Мы называем футбол игрой, шахматы — игрой, городки — игрой. Мы знаем, что раньше играли в бирюльки (хотя и не очень представляем себе, что это такое), в фанты. Можно играть в «балду», в карты, в домино, в бильярд.

В старину были народные игрища. Игрища эти собирали тьму народа, и многие веселые и серьезные дела вершились на этих сборищах, сходках.

Приходят на ум понятия: "Игра природы", "Игра ума", "Игра страстей" и даже "Игра случая". Как это у Пушкина? "Игралища таинственной игры, металися смущенные народы".

А театр, кино… — ведь там все суть игры! Играют актеры, но и не только! Ведь свадьбу «играем» мы сами, без актеров. А иногда и "комедию играем" перед кем-нибудь. А то и «разыгрываем» кого-нибудь или на руку кому-нибудь «сыграем».

Существует стройная научная теория игр, в которой могут разобраться, пожалуй, только математики. С другой стороны, мы все чаще слышим, что весь процесс обучения в школе стоило бы переделать, приспособить к игре, создать новые, чисто игровые формы обучения. Но что школа? Мы видим, как серьезные люди, опытные инженеры, директора заводов, министры начинают играть в "деловые игры". Одним словом, как говорит Германн в опере "Пиковая дама": "Что наша жизнь? — Игра!.."

Ну что ж, по-моему, пора перевести дух. Столько различных по своей природе, а иногда и просто противоречивых чувств, явлений, и все это — игра!

Почему мы все это называем одним словом? Что главное, коренное в этом фантоме из четырех букв?

Вспомним. С одной стороны, игра как импровизация, как игра случая, игра фантазии, игра воображения, нечто игристое, сверкающее, играющее разными гранями, шипучее и т. д., и т. п.

Но, с другой стороны, уложенное в строгие, определенные, даже научные правила. Недаром слова "нарушил правила игры" могут относиться буквально к любой жизненной ситуации. "Игра без правил" может быть только, пожалуй, в кино, да и то в качестве названия фильма, указывающего на какой-то исключительный случай, нонсенс, абсурд.

Итак, легкость, импровизационность, с одной стороны, и жесткие правила — с другой. Это первый закон игры. Но есть еще нечто пронизывающее все разновидности, все категории игры. Есть еще одно качество, одно свойство, без которого любая игра — не игра. Свойство это — удовольствие, наслаждение, удовлетворение от самого участия в игре. Именно так — от участия в процессе игры. Да! Можно в игре негодовать и плакать, падать в обморок и впадать в отчаяние — и все это будет радость, азарт, наслаждение, упоение игрой.

А отсюда мы делаем для себя практический вывод: если в процессе работы мы почувствуем вдруг, что работа наша не доставляет участникам и окружающим удовольствия, мы должны тотчас сказать себе: "Стоп!" И остановиться. Мы должны сказать себе: "Мы делаем что-то не так!", "Мы делаем что-то не то!" Ибо в этот момент, в момент, когда пропала радость, перестало биться сердце игры — игра умерла!

Тема семьи Якушевых, г. Магнитогорск.

Вопрос.

Уважаемые знатоки! В 1583 году молодой ученый Галилео Галилей во время богослужения в Пизанском соборе обратил внимание на люстры, подвешенные к потолку на длинных тонких цепях. Галилей посмотрел, подумал… и сделал открытие, которым мы пользуемся до сих пор. Вот так и вы, знатоки, посмотрите на люстры в зрительном зале, а если их нет, то представьте их себе и… за одну минуту сделайте то же открытие, что и Галилео Галилей!

Минута обсуждения.

