Литмир - Электронная Библиотека

К городам и оседлой жизни обращала кочевников в средневековье всегда внешняя сила: авар покорил Карл Великий, кочевники венгры (или точнее – кабары, печенеги н др.) вынуждены были оставить прежний уклад своей жизни благодаря сильным рукам воеводы Гезы и его сына первого короля Стефана[41], половцев в Венгрии принудили к оседлой жизни не менее строгие приемы венгерских королей XIII – XIV вв.[42]. Значительная часть печенегов жила на определенной территории со своими табунами и служила в качестве легкой кавалерии XI – XIII вв.[43] или в качестве пограничных войск, в результате чего постепенно ассимилировалась с венграми.

Карта распространения салтово-маяцкой культуры, составленная С. А. Плетневой[44], в какой-то мере ставит под сомнение ее основной тезис – этническую принадлежность данной археологической культуры. Вне поля зрения автора остались восточные памятники салтовского типа: нижняя Волга, Терек, Сулак с притоками и могильники Башкирии[45]. Простой учет этих памятников снимает вывод о болгарской принадлежности салтовской культуры. Скопления салтовской керамики, судя по карте, связаны с долинами Дона и Донца, а также предгорьями Крыма. Речные долины по своему ландшафту контрастируют с сухими степями и издавна имели свое, оседлое, население. В интересующую нас эпоху в долине Дона жили предки бродников, того самого народа, который стал широко известен под именем «казаков». (Процесс образования казачества, в частности его этногенез, гораздо сложнее. Но мы сейчас не входим в детальное рассмотрение связанных с этим проблем.) Маленькие леса «колки» на второй и первой террасах служили для них достаточным укрытием, откуда они наносили удары вторгавшимся кочевникам. Уж они-то на свою землю никого не пускали, даже при могучей Золотой Орде и буйных ногайских ордах. Поэтому для оседания кочевников не возникало никаких возможностей, даже если бы они к этому стремились.

С.А.Плетнева пришла к выводу, что «культура Хазарского каганата, представляющая культуру болгарских или, вернее, болгаро-аланских племен, создана этнически родственными племенами и, следовательно, является этнической»[46]. Таким образом, сами хазары выпали из истории.

В нашу задачу не входит рецензирование книги С. А. Плетневой, имеющей немало неоспоримых достоинств, в том числе и четкое изложение тезиса, вполне достойного того, чтобы стать предметом плодотворного научного диспута. Наша работа – только отклик на этот тезис, распространяемый автором на все «кочевнические образования: скифское, гуннское, тюркское, уйгурское, хакасское, арабское, татаро-монгольское и др.»[47], которые будто бы «объединялись в государства только … когда часть населения обращалась к земледелию, создающему устойчивую экономическую базу». Этому тезису мы хотим противопоставить следующее положение: растущие кочевые орды или племенные союзы подчиняли себе соседние оседлые народы, либо инкорпорировали, не ассимилируя, группы земледельцев, либо на основе симбиоза создавали мощные державы, иногда на основе военной демократии, иногда феодальных отношений.

Кочевые скифы, ворвавшись в Причерноморье, покорили много оседлых племен трипольской культуры, которых Геродот потом именовал: скифы-земледельцы и скифы-пахари, отличая их от скифов царских и скифов-кочевников. Налицо симбиоз, а не оседание части населения[48].

В 209 г. до н. э. шаньюй Модэ создал хуннскую державу с дисциплинированной армией и покорил охотничьи племена южных склонов Саян и Западной Маньчжурии. Во II в. в хуннские земли стали бежать китайские политические эмигранты, цяны, жуны и другие племена. Образовался слой оседлого населения, не смешивавшийся с хуннами и называвшийся цзылу, т. е. кулы[49]. Слово кул ныне обозначающее раба, в древности было названием иноземца, принятого, но не уравненного в правах. Кулы были и у тюрок, исполняя те же обязанности, что и у хуннов – занимались ремеслом и земледелием. Кроме того, и хунны и тюрки получали необходимый им продукт от покоренных или союзных соседей. Опять-таки здесь не оседание кочевников, а разные формы междуэтнического контакта.

