— Не слишком давно по меркам хортлаков, это когда? — спрашивает га-Мавет, но Астерион знаком останавливает его:

— Потом узнаем.

Мика, довольный таким вниманием к своей скромной персоне, потоптался на месте, привстал на цыпочки и заговорил.

Это был удивительный голос — низкий, тяжелый бас, в котором звенели такие нотки, от которых слушателям становилось не по себе. Так, казалось Каэ, должны разговаривать убийцы. Такой голос мог быть еще у Йа Тайбрайя.

— Слабые жители городов тратят свою жизнь зря. Им никто не сказал, что те вещи, которым они так поклоняются, — бесполезны. Посмотрите, как они кичатся своими одеждами и украшениями. Но мы, воины, знаем наверняка, что одежда не прокормит в голодное время, а золото не утолит жажды в зной. Слушайте первый закон! Все воины моего племени будут нуждаться только в настоящих вещах: хорошем оружии, покорных женщинах и быстрых и послушных конях. Если же я замечу того, кого обуревает демон алчности, я своими руками вырву ему глаза и заставлю съесть их…

— Голосок такой, что того и гляди — вырвет и накормит, — говорит задумчиво Барнаба, который и сам не перестает грызть все это время один за другим сочные плоды.

— Надо отдать должное этому свирепому вождю — он говорит довольно разумные вещи, — замечает Каэ. — Почему он привлек внимание Мики?

— Что было дальше? — мягко спрашивает Астерион.

— А потом я убежал, испугался, — говорит хортлак уже обычным голосом.

Га-Мавет и Арескои переглядываются. Они не понимают, почему хортлаки рассказали им именно эту историю. Каэтана мнется на месте.

— Я очень рада была бы еще задержаться здесь, — говорит она, — но нам с Барнабой нужно торопиться. Я иду в горы — встретиться с богами йаш чан — Ан Дархан Тойоном и Джесегей Тойоном. Встретимся позднее. У меня.

А что касается этого свирепого воина, то таких, как он, на Варде, может быть, и немного, но сейчас это не имеет никакого значения. Я очень благодарна тебе, Мика, за твою историю, но сейчас важнее, что расскажут мне мои предшественники. А когда я вернусь, обещаю, что обязательно еще раз тебя выслушаю — внимательнее. Спасибо вам, до свидания!

Она кивает головой и исчезает в пространстве. Следом за ней уходит и Барнаба, помахав всем на прощание.

Богиня Истины должна была бы помнить, что нет на свете малозначительных историй, что все связано, все способно повлечь за собой какие-то события. Тем более ей нужно помнить, что хортлаки гордятся своими историями и не станут на людях рассказывать ничего нестоящего и неинтересного, если в том нет великого, пусть и не видного с первого взгляда смысла. Богиня Истины не должна быть торопливой, суетливой и невнимательной. Ей это запрещено самим именем и положением. Но не нашлось никого в огромной и бескрайней степи, чтобы остановить Каэ, чтобы крепко взять ее за руку и удержать на месте, чтобы прикрикнуть на нее, в конце концов.

— Я же… — Мика растерянно протягивает мохнатые лапки к тому месту, где она только что стояла, — меня же…

Он опускает голову и понуро отходит прочь. Трое бессмертных сидят рядом, размышляя.

— Ты думаешь, на это следовало бы обратить внимание? — наконец спрашивает Арескои у Астериона.

— Обязательно. Хортлаки зря истории не рассказывают. И что это Каэ, не разобравшись, убежала?

— Значит, были причины, — бормочет га-Мавет, который с некоторых пор свято уверовал в непогрешимость Истины.

— Нет таких причин, — сердится Астерион. — Мика же старался. Хоть бы расспросила его.

— А мы на что?

Боги приглашают маленького хортлака присоединиться к их компании.

— Тебя чем-нибудь угостить? — спрашивает Арескои и замечает упрек в глазах степного духа. Он повышает голос и громко говорит: — Я был бы рад угостить почтенных хортлаков, чем они пожелают!

— Мы почтенные, — тараторит рыжий мохнатик, подходя к нему. — Мы милые и благовоспитанные, с нами интересно и заманчиво. Если нас не обижать, мы становимся приятны в обращении, любезны и очень полезны в разговоре. Угощайте нас вкусно!

