Пронзительный и изучающий взгляд ками смутил Данте, и он поспешил плотнее запахнуться в свой халат - женская привычка, от которой оказалось трудно избавиться. Хорхе, кажется, это позабавило, и он дернул бровью, но на этот счет промолчал. Но только на этот.

- Тебе не обязательно было приходить, - молодой ками прошелся по комнате и уселся на краешек огромной постели, с которой недавно убежал.

- Да что ты?

Иногда Данте казалось, что скоро эта усмешка ему будет являться в кошмарах. Нет, не в тех, что его на данный момент посещали. Хорхе, кстати, знал о них. Хорхе знал обо всем, ну или делал вид, что знает - не все ли равно? - и объяснял это привыканием к новому телу. Говорил, что Хищник без человеческого сердца или искусственного ограничителя (ох, если бы еще знать, что это такое) не может "фильтровать" Сейкатсу нужной ему стихии и потому мучается нервными расстройствами. Данте из этого путанного объяснения понял мало, и остался при мнении, что ему снова наговорили ерунды. А как отчаянно порой хотелось быть уверенным, что его сны - это просто кошмары, и те мальчики, что покоились во льдах Священного Грота, мертвы на самом деле, а не закованы душой в холодных телах. К сожалению, на этот вопрос ему никто не отвечал.

- По-твоему мне не удалось бы обойтись без твоей помощи? - приподнял бровь молодой ками.

- Это был третий, - Хорхе проигнорировал вопрос Данте, проходя в комнату. Хищник иногда поражался, как легко тот проникает на его территорию, и что самое главное - его присутствие не вызывает отторжения. Даже когда он разгуливает по комнате и с любопытным видом все разглядывает. А Данте нарочно в этой комнате ничего не менял, здесь все равно ничего не принадлежало ему.

- Третий? - переспросил он недоуменно.

Хорхе посмотрел на него, как на слабоумного.

- Третий кошмар на этой неделе, - все же сподобился объяснить он, слегка кривясь.

- И что?

Ками отвернулся. Посмотрел на себя в зеркало, поправив изящным движением волосы. Зеркала - это одна из слабостей Хорхе. Ему нравилось любоваться собой, и это могло продолжаться очень долго.

- Слишком часто, - объяснил он, повернувшись.

Вот такое своеобразное проявление заботы. Волнуется. Это открытие едва не заставило Данте широко улыбнуться.

- Я не могу это контролировать… - молодой ками пожал плечами.

- Это происходит из-за того, что ты не отпускаешь свое прошлое. И чем скорее ты поймешь, что те люди, с которыми ты жил все девять лет своей жизни, отныне для тебя никто, тем быстрее тебе полегчает.

Вот значит как: Данте тоскует по своей жизни в Сарумэ, и потому ему снятся эти кошмары? И как только он забудет свое прошлое, братьев, маму, Акито, ему сразу станет лучше? Как все просто! Невероятно.

- Они моя семья, - он упрямо вскинул подбородок. Ну и что, что он теперь ками. Они все равно дороги ему. К тому же мама, наверное, с ума сходит, вряд ли ей сказали, куда его дели…

- Я твоя семья, - произнес Хорхе тихо, но Данте захотелось его ударить.

- Нет, - возразил он упрямо. - Они.

- Прекрасно, - обиженно хмыкнул ками. Данте не мог понять, чем его обидел. Уж не думал же он, что после всего произошедшего, что к нему воспылают великой сыновей любовью? И примут с распростертыми объятиями? - Я приходил сообщить, что завтра утром придет ювелир Таманоя. И лучше бы тебе быть в форме. Неправильно подобранный ограничитель, знаешь ли… чреват последствиями, - желтые глаза злобно блеснули.

Хорхе повернулся и демонстративно зашагал к выходу.

- Свет погаси заодно, - Данте крикнул ему вслед.

Комната вскоре опустилась в полумрак. Шаги удаляющегося ками были едва слышны. Данте упал на кровать и прикрыл глаза. Как он устал от этой изоляции! Наверное, потому и снится муть эта, а не из-за "неправильной фильтрации Сейкатсу".

