— Какие мы все-таки дураки.

— Не говори во множественном числе, — попытался пошутить Сергей.

— Не надо, Сережа, не остри, — она поморщилась, — Мне так хорошо.

— Ты изменилась…

— К лучшему?

— Для меня да.

И опять замолчали.

— От несчастья, — нарушила молчание Тамара.

Он не понял, и она пояснила.

— У меня подруга недавно погибла. В автомобильной аварии, с родителями. Не очень близкая, но подруга. Понимаешь, она накануне была у меня такая счастливая; парень ей предложение сделал — ей уж восемнадцать стукнуло. Любили друг друга. Я ей говорю… Ты меня слушаешь, Сергей?

Он прислушивался к каким-то крикам, доносившимся издалека.

— Слушаешь? Ну так вот, я ей говорю; «Не рано замуж выходить?» Она говорит: «Что ты? Когда друг друга любят, когда все здорово, нельзя ни минуты терять. Ни секунды…» Ты подумай, словно чувствовала. И я решила: какая же я идиотка! Дуюсь на тебя, не вожусь. Не знаю, как ты, не спрашиваю. Я хочу тебя видеть каждый день, Сережа. Может, я ошибаюсь. Может, только я хочу, тебе все равно…

— Ты же знаешь. — Он растерялся. То, что она говорила, ведь это объяснение в любви. Он не находил слов. Просто готов был сделать для нее все, ну просто все, что можно на свете. Счастье настолько переполняло его, что он молчал.

Настоящее счастье всегда молчаливо.

Сейчас он обнимет ее, поцелует и все скажет. Он остановился, взял ее за плечи. Тамара подняла к нему свое некрасивое, но в далеком свете молочных фонарей казавшееся прекрасным лицо…

Вот тогда-то все и произошло.

С главной аллеи донеслись грубый крик, женский визг, матерные ругательства, шарканье ног по асфальту, глухие удары. Оказалось, что несколько подвыпивших парней неожиданно выскочили из кустов и начали приставать к Славке и его девушке, ушедшим вперед, вырвали гитару, стали ругаться.

Славкины друзья, надо отдать им должное, бросились на помощь, а Верка-дружинница, крепкая девчонка-разрядница по волейболу, схватила валявшуюся на аллее палку и тоже вступила в драку.

Складывалась она, разумеется, не в пользу школьников. Они были в меньшинстве и уступали в силе здоровенным хулиганам. Кто-то из девчонок крикнул:

— Сергей, на помощь!

Услышав крик, он рванулся, но Тамара повисла у него на руке.

— Нет! Нет, Сергей! Тебя убьют! Не пущу! — бормотала она. — Так хорошо все было, так хорошо…

Сергей с трудом оторвал Тамарины руки, но потерял драгоценное время. К нему бежали двое, один размахнулся ножом.

— Брось, брось перо! — хрипел другой. — Я сейчас ему каратэ врежу, мы каратэ можем, сейчас…

К удивлению Сергея, парень действительно принял стойку каратиста и с воплем бросился на него. Он хотел ударить ногой — ничего не получилось, парень поскользнулся и смешно шлепнулся на ягодицы.

Тамара, ничего не соображая, кинулась вперед, прикрывая собой Сергея от второго нападающего, который с ножом подбегал сбоку.

Сергей действовал молниеносно и совершенно автоматически. Спроси его потом, что он делал, какие применял приемы, он бы не ответил. Всего лишь секунды потребовались ему, чтобы зажать руку, вооруженную ножом, взять нападающего на прием и, подбросив в воздух, с силой швырнуть на землю. Парень коротко вскрикнул и остался лежать неподвижно. Тем временем неудачливый каратист поднялся и снова ринулся вперед. Однако каратэ он явно изучил недостаточно. Сергей скрутил его в одну секунду и, заломив руку, орущего от боли бегом повлек на главную аллею.

Там дело было совсем плохо. Пятеро хулиганов избивали отчаянно защищавшихся школьников. Они орали, грязно ругались, девчонки кричали, где-то вдали слышались милицейские свистки.

Сразу оценив положение, Сергей швырнул «своего» хулигана в кювет и бросился на помощь друзьям. Через минуту он уже разбросал нападавших, а двоих держал в железном захвате. Но тут подоспели милиционеры, дружинники и отвели всех в милицию.

