– Стало быть, Ричард ничем не отличается от других, – презрительно сказал Дени. – Ричард Да-и-Нет! Я собственными ушами слышал, как он клялся, будто никогда не заключит мира с неверными. Помню, с каким пренебрежением он отзывался о предводителях предыдущих походов, заключавших перемирие с Саладином. И даже тогда, когда мы сражались на стене; он торговался с врагами. Ради чего же тогда погиб Хью?

– Знаю, Дени, – обеспокоенно сказал Артур. – Большинство из нас поначалу чувствовали то же, что и вы. Я заглядывал в свое сердце, пытаясь понять, что правильно. И мне кажется, очень важно, чтобы мы овладели Акрой. Возможно, у короля есть какой-то секретный план, который мы не в силах понять в настоящий момент. Полагаю, мы должны ему доверять.

– О да, конечно, – кивнул Дени. – Совершенно очевидно, что Ричард ведет эти переговоры только затем, чтобы создать видимость, будто он истинный предводитель армии и уполномочен говорить от имени всех и каждого. Мне наплевать на его игры. Я всего лишь трувер, который случайно стал мишенью для одной из наших собственных стрел. Но я по запаху могу узнать политические интриги.

– Но до этого не дошло, Дени. Недавно из города прибыли посланники, чтобы обсудить условия сдачи. В этом-то и есть суть того, о чем я вам только что рассказал.

– Неужели? – Дени попытался сесть немного повыше и поморщился, почувствовав боль в плече. – Совсем иное дело. Тогда, возможно, игра стоит свеч. Что же произошло?

– Ну, по-видимому, сначала эмир Махтуб, одно из главных лиц города, явился к королю Филиппу. В тот день я был у оборонительных рвов, но Балдуин де Каррео видел, как он пришел с парламентерским флагом. Махтуб спросил, какие предлагаются условия, и Филипп ответил, что защитники крепости не более чем рабы и должны полагаться на его милость. Махтуб рассердился, и, очевидно, они оба несколько погорячились, но он заявил, что скорее умрет, чем сдастся. Он вернулся в город, но на следующий день пришел опять и вновь стал торговаться. Но на этот раз там присутствовал Ричард и принял участие в обсуждении.

Эта встреча, как сообщали все источники, началась скверно, ибо Филипп винил Ричарда в проведении тайных переговоров с султаном, тогда как он сам пытался поладить с эмиром Махтубом. Он с высокомерным пренебрежением заметил, что подобное поведение со стороны вассала выглядит предосудительным, скандальным и неприличным. Однако Ричард, прекрасно владея собой, ответил, что неприлично им двоим ссориться в присутствии сарацинского посла. И затем продолжил, что, судя по имеющимся у него сведениям (собранным во время тех самых тайных переговоров, в продолжение которых его представителям разрешалось свободно разгуливать по лагерю султана, смотреть и слушать), совершенно очевидно, что в войске Саладина началось дезертирство. И хотя пришло подкрепление, многие эмиры и принцы отказывались впредь посылать в сражение своих подданных. По его словам, султан больше не мог оказать городу никакой помощи. Он также признался, что его шпион в самой Акре, греческий христианин, непрерывно сообщает ему обо всем, что происходит в городе, а именно, что после штурма башни Св. Николаса многие защитники обратились в бегство, отплыв из крепости на лодках или даже вплавь переправляясь на северный берег.

Эмирам – Махтубу и его соратнику, евнуху Беха ад Дину Каракушу, начальнику цитадели, – должно быть ясно, что, если они не заключат мир, город будет взят приступом, а каждый житель предан смерти. И это, добавил Ричард, случится рано или поздно, ибо мощь франков возрастает, тогда как войско султана ослаблено раздорами. Он предложил выбрать посредника, дабы согласовать условия сдачи. Кого-то, кто знает арабский и внушит доверие обеим сторонам. В конце концов Махтуб на это согласился, а затем, после недолгого колебания, так же поступил и король Филипп. Выбрать названного посредника поручили совету армии. Ричард надеялся, что эта честь будет оказана одному из Лузиньянов, королю Ги или его брату Жоффрею, но, к его разочарованию, совет избрал соперника Ги, Конрада Монферратского.

– И пока это последние новости, – закончил Артур. – Маркиз находится в городе, обсуждая условия, а все мы ждем с нетерпением, что случится дальше.

– И больше не было никаких сражений? – спросил Дени.

