…Они сидят втроем в первом классе в носу гигантского «Боинга»-747, пересекающего океан. Трентон закрывает глаза и уносится в мечту. Огни притушены, из мягких, теплых наушников, которые он надел, льется тихая музыка. Кэрол, хорошо посидевшая в баре на втором этаже, крепко спит в своем кресле, дремлет и Боб, укрывшись от всех «Плейбоем», который он опустил на лицо. Словно призраки скользят стюардессы, чутко следя, не нужно ли чего. Да, он сделал хорошее дело в Мадриде, не зря слетал! Этот здоровяк с невозможной фамилией Мо-настыр-ский, судя по всему, серьезный партнер, на него можно положиться. Тренера он пришлет, и наверняка хорошего. И работать тот будет добросовестно. Очередной спортивный болванчик. Ну и слава богу! С таким легче поладить. Трентон еще не встречал в жизни человека, которого нельзя было бы купить. Весь вопрос, как всегда, в цене. Вряд ли такой запросит много. Да и не военные же тайны его попросят добывать, не шпионажем заниматься!.. Трентон усмехнулся. В его изворотливом мозгу, привыкшем к хитрым многоходовым комбинациям, уже зрел план, как обеспечить себе монополию на борьбу самбо в США, славу первооткрывателя этой борьбы на Американском континенте, а главное, быстрые и блистательные победы своих самбистов— свидетельство его прозорливости и великих способностей спортивного босса, босса спортивной индустрии. Впрочем, он босс многих индустрии. Лишняя не помешает.

За окнами самолета ночь. В наушниках поют марья-чос. Трентон нажимает кнопку, и, словно из небытия, перед ним мгновенно возникает стюардесса. Он заказывает водку. Почему? «А почему нет? — отвечает он сам себе. — Наверное, чтобы выпить за здоровье этого Мо-на-стыр-ского. Черт возьми, ну и фамилия!». Стюардесса не удивляется тому, что в три часа ночи над океаном этому пассажиру первого класса вдруг захотелось русской водки, — она еще и не к тому привыкла. Через пять минут она приносит заказанное из бара. Трентон заинтересованно следит за движением ее стройных ног вниз по лестнице. Пригубляет ледяную водку, косится на жену. Вздыхает. Конечно, Кэрол красива. Очень красива. И очаровательна, когда хочет, только вот хочет она этого все реже. И все чаще — выпить. Настроение Трентона начинает портиться. Ведь какая была девочка, наивная (а может, притворялась?), веселая (а может, изображала?), влюбленная (может, обманывала?)! Как он баловал ее, чего только не дарил, куда не возил, куда не приглашал! И что же? Пьет. Пьет вовсю, а сейчас — он старается прогнать эту страшную мысль, — сейчас, как ему кажется, открыла для себя наркотики. Доказательств, правда, нет, но уж ему-то хорошо знаком этот стеклянный взгляд, эти вспышки раздражения, сменяющиеся преувеличенным весельем. Надо будет проследить. И откуда все это взялось? Сам виноват. Ведь не пила. Он заставлял. На приемах. На обедах с нужными людьми. И вот результат. Но кокаин-то или ЛСД он не просил ее принимать, черт возьми! Нет, с этим надо кончать,

К счастью, у него есть жене альтернатива (интересно, можно так сказать — альтернатива жене?). Трентон не без удовольствия стал прикидывать, какую из своих любовниц он, вернувшись, посетит первой.

И не заметил, как уснул. Он проснулся, когда чудовищно огромный самолет приземлился в аэропорту Сан-Франциско. Зажегся свет, заскользили стюардессы. Притихшие после долгого перелета пассажиры собирали сумки, оглядывались, чтобы убедиться, что ничего не забыли. Шурша подошвами, двинулись к выходу.

В Сан-Франциско предстояла пересадка. Маленький, юркий «джип» перевез Трентона, Кэрол и Боба через весь аэродром в тот его конец, где стояли личные самолеты. Трентон недавно приобрел двухмоторную белоснежную «Сэсну» и не уставал восхищаться своим первым самолетом. Теперь он мечтал о персональном «Боинге», чтобы летать в Европу. Но пока что причин для частых полетов не было, и он колебался.

За штурвал сел сам Трентон — водить самолет он никому не доверял, хотя держал пилота, главной обязанностью которого было содержать машину.

