"Курс обучения Зла мне хочет преподать, паскудник! "- подумал Нетудыхин.

— Что?

— Я говорю, вы, надеюсь, первую заповедь моего декалога не забыли?

— Такое не забывается, — мрачно сказал Нетудыхин.

— Ну и хорошо. Хорошо, что не забывается. Эта заповедь должна войти в плоть и кровь вашу. Но это общая установка, относящаяся, так сказать, к эстетической стороне дела. А я хочу сегодня обратить ваше внимание на технологию реализации Зла. Зло, знаете ли, множеством людей воспринимается в искаженном свете и неправомерно охаивается. Хотя я утешаю себя тем, что поверхностность взглядов среди людей — явление весьма распространенное. Поэтому, учитывая это людское верхоглядство, моя вторая заповедь гласит так: изыщи личину для Зла, но обязательно такую, чтобы она по привлекательности своей могла быть равна обаянию Добра. Да, это важно. Это очень важно. Иначе дело будет загублено на корню.

— А к чему такая упаковка, если Зло, как вы утверждаете, есть Добро?

— Э, Тимофей Сергеевич, люди обычно принимают за золото то, что блестит и имеет желтый цвет. Им трудно понять обратное. Пример тому — вы сами. И забывают, что Зло сопутствует им на протяжении всего их существования. Более того, борьба со Злом сделала их такими, какими они сегодня есть. Именно Злу они обязаны всем тем, что они сегодня имеют в арсенале своих достижений. Но Зло, на их поверхностный взгляд, безобразно, неэстетично, отвратительно. И поэтому они склонны предпочесть Злу Добро. Оно, видите ли, на вид такое мягкое, обтекаемое, приятное и главное, — сладостно щекочет сердце человеку. Для них неважно, что было бы, если бы Добро возвести в принцип существования, — важна сиюминутность и внешнее обаяние Добра. Нашелся однажды один тут и стал проповедовать среди людей — из добрых, конечно, побуждений — любовь и братство. Попытался постричь всех под одну гребенку. Ну и что из этого нынче получается? Что ни любви, ни братства как не было, так и нет. Одно лицемерие и притворство. А его самого распяли — допроповедовался! Надо возвращаться к естественным законам существования.

— Выходит, вы совсем отрицаете роль Добра в истории людей?

— Нет, я этого не сказал. Пусть будет, пусть существует Добро. Для слабонервных. Для тех, кто уж совсем не может без него обойтись. И потом — для меня это чрезвычайно важно, — как противоположность Зла. Чтобы его оттенить, вскрыть реальную стоимость каждой из противостоящих сторон. Иначе получится опять же крайность. Но ведущее место в жизни должно принадлежать Злу. Будущее за человеком сильным, агрессивным.

— Послушайте, — сказал Нетудыхин, не выдержав, — вы несете чистейшую ахинею. Я все-таки оканчивал ВУЗ да и так, самостоятельно, интересовался философией. В ваших высказываниях присутствует какая-то чудовищная смесь махрового социал-дарвинизма и низкопробного ницшеанства. А где же культура, куда она делась? Ведь в конце концов люди же не звери. Культура вытравляет в человеке зверя.

— Возможно. Но вы забыли одно незначительное дополнение: и делает человека еще изощренней. Нет, Тимофей Сергеевич, культура — как мышцы спортсмена: с великим трудом они наживаются и в течение очень короткого времени могут быть дистрофированы. Но если она все же наличествует, ее тоже можно повернуть на службу Злу. И вот тут-то крайне необходимо использовать личину. Ради того, чтобы Зло было воспринято людьми должным образом. Человек должен быть уверен: поступая именно так, он делает правильный шаг. Иного решения у него просто не должно быть. Задача личины — облегчить человеку принятие решения. Это, Тимофей Сергеевич, высшее искусство в нашем деле. Работники мои, достигшие такого уровня, считаются у меня мастерами своего дела. За них уже можно не беспокоиться, потому что они сами постигли великолепие и вместе с тем вселенскую значимость того, чем они занимаются. Конечно, это приходит не сразу. Путь к мастерству мучителен. Случаются даже бунты, отречения. Но, познав однажды хмелящий запах реализованного тобою Зла, никто уже потом к ранее защищавшимся позициям не возвращается. Это как власть, испробовав которую однажды, человеку уже трудно от нее отказаться. Потому что это действительно великолепное зрелище, когда ты волей своей ставишь человека в критическую ситуацию, и он, обычно в обыденной жизни инертный, вдруг начинает на твоих глазах, напрягаясь, преображаться и находит-таки, негодник, решения из совершенно, казалось бы, безвыходных ситуаций. А заставь ты его проделать это самое по-хорошему, путем Добра, — нет, откажется, не захочет. Личина тут — незаменимое средство. Она придает человеку силу убежденности в своей правоте. Хотя многие творят Зло и просто по соображениям личной выгоды, не поднимаясь до каких-то там философских обобщений. Такова психология восприятия Зла человеком. С ней необходимо считаться. Если нам удается путем использования личины поддержать человека в убеждении своей правоты, он идет на самый крайний шаг. Если таковой уверенности в нем нет, он колеблется, юлит. Прогресс движется путем преодоления критических ситуаций. Наша задача — создать их как можно больше.

— Зачем?

— Затем, что другого пути нет.

— А зачем мне ваш прогресс, построенный на костях и крови? Вы знаете, что сказал по аналогичному поводу Достоевский?

— Достоевский, Достоевский… Что-то знакомая фамилия. Где-то я с ней, кажется, сталкивался. Это какой век?

— Прошлый, девятнадцатый. Если считать от рождества Христова.

— А страна?

— Россия.

— Ах, да! Как же, как же, вспомнил: Федор Михайлович! Достоевский Федор Михайлович! Очень даже сталкивался. Ну-ну, так что он сказал?

— Что на страдании одних людей не может быть построено счастье других. Это дичь, "эвклидовская дичь", по определению его героя.

— Мало ли кто что сказал из вас тут, на земле. Тем более такой путаный и тяжелый человек, как Федор Михайлович. Он мне самому много крови попортил. Хотя вел себя очень, очень корректно. Законы Творца выше частных мнений. Они не зависят от воли человека. Плодик-то слопали. Теперь приходится рассчитываться за него гуртом, соборно. Но не надо отчаиваться, с совершенствованием разума вашего, — а Зло, безусловно, совершенствует его, — вы все более освобождаетесь от Его власти. Есть надежда на прорыв. Творец полагается на естественный ряд событий, да Зло этот ряд расшатывает и качественно изменяет. Сегодня мировой порядок стал менее предсказуем. Уровень свободы повышается. И еще неизвестно, куда кривая выведет. Человек должен использовать этот текущий момент, чтобы все-таки постичь, рассекретить Его замысел. А потом, может быть, и внести в него свои коррективы. Ибо кто же лучше знает людей, чем они себя сами.

— Но вам-то, вам-то что до всего этого? Почему вы так печетесь о человеке? Откуда вы знаете, что человеку нужно? Может быть, ему и не нужно знать Его замысел. Хотя, конечно, любопытно было бы. Однако это все же чисто познавательная точка зрения, а не жизненно необходимая. Ну, допустим, мы рассекретим Его машинку, раскрутим. А соберем ли опять? Может, все-таки лучше полагаться на естественный ход ее бытия. Зачем пересоздавать то, что уже однажды создано Другим? Можно ведь и беды при этом несусветной натворить. Поэтому разумней в чужую компетенцию не соваться.

— Нет, Тимофей Сергеевич, нет. Соваться надо. В этом деле все туго связано в один узел. Надо, чтобы получить окончательную свободу. И соваться как можно решительней и энергичней, потому что враги не дремлют. Вы ведь посмотрите, что делается. Если за Его замысел принимать то, чему вас научают отцы церкви, то это, действительно, дичь, как очень точно сказал упомянутый вами Достоевский. Они же утверждают, что замысел Божий не доступен пониманию человека, — так? И сами вместе с тем говорят, что в конце концов на земле со временем, когда свершится Страшный суд, хотя сроки они всякий раз эти отодвигают, воцарится Царство небесное. А откуда им это ведомо после их заверений о невозможности постижения человеком плана Божьего? Им что, Творец оказывает особое доверие и милость, посвящая их в свои планы? Тогда следует говорить, что не все равны перед Господом Богом, но лишь избранные. Опять несправедливость со стороны самого Творца. Но отцы церкви врут, что совершенно очевидно, уводя человека не туда, куда надо.