Про того, кто остался лежать в боковой аллейке, забыли. Однако в милиции вспомнили, послали за ним мотоцикл, и тогда-то выяснилось, что, ударившись головой об асфальт, он получил тяжелейшую травму и вряд ли выживет.

В дежурной комнате все притихли, а когда лейтенант спросил: «Кто ж его так?», Сергей, ни секунды не раздумывая, ответил: «Я».

В ту страшную ночь они без конца отвечали на вопросы, писали объяснения…

В последующие дни всех начали вызывать к следователю.

Потрясенный Сергей — узнал, что дружки «потерпевшего», как теперь стал называться напавший на него с ножом верзила, заявили, что Сергей сам бросился на того. В пользу же Сергея никто, кроме Тамары, показаний не дал. Школьники не были подготовлены к таким событиям. Им и в голову не пришло сговориться, хотя все участники драки оставались на свободе. Они просто рассказали то, что было в действительности, что видели своими глазами. А что произошло в боковой аллейке между Сергеем и напавшими на него, они не видели. Свидетельство Тамары против показаний четырех, твердо заучивших свою версию хулиганов не очень-то убедительно.

— Вот и все, — закончил Сергей свой рассказ.

Он смотрел в пространство, в глазах была тоска и обреченность, словно он давно уже все взвесил, со всем примирился.

— А иначе нельзя было? — спросил Святослав Ильич.

— Нет. — Сергей сразу понял вопрос. — Он же с ножом! И другой подбегал. Если б я его не бросил, они б вдвоем вцепились, а тогда за ножом разве уследишь? И потом, Тамара ведь. Он же на нее сначала с ножом-то.

…А теперь шло следствие. Предстоял суд.

И хотя в милиции быстро разобрались, кто хулиганы, кто нет, кто начал драку, но оправдать убийство, пусть и непредумышленное, ничто, разумеется, не могло.

Оставалась слабая надежда: в парке все же были в тот час какие-то люди! Ведь буквально перед самым происшествием школьники встретили парочку, торопливо шмыгнувшую в кусты.

Милиция разыскивала всех, кто мог оказаться в то время поблизости. Через участковых сообщили в домоуправления, но никто не явился.

В школе, в техникумах, на заводе, автобазе, в мастерских, где учились или работали участники драки, запрашивались характеристики. Дошла очередь и до родителей. Дошла вот и до Святослава Ильича Монастырского.

— Почему Тамара до сих пор не пришла к матери, ко мне? — неожиданно спросил Святослав Ильич.

— Я взял с нее слово, — сказал Сергей, не поднимая головы. — Что, у вас с матерью других забот нет?

— Тебе не стыдно, сын?

Сергей не отвечал, только еще ниже опустил голову.

— Мне-то мог сказать…

— Я б сказал, отец, сказал бы. Все готовился. Да вот опоздал.

Святослав Ильич с болью смотрел на сына.

Сергей был хороший мальчик. Отец мог им гордиться. Сергея всегда, с раннего детства окружала какая-то светлая, чистая атмосфера. Он рос веселым. Радостно, с удовольствием учился, имел много друзей и не имел завистников. Когда познал спорт, отдался ему с увлечением. Занимался всем: футболом, хоккеем, легкой атлетикой, волейболом, боксом, пока окончательно не отдал свое сердце борьбе самбо. На вопрос «почему?» отвечал не по-детски обстоятельно: «Во-первых, потому что красиво, мужественно, спорт для парней; во-вторых, полезно: и на войне необходимо, и в жизни в случае чего может пригодиться (эх, если б он знал!); в-третьих, с чисто спортивной точки зрения увлекательно — сколько приемов, всяких тактических комбинаций! Любая схватка интересней, чем футбольный матч».

Тренеры не могли им нахвалиться. В шестнадцать лет — первый разряд! Сергею предрекали блестящую будущность.

За «Эстафету» выступать он категорически отказался: «еще начнут отцом попрекать!». Святослав Ильич поворчал, но про себя одобрил решение, — он поступил бы так же.

И решение сына после восьмого класса перейти в физкультурный техникум тоже одобрил. Когда Сергей сообщил об этом дома, Елена Ивановна заохала. Но Святослав Ильич сказал только:

— Тебе, сын, выбирать. Полагаю, ты все продумал.

Так был решен этот важнейший в жизни Сергея, да, наверное, и любого его сверстника, вопрос. Решен окончательно, хотя и он и его родители подверглись массированному неустанному давлению друзей и школьных учителей.