Трентон поднял самолет в воздух и, сделав вираж, лег на курс. Он испытывал неповторимое чувство гордости и удовлетворения, когда управлял самолетом. Ему казалось в этот момент, что он властелин мира. Вон там внизу копошатся какие-то букашки, люди, судьбами которых он распоряжается, там внизу его клубы, отели, рестораны, владения. Конечно, не так уж их много по сравнению с тем, что есть у миллиардеров, но сейчас, когда он парил над всем этим, он видел себя самым могущественным, самым сильным, самым богатым…

Боб, вытянувшись на диване, захрапел тонким дискантом, Кэрол, едва сев в самолет, прошла в конец кабины, где находился обитый красной кожей бар, достала непочатую бутылку виски и щедро отметила возвращение домой.

Промелькнули внизу розовые от наступившей зари воды океана, пустынные поутру желтые пляжи, зеленые неподвижные пальмы. Потянулись бесконечные кварталы домиков под красной черепицей, изумрудные газоны, заизвивались серые ленты дорог. Кое-где слепил глаз ярко-синий прямоугольник бассейна.

На аэродроме Сан-Диего, расположенном в центре города, их уже ждал бронированный «кадиллак», и через полчаса Трентон с чувством облегчения входил в свой дом.

Хотя ему немало пришлось колесить по свету, он с годами стал «домашним человеком», любил свою роскошную (и надежно охраняемую) виллу, окружавший ее парк, огромный бассейн, теннисные корты, поле для гольфа. Все это были признаки успеха, богатства, влияния. Это была резиденция человека, который «прибыл».

Гуляя по парку или нежась у бассейна, он вспоминал себя оборванным мальчишкой на пыльных улицах Неаполя. Или постарше, с пистолетом в руке и гранатой в кармане, ежесекундно готового к схватке, зорко вглядывавшегося в темноту, пока другие грузили ящики с сигаретами, виски, шоколадом из любезно приоткрытых дверей американских военных складов. Конечно, особой опасности не было. Двери-то приоткрыл сам кладовщик, а нагрянь MP — военная полиция, — самое страшное — пришлось бы поделиться. Боялись не их, боялись конкурентов, таких же беспощадных, жестоких и отчаянных волчат.

Да, было что вспомнить! Но вспоминать почему-то становилось все трудней. «Память ожирела, — говорил он себе, — заелся. Ох, не к добру». В нем просыпалось свойственное всем неаполитанцам и многим бандитам суеверие. Он срочно жертвовал на университетскую церковь, на местный приют или посылал Боба поставить за него в церкви свечку. Сам в церковь не ходил.

Итак, он дома, можно отдохнуть.

Но отдыхать он не стал. Он никогда не знал, что такое отдых. Если при его бизнесе (да при любом) отдыхать, мало чего добьешься. Это безработные и нищие могут себе позволить целыми днями ничего не делать. А миллионеры вынуждены трудиться как черти, без выходных. Что поделаешь, положение обязывает!..

Характер босса был хорошо известен его подчиненным. На вилле уже ждали наиболее близкие, те, кто имел доступ в дом, а не только в служебный кабинет: управляющий отельной цепью, управляющий имением, юрисконсульт, секретарь, не Боб, а тот, который вел настоящие дела, и, конечно, управляющий «Трентон-клубом».

Его Трентон принял последним. Это было знаком уважения. О'Коннор, здоровенный рыжий ирландец, бывший полицейский инспектор, перенесший из этой профессии многое в свою новую — спортивного деятеля, — остался завтракать. Немалая честь!

Поговорив для порядка о пустяках, перешли к главному.

О'Коннор, как всегда, начал с приятных вестей.

— Могу поздравить, босс. Ваша идея с бабами оправдалась.

— Да? Ну-ка, ну-ка, — оживился Трентон. Его черные влажные глаза засверкали.

— Про баб без меня, — лениво протянула Кэрол, вставая из-за стола. Она была в крохотных золотистых шортах и коричневой шелковой блузке под цвет ее странных золотистых глаз. — Пойду подремлю.

«Знаю я, как ты подремлешь, — подумал Трентон. — Небось порошочек примешь. Соскучилась…»

О'Коннор проводил удалявшуюся Кэрол жадным и тоскливым взглядом. Он во всем завидовал боссу, но особенно, что у него такая жена; давно мечтал ее соблазнить и все не решался. С Трентоном шутки плохи.