– Спасибо-спасибо, – отвечу я, подумав: «хорошо, что ханым, а не баян». – Будет у нас теперь ужин, да продлит он самый ваши дни.
А соседка счастлива еще больше прежней, мало того, что у них к чаю ничего не подают, так еще и ужина нет. И пойдет к тетке Фатьме, чтобы посетовать на непростую жизнь нашей семьи. Тетка Фатьма послушает-послушает да и приготовит халвы. И пойдет по домам-квартирам халвой угощать, как раз ведь выходные, чего бы не порадовать соседей.
– Здравствуй-здравствуй, дочка моя Наталья, – скажет тетка Фатьма, – вот я тут халвы сделала, будете кушать и сериал новый смотреть.
– Спасибо-спасибо, – отвечу я, подумав: «нашла тоже дочку». – Обязательно покушаем, да продлит тот, кто наверху, ваши дни, мы любим халву, только я ее делать не умею.
Тетка Фатьма и рада-радешенька, а сама бегом к соседке, той, что через три дома живет, и давай рассказывать, что эта Наталья даже халву делать не умеет.
И пусть себе рассказывают, нам не жалко, тем более что халву хасбанд не хуже делает, а даже лучше. Относили мы как-то тетке Фатьме нашей халвы попробовать, так она тарелку до сих пор не вернула – то ли с тарелкой слопала, то ли разбила с досады.
Разговоры соседские это пустяк, самое ужасное, что все, ими принесенное, приходится есть. Так это еще не все. Не принято здесь пустые тарелки отдавать, поэтому на каждое их угощение необходимо приготовить свое угощение. И ходим по кругу, то я к ним с тарелкой, то они ко мне. А тарелки соседские я все в лицо знаю: с розовыми цветочками – это тетки Фатьмы, желтенькая – это тетки Ясмин, с голубым ободком – это точно тарелка тетки Айше.
Вот такой получается круговорот тарелок в Басурмании. И никакой возможности похудеть.
Мужественность по-басурмански
Когда мой муж был маленьким мальчиком, у него имелась няня, которая его растила. Пухлая рыжеволосая турчанка с выдающейся грудью и широкими плечами. Няня мальчика очень любила, хотя он уже тогда был хроническим интровертом. Из-за мальчиковой интровертности няня очень расстраивалась, так как не знала, что это всего лишь такой тип личности, а вовсе не тяжелое заболевание.
Когда мальчик подрос до пяти лет, родители подумали, что неплохо бы отдать его в детский сад. Первый раз в своей жизни няня устроила страшную истерику, пытаясь спасти больного непонятной болезнью ребенка. Родители же были непреклонны. Первый день в саду прошел без эксцессов, однако идти туда еще раз мальчик отказался наотрез. Няня мальчиково желание поддержала и тоже наотрез. Однако родители их желание не поддержали и тоже наотрез.
Мальчик ходил в сад целую неделю, ревел так, что было слышно по ту сторону Черного моря. На игровой площадке он забивался в дальний угол и в гордом одиночестве играл с камушками. Камушки были выбраны не случайно, ведь они не только заменяли игрушки, но и могли служить средством защиты суверенитета и личного пространства. За забором детского сада стояла няня и тоже блюла мальчикову свободу личности. Хорошо, что без камушков.
Как уж случилось, что и мальчик, и няня потеряли контроль – история умалчивает, но однажды враг пробрался и звезданул мальчика по башке железным ведром. Такого насилия над своим подопечным няня снести не могла, поэтому она снесла забор, за которым стояла. Ворвавшись на территорию ненавистного заведения по воспитанию детей, она отодрала мальчика от обидчика и, обругав весь педагогический состав, гордо удалилась. Надо ли говорить, что родители мальчика были очень недовольны няниным поведением, и мальчик снова пошел в сад.
Прошла неделя, мальчик стал осваиваться в саду и даже выбрал себе друга. Няня же стояла на посту около починенного забора, зорко следила за происходящим. Но опять не уследила: какая-то девочка от большой любви расцарапала няниному любимчику лицо и укусила его за ухо. Мальчик был так шокирован этим проявлением любви, что даже не дал ей сдачи. Про то, как детский сад снова остался без забора, писать не буду. Вечером за семейным ужином няня сообщила, что ребенку нельзя ходить в детский сад, ибо он не умеет за себя постоять.
Родители ответили, что он обязательно научится, если няня наконец-то угомонится, перестанет его опекать. Но няня на этот счет имела совершенно другое мнение.
Однажды папа с мамой вернулись с работы и застали своего ребенка сидящим за кухонным столом и грызущим большую баранью кость. И все бы ничего, но огромный бараний мосол был сырой. С ошметками сырого мяса, правда заботливо вымытый. Мальчик сидел с огромной сырой костью в руке, а над ним стояла няня и ласково приговаривала: «Грызи, мой лев!» Мальчикова мама хотела умереть прямо на месте, но мальчиков папа ей категорически запретил заниматься такими глупостями, потому что совершенно не знал, как совладать с этой сумасшедшей няней в одиночку.
Няня сказала, что это очень древний басурманский способ по воспитанию мужественности в детях мужского пола. И поскольку наш мальчик мало того, что болен неизвестно чем и не может дать царапающей его девице в глаз, то теперь каждый день он будет грызть сырую кость от лучшего в городе мясника. Потому что ей, няне, в отличие от них, родителей, на мальчика не наплевать, и когда его бьют в этом ужасном заведении по воспитанию детей, у нее разрывается душа и останавливается сердце. Раз забрать мальчика из сада ей не позволяют, то она будет решать проблему своими методами.
И таки решила – больше мальчик в детский сад не ходил. Кости сырые тоже не грыз. Во всяком случае, официально, кто же знает, как няня его воспитывала, когда родители были на работе. Но девочек он не бьет, даже если девочка кидает ему в голову керамическую пиалу и жутко орет – это проверено на практике. А интровертом так и остался, но это уже совсем другая тема, тут сырые кости бессильны.
Понимание
Есть у меня басурманская уборщица по имени Памук. Обычная такая тетка, носит платок, но считает себя слегка образованной, то есть читать-писать научилась в начальной школе. В среднюю школу она не ходила, потому что в платке нельзя, а без платка отец не пускал. Сидела дома в деревне и ждала, пока ее выдадут замуж. Выдали, за мужика на десять лет старше с двумя детьми от первой жены. С женой той мужик разошелся, вернее, она уехала от него в Стамбул, детей же подарила мужу, чтоб не мешали ей строить новую жизнь.
На свадьбе, где, согласно обычаю, зарезали не одну баранью тушку, молодые собрали килограмм золота (это у них так принято – молодоженам дарить только золотые монеты). Посидели-подумали, взяли этот килограмм и поехали в Стамбул. А что? Им тоже надо строить новую жизнь. В Стамбуле новоявленный муж устроился в какую-то шарашкину контору «белим-красим» и стал работать. Памук-ханым родила быстренько мужику еще одного сына, а потом и дочь для полного комплекта. Из деревни, на помощь по хозяйству, приехала бабка-свекровь, которая тут же принялась блюсти порядок в доме и нянчить детей.
Памук моей ханым все это не то чтобы не нравилось, но было скучно. Мужика дома совсем не бывало, помимо шарашкиной конторы он еще сам по себе ходил по квартирам и делал белим-красим. Не бедствовали. От скуки Памук-ханым сделала ход конем, заявив мужу, что идет работать. Муж чего-то там попыхтел-попыхтел, но спорить не стал. Ага, поспорь с ней, и она куда-нибудь урулит, а четверо детей останутся ему в наследство. В итоге Памук-ханым стала убирать в квартирах басурманских буржуев…
Мне Памук-ханым досталась в самом начале своей уборочной карьеры, когда у нее еще не было наработанной клиентуры, была низкая ставка, и она гладила белье без дополнительной оплаты.
Первый наш диалог сложился следующим образом:
– БырТырМыр? – спрашивает Памук-ханым.
– А? – не понимаю я.
– БырТырМыр, говорю! – повторяет она.
– А?
– Нэпонымат меня быртырмыр, дэлат быртырмыр нада?
– А?
– Трыдцат, ок?
– Да! – радостно откликнулась я.
Памук-ханым цокнула языком, уверенным жестом отодвинула меня со своего пути и приступила к делу. Через пять минут в моем доме кипела работа, жужжал пылесос, лилась вода и воняло хлоркой. Еще через три часа дом блестел чистыми окнами, вымытыми коврами, а в шкафах аккуратными кучками лежало глаженое белье.