Галилей. Об этом ученом написано очень много. И читали мы немало. Знаем, что именно он выдвинул идею об относительности движения, установил законы свободного падения и движения тел, построил первый телескоп, открыл горы на Луне, фазы у Венеры, пятна на Солнце. Защищал гелиоцентрическую систему мира, за что был подвергут суду инквизиции. Но как связать все эти открытия с люстрой в Пизанском соборе? Ведь смотрел же он именно на люстру! Может быть, люстра напомнила ему одну из планет? Но какую и почему? Законы свободного падения тел? Значит, люстра упала? Тут есть еще один нюанс. Якушевы утверждают, что этим открытием мы пользуемся до сих пор. Именно пользуемся. Значит, это касается нас непосредственно. Причем каждого из нас. Пока неясно. Попробуем разобраться с самим Пизанским собором. Тот ли это собор, у которого знаменитая «падающая» башня? Падала ли она уже во времена Галилея? Если да, то, значит, внутри собора все было наклонно и только люстры висели вертикально. Действовали законы притяжения. И все же пока нет утилитарного оттенка в наших рассуждениях. А ведь открытие Галилей сделал именно такого характера. Из него нужно извлечь практическую пользу, причем в наше время. Но вернемся к люстре. Что может произойти с ней во время богослужения? Вспомним точную формулировку вопроса: "Люстры висели на длинных, тонких цепях". Где тонко, там и рвется? Нет, кажется, этот путь бесперспективен. Долго ли можно смотреть на падающую люстру? А вот на шатающуюся? Ну, конечно, если в соборе высокие своды, то малейшее движение воздуха, и люстру уже никому не удастся остановить.

Ответ на вопрос.

Галилео Галилей видел в соборе мерно раскачивающиеся люстры. Глядя на них, он открыл закон движения маятника! После богослужения он тут же изготовил чертежи первых в мире часов с маятником. Для того времени это были самые точные в мире часы. Впрочем, и сейчас не все носят электронные часы, многие до сих пор предпочитают часы с маятником.

Существует справочник Гиннеса, в нем зарегистрированы рекорды, которые никак нельзя отнести к спортивным. Этот справочник — одно из популярнейших изданий в США. Какие же это рекорды? Ну, скажем, на самый дальний плевок или на самое большое количество выпитых кружек пива или съеденных сосисок. Или кто дольше всех пропоет, все равно что петь — главное, кто дольше, и т. д. и т. п.

Эти соревнования собирают значительное количество зрителей и проходят очень весело. Конечно, и участники и зрители испытывают известное удовольствие и азарт. Но можно ли назвать это все игрой? Конечно, нет! Игра должна доставлять радость, но не всякая радость является игрой.

Очевидно, есть еще качество, и, может быть, не одно, которое отличает игру как особый род человеческой деятельности. Давайте разберемся. Какие, например, человеческие качества испытываются в состязании на самый дальний плевок? Или в состязании на лучшее исполнение «Джайва»? Очевидно, в первом случае от рекордсменов требуются особого рода навыки и физические способности, которые даже трудно словесно сформулировать. С танцем легче: тут нужно чувство ритма, пластика, музыкальность.

Возьмем более близкие нам состязания спортивного характера. Например, кто быстрее пробежит стометровку? Или: кто выше прыгнет с помощью бамбукового шеста? Тут тоже все ясно. И в первом, и во втором случае нужны определенные физические способности плюс волевые качества спортсмена. Конечно, эти состязания мы тоже никогда не назовем игрой. Почему? Почему, например, футбол — это игра, а бег на короткие дистанции — соревнование? Мне лично кажется, все дело в том, какие человеческие качества испытываются и каким именно образом они включаются в действие. Если в соревновании демонстрируются отдельные качества человека: кто дальше прыгнет, кто лучше танцует и т. д., то в игре обязательно испытывается весь их комплекс. Но этого мало.

В известной всем телепередаче "А ну-ка, девушки!" тоже испытывается комплекс, а не одно качество участниц. Там целая цепь испытаний. Сначала, например, девушки соревнуются в знании классической литературы, здесь проверяются их начитанность и память, потом они участвуют в состязаниях на ловкость: кто больше с завязанными глазами срежет висящих шаров, затем им предстоит «экзамен» на музыкальный слух — они отбивают ритм той или иной мелодии.