— А сказали, — Саша поднял на нее глаза, — что у тебя ноги кривые.

Лизу бросило в жар. Какой ужас! Нагнувшись вбок, она быстро осмотрела свои ноги — прямые, стройные; многие девчонки могли бы ей позавидовать!

Лиза с изумлением посмотрела на Сашу: слепой, что ли? А он, насмешливо глядя ей так же прямо в глаза, сказал, помедлив:

— С кем-то спутали, наверно…

Таких смелых глаз ни у кого из мальчишек Лиза еще не видела. Смотреть в них не отрываясь — как стоять на песке раздетой. 

Лиза даже замотала головой, чтобы прогнать стоявшее перед ней лицо Саши, и, прогнав, снова уткнулась в ноты.

У него отгулы, он в городе. Там живет девушка, может быть, в сто раз красивее Лизы, — та девушка, которая дала ему поносить свое простенькое колечко.

Скорей бы кончалась практика! Лиза представила: она вернулась в училище, начались занятия, все забыто. «Манеева — к директору!» Ее вызывают к директору, строгой женщине с длинной косой, свернутой в корону. «Ты же комсомолка, Лиза! Мы так надеялись на тебя! А ты не разучила с хором ни одной песни. Мне за тебя стыдно!»

Представив это, Лиза сама устыдилась. Никаких Саш, никаких «Зорей Севера». При чем тут Север, при чем тут «Зори»?.. Пусть будет просто хороший хор, на два голоса. Завтра — первая репетиция.

Но какой же хор без солиста…

Стемнело. Поднялась волна, и пристань покачивало. Лиза слышала из каюты, что на пятачке дебаркадера уже собираются, — кто-то играл на баяне, ругалась по привычке Онисья.

Раздался сильный гудок. Лиза вздрогнула, отдернула занавеску. Пристань, качнулась, заскрежетали сходни. Лиза отодвинулась от окна, не спуская с них глаз. По трапу, в новой модной куртке, весело улыбаясь, спускался Саша.

— Сань-ка! — обрадованно закричали на пристани.

— Че? — еще шире улыбнулся Саша.

— А ниче… — Все кругом засмеялись, и Саша тоже.

Глядя на него, Лиза вдруг поняла, что улыбается тоже. Вот он и приехал. Выбежать бы из каюты, чтобы он увидел ее, ведь она тоже надела новое красивое платье и простояла до теплохода, потому что боялась его помять; выбежать бы, увидеть близко его лицо, побыть рядом, что-нибудь спросить, что-нибудь услышать в ответ…

А кольцо? Лиза приникла к окну так близко, что ударилась лбом о стекло. Кольцо было на месте.

Отвернувшись от окна, она прошла до середины комнаты и остановилась, свесив голову. Нет, из каюты она не выйдет, и никто здесь не увидит ее в этом платье. Лиза слышала, как отошел теплоход, как, стуча по трапу ногами, ребята и девочки повалили гурьбой за Санькой и он им что-то рассказывал, а они громко смеялись. Потом их голоса и шаги удалились, пристань опустела, кругом было снова тихо, лишь плескалась о дебаркадер вода.

Праздник кончился. Лиза сняла платье, свернула, засунула в чемодан. Ну и что же, что он приехал?.. Он приехал на репетицию, он хорошо поступил, хотя мог бы и не приезжать. Что такое первая репетиция!

Лиза переоделась в старое удобное платье, надела куртку, застегнулась на все пуговицы, подняла воротник. Да, у него чистый, приятный голос, ему нужно петь, нужно учиться. Она, Лиза, может поговорить о нем хоть с директором своего училища. Способным людям надо помогать, и хоть чем-нибудь, но она Саше поможет. А все остальное ее не касается. Да, все остальное ее не касается,

Лиза занавесила окно и вышла. Вечер был ветреный и сырой, трап намок, панель вдоль дороги почернела. Ветер смахивал дождинки с листьев деревьев, дождинки летели в лицо. Пусть, она и вправду бедная…

Дойдя до конца панели, Лиза повернула, пошла назад. Теперь ветер дул в спину. Холодно было. Грустно и холодно.

На берегу у начала трапа, облокотившись на перила, стоял кто-то. Лиза испуганно остановилась. Кто-то стоял и курил — огонек краснел.

Лиза поздно остановилась, — ее, конечно, заметили. Увидев, что она струсила, тот на трапе негромко, но чисто пропел:

Лиза медленно приближалась к трапу. Сердце билось так же, как ночью, когда она входила в реку.

— Я приехал, — сказал Саша.

Лиза ничего не видела из-за вдруг навернувшихся крупных слез. Когда слезы скатились, она выпрямилась, подняла подбородок и спокойно спросила:

— Повидался с девушкой?

— С какой?

— С этой. — Она кивнула на его руку с блестевшим колечком.

Саша повернул руку к свету, оценивающе рассматривая тускло блестевший ободок и вспыхнувшую вишенку, потом, покрутив, снял с пальца колечко и протянул на ладони:

— На, бери. Сам делал.

Вишенка лежала на Сашиной ладони, широкой и крепкой, как у настоящего плотника, и, странно, колечко начинало ей нравиться. Она взяла его и примерила на свой пальчик, на другой, на третий — колечко ни на одном не держалось, и она вернула его Саше.

— Репетиция завтра будет? — спросил он.

— Да.

— Во сколько?

— В десять.

— Я убавлю его и принесу.

— И я буду твоей чувихой?

— Да.

— У тебя куртка новая… — сказала Лиза.

— Нравится?

— Да.

Саша опустил глаза.

— Знаешь… я целоваться не умею.

— Я тоже, — прошептала Лиза.

Они потянулись друг к другу, прижались щеками и стояли так молча, обнявшись.

— Тебе пора спать, — прошептал Саша. — Иди. Я еще тут покурю.

— Нет, ты тоже иди домой. Ты же целый день плыл.

— Я думал: встретишь или не встретишь?

— А я думала: встречать или не встречать?

— Теперь мы встретились…

— Да…

Лежа под одеялом и слушая, как за стенами с тихим шорохом ходила вода, Лиза думала о Саше. Думать о нем, вспоминать его щеку, его сухие царапающие губы, его мягкие волосы было так же ново и страшновато, как плыть в темноте.

Она знала, что Саша сейчас тоже о ней думает. Незаметно уснув, она увидела себя и его, плывущих ночью к сверкающей огромной луне.

Рисунок Натальи Кошельковой