую из тьмы закутанную в плащ фигуру. Один из них зашел так далеко, что вытащил свой меч, прежде чем Прейратс успел рявкнуть на него, чтобы он не трогал оружия; Элиас, однако, казалось, не заметил того, что могло бы стать роковой ошибкой юного стражника.

— Прейратс, — проскрежетал король, — я искал и искал. Где мой виночерпий? У меня так пересохло в горле…

— Я помогу вам, ваше величество. — Священник перевел взгляд угольно-черных глаз на ошалевших солдат, поспешно отводивших глаза. — Капитан отведет этих людей назад, на стены. Мы закончили здесь. — Он взмахнул развевающимся красным рукавом, отсылая их.

Когда звук шагов стражников затих в коридоре, Прейратс бережно взял руку короля так, чтобы Элиас мог опереться на него.

Лицо короля было белым, как пергамент, он все время облизывал губы.