Даже когда боги сидят, хортлаку приходится высоко задирать голову, чтобы заглянуть им в лицо.

Арескои переглядывается сначала с братом, затем с Астерионом, затем объявляет:

— Угощение для маленьких друзей! — и хлопает в ладоши.

На траве возникают блюда с фруктами, мясом, овощами и белым хлебом. Выстраиваются рядами кувшины с хмельным пивом и медом. Довольные мохнатики сбегаются поближе к богам и усаживаются длинными рядами в ожидании лакомств.

— Берите сами, кому что нравится, — приглашает Победитель Гандарвы.

Он бы и сейчас не стал признаваться вслух, но странное чувство рождается в его душе. Маленькие, пушистые, говорливые создания — такие беспомощные и беззащитные — становятся ему необходимы. Ведь он может их уберечь и защитить. Он не понимает, как у него хватило жестокости выпустить стрелу в такое крохотное существо. Воистину, ненависть отбирает разум и душу — права Каэтана. Только что же она не дослушала Мику? Что случилось? Арескои оборачивается к хортлаку, который не участвует в пиршестве с остальными, а сидит понурившись.

— Что, Мика? — спрашивает он.

— Убежала, — вздыхает тот, — не стала слушать историю. Что теперь с ней будет?

— А почему ты считаешь, что это так важно? — спрашивает Бог Войны. — Кто это был?

— Не знаю. Но чувствую, что это многозначительная история — захватывающая и опасная. Она может встретиться с тем, кто глаза любит… — Мика содрогается всем своим маленьким тельцем. — Он не просто жестокий, я его видел — он не человек…

— Бог? — спрашивает га-Мавет, хмурясь.

Астерион силится вспомнить, у кого из бессмертных такой голос и такой нрав.

— Нет, он человек, но в нем есть дырка, — пытается втолковать хортлак. Вам, богам, все известно, но нам иногда лучше видно. Вы понимаете, а мы просто видим — ясно?

— Чего уж тут неясного.

— В нем, внутри, как бы сумка. — Мика пытается лапками обвести в воздухе предполагаемые размеры сумки.

— Ты понимаешь, о чем он? — обращается Астерион к однорукому богу.

— Кажется, да, — кивает тот.

— Тогда потом объяснишь.

— После…

— Я и говорю — потом.

А Мика тем временем продолжает:

— В людях часто бывают дырки, и в богах бывают дырки, иногда их заполняют, иногда они всю жизнь пустые. В этом человеке-горе очень большая дырка — пещера, вот!

— Человек-гора, это из-за роста? — спрашивает га-Мавет.

— Не только из-за роста, — волнуется хортлак. — Он очень большой, как Бордонкай, только толще. И злой. Он кусается…

Последнюю фразу Мика произнес таким голосом, что боги прыснули со смеху.

— Если смешно, — обиделся степнячок, — я уйду. Сами истории рассказывайте.

— Прости, — примирительно сказал Черный бог. — Просто ты весело рассказываешь.

— Тебе нравится? — восторженно смотрит на него Мика доверчивыми желтыми глазами.

И в душе га-Мавета что-то переворачивается. Он переглядывается с братом. Ох, не примет их теперь семья — с такими-то взглядами.

— Я видел человека, а слышал вот что, — говорит хортлак, польщенный тем, что его искусство рассказчика признали даже бессмертные, — за ним шел кто-то очень злой. Намного хуже. Его не видно — как щупальца из дьма. И он тоже видел эту дырку. Он залез в нее, обязательно. Он нарочно ищет себе таких людей и богов — неполных. Это он меня прогнал, а то бы я и дальше историю слушал.

— А почему ты не подглядывал? — спросил Астерион.

— Так во мне тоже дырочка есть, малюсенькая, — изумился хортлак. — Во всех есть дырочки, даже если маленькие. Он бы во мне сразу умостился. Вот я и удрал, мне Мика нравится.

Хортлаки пируют и оглядываются на странную компанию, сидящую чуть поодаль. Трое богов и их сородич беседуют о чем-то важном. Лица напряжены, Мика машет лапками. Эта история ужасно интересная, и любой хортлак дорого бы дал, чтобы иметь право ее рассказывать, но честность прежде всего. Они не слушают разговор. Они всеми силами стараются отвлечь свои любопытные уши от тех звуков, которые так и норовят сами забраться в них. А Арескои в этот момент говорит: