— Что с королевой? Где его величество? — пронеслось по толпе.
Король вошел в спальню, на ходу запахивая роскошный ночной халат. Бледное лицо и крути под глазами, а также следы укусов на полной шее свидетельствовали о том, что он предавался любовным утехам. В этом-то как раз никто и не сомневался.
— Что с ее величеством? — спросил Фалер у придворного медика, который проталкивался через ряды зевак.
— Сейчас выясним, ваше могущество, — ответил тот, отчаянно борясь с зевотой.
Его только что подняли с кровати сообщением, что королеве дурно, но никто ничего толком не объяснил. Однако во дворце потихоньку начиналась паника. С быстротой молнии разнесся слух, что на королеву навели порчу, ибо несчастная обезумела в считанные дни. Виновных подозревали, но имен вслух не называли откровенно боялись. Еще больше, чем болезни и колдовских штучек, боялись того, что должно было воспоследовать за смертью государыни Лаи. Характер графини был хорошо известен не только при дворе, но и по всему королевству. Эта прекрасная женщина, охотно позволившая погубить собственного мужа, истребившая почти всю свою родню после того, как та отказалась одобрить ее связь с королем, слыла жестокой и алчной, коварной и злобной. Нельзя было представить себе более разительного противоречия, нежели то, какое являли собою внешность и душа Бендигейды.
Лекарь с тревогой думал о том, что ему предпринять. Если выяснится, что королеве можно помочь, то насколько это опасно для него самого? Не отомстит ли ему королевская любовница в том случае, если припадки государыни — это ее рук дело? А если нет? Если графиня здесь ни при чем, и король покарает придворного медика за недостаточно хорошо и быстро оказанную помощь?
Лекарь взял тяжелую, слабую руку Лаи и попытался нащупать пульс. Сердце королевы билось, но слабо и прерывисто.
— Выйдите все, — сухо распорядился лекарь. — Королеве нужно много воздуха. Откройте окна, принесите мне чистое полотно, мускусную воду и соли.
Слуги со всех ног бросились выполнять приказания. Придворные потеснились в коридор. Королеву любили и не желали ей зла. Все со страхом ожидали, что Бендигейда Бран-Тайгир когда-нибудь возьмет власть в свои руки.
Но прошли те времена, когда королю пытались открыть глаза на истинную сущность его фаворитки. После того как герцог Ганиг, повелитель нантосвельтов, заплатил головой за свою откровенность, честность и преданность правящему дому, больше желающих не находилось. Недовольные отправились в длительные путешествия по всему Варду, которые раньше с куда большей откровенностью называли изгнанием.
— Пропустите меня! — раздался внезапно мелодичный голос.
Толпа придворных испуганно расступилась, пропуская любовницу короля. Графиня Бран-Тайгир пришла, чтобы увидеть все своими глазами. При виде этой юной и прекрасной женщины король настолько забылся, что расцвел улыбкой — и это у постели тяжело больной жены. А Бендигейда, казалось, и не заметила монарха. Она буквально впилась взглядом в бледное, без единой кровинки, лицо лежащей королевы. И только богам было ведомо, что она хотела увидеть…
При дворе считали, что красавица графиня приворожила старого монарха, ибо одного ума и одной красоты было все-таки недостаточно для того, чтобы король самого могущественного западного государства настолько забыл свой долг перед страной, честь и доброе имя.
Внезапно королева забилась на постели, задергалась и закричала страшно и пронзительно. Все отшатнулись от неожиданности.
— Позовите короля! — вдруг отчетливо произнесла Лая между двумя воплями.
— Его величество здесь, — осторожно сказал ей лекарь.
— Позовите короля! — настойчиво повторила королева.
— Я здесь, дорогая, — громко отозвался Фалер.
— Ваше величество, я должна поговорить с вами, — прошептала бедная женщина. — Я заклинаю вас именем той любви, что была между нами некогда, я заклинаю вас именем наших детей, послушайте…
— Не волнуйтесь так, ваше величество, — сказал король. — Как только вам станет лучше, мы непременно поговорим.
— Мне не станет лучше, — произнесла Лая таким скорбным голосом, что присутствующие невольно поежились.