Сон пришел почти сразу, и на этот раз он был приятным. От него веяло родным ощущением дома…

Данте снилось, что ему снова тринадцать, и он сидит на небольшом стареньком мосту, свесив ноги. Длинные полы бледно-голубого, расшитого синей нитью кимоно, подобраны, коленки оголены. Он болтал ногами, едва касаясь спокойной глади воды. Беззаботно пели птицы, в камышовых зарослях неподалеку квакали лягушки, а за спиной, на небольшой полянке, сплошь усыпанной летними луговыми цветами, стрекотали кузнечики. И тогда еще не было этого непривычного имени. Тогда его звали Амэ…

Амэ плотнее подтянул кимоно, чтобы оно не сползло вниз и не намокло - хватит и того, что он получит от мамы за то, что умудрился его помять, - откинулся на спину и стал смотреть в чистое голубое небо. На душе было мрачно: прибывший вчера Акито привычно поссорился с мамой из-за него - поэтому очень хотелось, чтобы пошел дождь. Чтобы дождь был не летним и теплым, а другим: холодным и неистовым, чтобы ломал деревья, крушил все на своем пути, а Амэ бы спрятался в самом дальнем углу дома, подальше от посторонних глаз, приоткрыл бы седзи, высунул бы личико на улицу и вдыхал бы свежий аромат грозы…

- О чем задумалась?

Амэ вздрогнул от неожиданности. Он так глубоко ушел в себя, что не заметил, как подошел Акито. Правда брат в последнее время ходит совсем тихо, и его почти неслышно.

Амэ сел, тряхнул головой, а потом повернулся. Акито стоял в нескольких шагах от него, одетый в черное кимоно Сейто Академии Аши. Амэ не мог не отметить, как за последние годы изменился его брат. Из нескладного, угловатого, порой даже неуклюжего подростка он превратился в прекрасного юношу, гибкого, точно кошка, ловкого, сильного. Его движения стали обманчиво плавными - мальчик не раз видел, какой превосходной реакцией обладал брат.

- О дожде, - ответил Амэ на вопрос о том, о чем он думает.

Акито ослепительно улыбнулся и покачал головой.

- Ты не изменилась.

Он скинул гэта, и устроился рядом с сестрой, свесив ноги вниз. Акито был намного выше Амэ, поэтому если ступни Амэ только едва касались глади воды, то ноги брата были погружены до лодыжек.

- Вода холодная, - заметил Акито.

Амэ пожал плечами.

- Да.

Акито еле слышно хмыкнул, потом наклонился и быстро пробежался пальцами по поверхности воды. По ней стали расходиться слабые круги.

- Знаешь, вода может многое рассказать, - произнес брат, склонив голову набок, он смотрел на свою руку, на кончики пальцев, которые были мокрыми и слегка поблескивали на солнце. - И сейчас она говорит мне, что ты грустишь. Что-то случилось, Амэ?

Мальчик поджал губы и отвернулся. Нет, он не хотел говорить о сложных отношениях мамы и брата, из-за которых страдал. Некоторые вещи невозможно изменить, он смирился с этим.

- Ничего, - ответил он.

Мягкие, но прохладные пальцы коснулись его подбородка, легко, настойчиво потянули. Амэ не стал сопротивляться и, подумав, что вода, и, правда, холодная, повернулся, чтобы встретиться с темно-синими глазами брата, которые не казались светлей даже здесь, на улице, среди яркого солнца. Уголки губ слегка приподнялись, и Амэ почувствовал, как тепло этой слабой улыбки с головы до ног окутывает его.

- Потерпи немного, ладно? - произнес Акито, и погладил Амэ по волосам. - Я закончу Академию и увезу тебя отсюда. Там ты сможешь жить, как хочешь.

Амэ закусил губу и покачал головой.

- Не нужно.

Брови Акито невольно приподнялись - он не верил своим ушам.

- Однажды я поступлю в Академию Аши, - несмело улыбнулся Амэ. - И буду рядом с тобой.

Брат некоторое время пристально смотрел на него, а потом неожиданно засмеялся и взъерошил волосы. Мальчик надулся - брат его за ребенка считает - и грубо оттолкнул руку Акито.

- Сестренка, если ты поступишь в Академию Аши, я буду только рад. Но давай договоримся, если вдруг тебя не примут, то я тебя заберу. Хорошо?

Амэ смотрел в улыбающееся лицо брата, и его губы сами по себе расползались в улыбке, и он ничего не мог с этим поделать!