– Ни одного, достойного упоминания. О, время от времени горячие головы с обеих сторон выезжают потешиться на равнину, но большинство считает, что не стоит рисковать, когда уже совершенно очевидно, что город сдастся.

Дени кивнул и закрыл глаза.

– По крайней мере мы живы, – пробормотал он. – Если бы только можно было спасти Хью. Если бы он только мог спрятаться где-нибудь и подождать…

– Но, Дени, – мягко возразил Артур, – это благодаря его смерти и смерти других мы вынудили город к такому решению. И он умер мученически: сражаясь, как и подобает истинному рыцарю.

Дени не сумел сдержать улыбку. Глаза Артура на исхудавшем лице, казавшиеся больше, чем всегда, светились искренней убежденностью. Глядя на него, Дени подумал: «Я не верю этому. Он умер как воин, каковым он и был, не зная ничего иного, не желая ничего иного, и так же бессмысленно, как если бы он пал на турнире. Он проиграл бы свою бессмертную душу – душу мученика, – если бы кто-то предложил ему приличные ставки. А пока мы ходили на бесполезный штурм города, тот самый, в котором погиб Хью, Ричард продолжал плести свои тайные, хитроумные интриги. Мы здесь для того, чтобы он использовал нас в своих личных целях. Мы похожи на игрушечных солдатиков, которых дети, играя, сталкивают между собой, пока тот или другой не упадет с лошади». Вслух он сказал:

– Где-то на стене я потерял ваш меч.

Тень омрачила лицо Артура и сразу же исчезла, словно унесенная порывом ветра.

– Дени, это не имеет значения. Он принесен в жертву благородному делу. Мы достанем вам другой.

Дени вздохнул.

– Да, – сказал он. – Это верно.

Ему вспомнились слова того проницательного, практичного человека, который любит оплачивать свои долги, – торговца Скассо: «Ваш друг болен недугом, который я называю лихорадкой Ланселота». «Да, и он неизлечим, – подумал Дени. – Но, возможно, именно за это я люблю его больше всего».

Только на следующий день лагерь с ликованием узнал новость, что Акра сдалась. Условия были выгодными: город со всеми складами, кораблями и боевыми машинами сарацин должны были передать франкам, а также выплатить в два приема двести тысяч золотых монет. Более того, враги обязывались отпустить сто рыцарей и оруженосцев, захваченных ими в плен, наряду с пятью сотнями простых солдат. И самым важным было то, что турки должны были вернуть истинный Крест Господень, находившийся в руках неверных с момента падения Иерусалима.

Для Дени этот день стал вдвойне радостным потому, что ему разрешили подняться на ноги. Опираясь на Гираута, он медленно вышел из палатки на яркий солнечный свет. Сначала ноги, будто лишенные костей, его не слушались. Артур шел рядом с другой стороны, защищая раненое плечо друга от случайных столкновений и держа складной стул. Они медленно шли через весь лагерь по направлению к крепостной стене, пока Дени, дрожавший от слабости, не почувствовал, что ему необходимо сесть. Артур разложил для него стул и встал сзади так, чтобы Дени мог прислониться спиной к коленям своего друга.

Защитники уже выходили из города, покидая его через врата Башни Патриарха и порталы, которые находились под охраной госпитальеров и тамплиеров в те времена, когда Акра еще находилась в руках христиан. Можно было видеть, как их тюрбаны и шлемы вьются нескончаемой вереницей среди толпы кричавших от радости воинов. Враги держались с большим достоинством, несмотря на свои раны, лишения и болезни, даже более тяжкие, чем те, что постигли осаждавших. Рыцари, оруженосцы и командиры взирали на них с огромным восхищением и сочувствием, отдавая дань доблестному врагу.

На глазах Дени на крепостном валу расцвел сад – знамена предводителей войска крестоносцев всех цветов: белые, золотые, пурпурные, зеленые, серебряные, лазурные. Они наполнились ветром, затрепетали и расправились один за другим на древках; гербы Франции, Англии, Аквитании, Нормандии, Шампани, Фландрии, Иерусалима, геральдические эмблемы архиепископов, графов, епископов и князей, образы Пречистой Девы, кресты, полосы, андреевские кресты, различные сочетания цветов, львов и орлов, соколов и гриффонов гордо реяли во всем блеске славы в жарком небе. Громоподобный крик на дюжине разных наречий: «Победа!» – раздавался со всех сторон.