— Ну что вы, королева, — раздался мягкий, бархатистый голос Бендигейды. Мы все будем молить богов о вашем здоровье.
— А, это вы, графиня, — безразлично отметила королева. — Вы здесь, здесь тоже.
— Всегда к услугам вашего величества, — поклонилась графиня Бран-Тайгир, подходя ближе.
Тут и произошло то, что на долгое время потрясло короля и придворных. Лая безумными глазами обвела окружающих, вздрогнула всем телом, когда взгляд ее натолкнулся на незримую преграду, и лицо ее смертельно побледнело.
— Нет! Нет! Уберите!!! — закричала она так страшно, как кричат в последние минуты пребывания в этой жизни, чтобы дозваться до глухих и бесчувственных.
Лекарь прошептал на ухо королю:
— Ее величеству не следует так волноваться, она очень больна. Может, прекрасной графине не стоит смотреть на страдания королевы, это огорчит и расстроит ее, подействует на здоровье.
Он говорил это, а сам все следил за тем, на что были устремлены полные слез и боли глаза Лай. Уродливый талисман из драгоценного зеленого золота, висевший на груди Бендигейды Бран-Тайгир, был причиной отчаяния несчастной жены Фалера. Что-то в этом украшении было отвратительным настолько, что лекарь убеленный сединами, не склонный к суевериям и беспричинным страхам старик почувствовал смертельный холод, дуновение могилы, и даже теплый весенний ветер, ворвавшийся в этот момент в опочивальню через распахнутые настежь окна, не принес ему облегчения. Ни ему, ни его королеве.
Лая хрипела и извивалась на своем ложе, протягивая к королю дрожащие руки. Холодный пот ручьями лился по ее лицу, подушка и простыни уже насквозь промокли.
— Фалер! Тебе грозит смерть! Шангайская равнина… Там выход… Пространство, пространство Зла, черноты, пустоты… Мелькарт! — дико вскрикнула королева. — Скажите Кахатанне!!! Мелькарт! Пространство Мелькарта, а выход на Шангайской равнине… Скажите ей… Фалер, супруг мой, пошли войска, скажи ей…
Графиня Бран-Тайгир некоторое время смотрела на грузное тело королевы, которое металось среди одеял и подушек, затем сжала губы и вышла из опочивальни твердым шагом. Ее каблучки дробно простучали по лестнице, ведущей на второй этаж. Фалер постоял около жены несколько минут, затем развернулся и собрался было уходить, но передумал. Он подозвал к себе лекаря:
— Что с ней?
— Мне жаль произносить этот диагноз вслух, ваше величество, но, по-моему, королева теряет разум. Ее что-то крайне огорчило, а ее величество всегда была впечатлительной особой. Вот мозг и не вынес этой нагрузки. Теперь она с каждой минутой будет переходить в иное пространство, иное измерение. И, да будут к ней милостивы всемогущие боги, найдет там свое счастье. Безумные счастливы, мой государь.
Король нахмурился:
— Не могу же я остаток жизни провести с сумасшедшей!
— Уверен, ваше величество, что ваши сановники без труда справятся с этой чисто юридической проблемой. Закон должен предусматривать подобные ситуации.
— Да-да, — рассеянно отвечал Фалер, — конечно.
Запершись в своей комнате, где она еще недавно была вместе с королем, Бендигейда Бран-Тайгир повела себя довольно странно для нормального человека. Даже если она была откровенно рада болезни королевы, то все равно дальнейшие ее действия не отличались ни разумностью, ни последовательностью. Сорвав с шеи только что полученное в подарок украшение, она некоторое время рассматривала его блестящими от возбуждения глазами, а затем жадно припала губами к талисману. С каким-то неистовым восторгом целовала графиня каждую деталь уродливого предмета, словно впитывала невидимую влагу.
— Господин мой, приди скорее, — шептала она. — Я отдам тебе все души, которыми буду владеть. Приди, господин мой, я устала ждать.
— Бендигейда! — раздался за дверью голос Фалера.
— Да, мой повелитель, — отозвалась графиня, с усилием отрываясь от талисмана. Она пошла открывать дверь, шепча на ходу: — Скорее, я жду…