– Мне тоже, – согласился Тиермес. – Но тут важен принцип. Либо нас одолеют поодиночке, начав с тех, кого долго еще не хватятся, либо мы сумеем отстоять наше право самим выбирать время и место своей гибели.

– Мы же бессмертны.

– Тем хуже для нас, – сказал Тиермес.

Помолчал, вздохнул:

– Взгляни на это с другой стороны: Каэ все равно отправилась бы на поиски. Считай, что мы помогаем только ей и никому другому.

– Согласен, – проворчал Траэтаона. – Давно согласен с такой постановкой вопроса, только потому и послушал тебя...

Они с Тиермесом уже долгое время странствовали по Джемару, считавшемуся одним из самых опасных континентов Арнемвенда. Было бы справедливым сказать, что нога бессмертного ступала здесь так же редко, как и человеческая. Ни Древние, ни Новые боги не прониклись симпатией к этому месту, оставив его на произвол судьбы. Основные события в мире всегда разыгрывались на Варде и Имане.

Алан и Гобир были практически недоступны смертным. Причем Гобир считался раскаленной пустыней, выгоревшей дотла еще во времена Первой войны. Что было до того, никто из бессмертных не знал, да и знать не хотел.

Джемар порой привлекал к себе внимание богов, ибо именно тут обитало немногочисленное племя хорхутов – странных существ, наделенных разумом. Они были слишком свирепы и жестоки, чтобы терпеть еще чье-либо присутствие. Поэтому среди Новых богов хорхуты считались прекрасными объектами для охоты: нужно было обладать недюжинной ловкостью и доблестью, чтобы добыть подобный трофей. Последние две или три тысячи лет Джемар служил своеобразным заповедником, где братья Джоу Лахатала расслаблялись вовсю. Однако с течением времени большинству эта забава надоела; ярыми приверженцами охоты на хорхутов остались только Веретрагна и Вахаган. Изредка к ним присоединялся Кодеш...

– Меня удивляет отсутствие следов, – молвил Траэтаона немного погодя.

– Это не единственное, что достойно удивления. Где же прячутся пресловутые хорхуты? На кого здесь охотились эти глупцы?

– Друг на друга, – усмехнулся Вечный Воин.

– Как бы не оказалось, что ты прав. – Жнец внимательно оглядывал окрестности. – Мне все здесь не нравится, сам воздух мешает дышать.

– Ты умеешь дышать? – искренне удивился Траэтаона.

– Чему только не научишься у других существ. – Драконьи полупрозрачные крылья трепетали за спиной прекрасного бога. И Воин в который раз поймал себя на том, что любуется им, не в силах отвести взгляд.

– Не гляди на меня влюбленной девицей, – лукаво молвил Жнец.

– Кстати, о влюбленных. – Траэтаона немного замялся, но все же рискнул продолжить. – Ты любишь Каэ?

– Ее все любят.

– Я о другом...

– Знаешь, воин, – мягко-мягко сказал Тиермес, – мне не положено пылать страстью, как какому-нибудь смертному юнцу, я владею другой стороной жизни. Но поскольку ты когда-нибудь все равно узнаешь правду, я предпочел бы сам рассказать тебе все.

Когда-то давно это несчастье со мной все-таки произошло. И с тех пор я, самый могущественный бог этого мира, не могу уничтожить собственное чувство. Неужели это не смешно?

Мы с ней были антагонистами: две противоположности, не принимающие друг друга. Правда, она не то чтобы не принимала меня – просто утверждала, что будет такой же Хозяйкой Ада Хорэ, как и я, если понадобится. Естественно, меня злили подобные речи. И как-то раз я решился на страшный шаг – заманил нашу девочку к себе.

– Великие боги! – ахнул Траэтаона.

Кого он имел в виду под великими богами, так и осталось загадкой. Но надо же и Вечному Воину взывать к кому-нибудь!

– Я надеялся сломить ее и подчинить своей воле; знаешь, Траэтаона, история банальная и не слишком интересная. Ограничимся сухой констатацией факта: Ада Хорэ приняла ее лучше, чем меня, потому что и мое царство нуждается в Истине. Отчаянно нуждается. А потом выяснилось, что еще больше в ней нуждается сам Жнец.

Она оставалась у меня всего семь дней. Семь человеческих дней за всю вечность. Эти семь дней я никогда не смогу забыть. Потому что это немного больше, чем любовь и наслаждение... – Тиермес внезапно прервал сам себя, вернувшись в привычное состояние иронии. – И больше никогда не касайся этой темы, безнадежно влюбленный в Истину...

Траэтаона оскалился было, но затем махнул рукой:

– Правда. Тогда ты тоже не касайся.

– А мне подобная бестактность и в голову не приходила.

Тиермес собирался сказать еще что-то, но тут его внимание привлек легкий звук, доносившийся откуда-то слева. И он поднял руку в предупреждающем жесте. Воин склонил голову.

Они ехали сейчас в узком ущелье, идеально удобном для того, кто вознамерился бы напасть на путников. И хотя друг друга бессмертные видели в своем истинном облике, для постороннего взгляда они были сейчас обычными людьми: просто два рыцаря в пропыленных плащах и потускневших от времени доспехах, на довольно-таки паршивых конях проезжали под огромной скалой, которая угрожающе нависала над каменистой тропинкой.

Скалы были практически лишены растительности, только торчали кое-где клочки жухлой травы да изредка лепилось к камням корявое, изможденное деревце. Все живое старалось спрятаться в редкой тени. Только парили по-прежнему в небе черные птицы да прыткие ящерицы шныряли между камней.

Что касается пропыленности плащей, то на этой детали особенно настаивал Жнец, скорее всего из любви к искусству. Избранный же богами способ назывался во все времена и у всех народов ловлей на «живца».

– Ну, ну, давай же! – шепотом поощрял Траэтаона невидимого противника.

Бессмертные были готовы к любым неожиданностям. С одной стороны, они не хотели появляться на Джемаре во всем блеске и величии, с другой – пропавшие здесь Веретрагна и Вахаган тоже не являлись легкой добычей, но сумел же их кто-то одолеть.

Маленький камешек скатился с вершины, подняв легкое облачко пыли перед самыми копытами драконоподобного коня Траэтаоны.

Бессмертные напряглись.

И когда лавина жутких существ хлынула на них из расщелин и трещин, завывая и визжа, они даже обрадовались. Наличие врагов было понятнее, чем их совершенное отсутствие. А убивать монстров им было привычнее, нежели разыскивать их на громадном пустом пространстве.