Сложнее с уйгурами. Этот степной, кочевой народ, захватив гегемонию в Монголии, соорудил два города Каракорум и Байбалык, но . . . руками приглашенных согдийцев и китайцев по заказу главы манихейской общины, сирийца или перса. В центре столицы стоял золотой шатер[50]. Кочевание тут не при чем. Когда же после 861 г. разбитые в степи уйгуры Бугу Цзюня осели в Турфане и Куче, то там не создалось государства, и глава оседлой, новой Уйгурии носил титул идыкут, а не хан.

Хакасы и арабы упомянуты С. А. Плетневой, видимо, по ошибке. Хозяйство первых в Минусинской котловине было основано на ирригации и заготовках сена, т. е. это было оседлое скотоводство. Арабы же, создавшие халифат, были жителями оазисов, оседлыми еще со времен царя Соломона и царицы Савской (X в. до н.э.); и именно оседлые арабы разгромили кочевых бедуинов, сопротивлявшихся до последней возможности тем, кого они за своих не считали. Единый арабский народ возник только вследствие побед Абу-Бекра (634 г.) и распался, как только ослабла власть халифов: бедуины Бахрейна освободились под знаменем карматства уже в IX в.

Татаро-монгольское государство, по словам авторитетнейшего очевидца Елюя Чуцая, «было основано в седле», а затем, после распадения на улусы, развитие пошло по тому же пути, как и у всех прочих. В Китае монгольские войска несли только гарнизонную службу, а, возвращаясь домой, пасли скот, как их предки, но не оседали.

В Иране Хулагиды использовали сначала христианских, потом мусульманских грамотеев для службы в канцеляриях, а продукты земледелия получали в виде налога, но сами земледелием заниматься не стали.

В Литве и России начиная с XIV в. многие татары покидали Орду и «выезжали» служить литовским и московским князьям. В Литве они образовали слой мелкой шляхты, сохранив веру ислама; в Москве, где крещение было обязательно, каждый багадур, поступавший на службу зимой, – получал шубу и дворянство, а летом – княжеский титул. Эти татары действительно перешли на оседлый быт, но при этом вышли из своего этноса и сохранили только специальность – пограничную военную службу, теперь уже с другой стороны.

Итак, не «от кочевий к городам», а сосуществование кочевий и городов при меняющихся формах взаимодействия.

Все приведенные нами соображения имеют, помимо теоретической, еще одну практическую цель: преодоление трудностей, возникающих при интерпретации археологического материала. Только правильный аспект, включающий в себя обозрение географического разнообразия и этнографических закономерностей адаптации этноса к ландшафту, позволяет отличить прогресс от натуральной самобытности.

вернуться

41

См. P.Magister. Gesta Hungarorum. – Budapest, 1932, p. 40; D.Bónis. István Király. -Budapest, 1957, p. 40, см. еще рец. на эту книгу: Р. Váczy. – «Századok», t. 92, 1958, p. 341 сл.

вернуться

42

Венская картинная хроника.

вернуться

43

См. Д. А. Расовский. Печенеги, торки и берендеи на Руси и в Угрии. – Seminarium Kondakovianum», t. VI (1933), Praha, s. 30-32.

вернуться

44

См. С. А. Плетнева. От кочевий к городам. – М., 1967, стр. 11.

вернуться

45

См. И. Эрдейи. Большая Венгрия. – «Acta Archaelogica», t. 13, 1961, p. 316–317.

вернуться

46

См. С. А. Плетнева. От кочевий к городам. – М., 1967, стр. 189.

вернуться

47

См. С. А. Плетнева. От кочевий к городам. – М., 1967, стр. 189.

вернуться

48

См. А.Л.Смирнов. Скифы. – М., 1966, стр. 48 сл.

вернуться

49

См. Е. Chavannes. Les pays d'Occident d'apres le Wei Lio. – «T'oung Pao», ser. 2, vol. VI, 1905, p. 519–571.

вернуться

50

См. С.Millet. Sur le noms cereales chez les Ancients et particulier chez les arabes. – «Journal asiatique», t. V, 1865, p. 207.

4
{"b":"283253","o":1}