Змеебог промолчал, и в углах его рта пролегла жесткая морщина: прав был Тиермес, многажды прав, хоть и не хочется признавать его правоту.
— Мир неудержимо меняется, в нем много явного зла и гораздо больше тайного.
Га-Мавет на нетвердых ногах, пошатываясь, подошел к Тиермесу:
— Спасибо тебе, что отозвался. Спасибо, что помог.
— Прости. — Тиермес сжал его плечо. — Я бы желал помочь иначе, но у меня нет такой силы. Ни у кого в этом мире нет такой силы, может, только у нее… Но и она одна не справится с Ним. Послушай меня, мальчик. Ты не Верховный Владыка, тебе легче признавать, что и ты когда-то ошибался. Отправляйся, не мешкая, в Сонандан, поговори с ней. Иначе будет поздно.
— Хорошо, я побываю там, — молвил га-Мавет. — А ты?
— Что я?
— Что собираешься теперь делать ты?
— Разузнавать как можно больше о том, что происходит и здесь, и в других мирах. Обязательно навещу Кахатанну и займусь нашим общим знакомым. Уже некогда откладывать это дело на потом.
— Значит, ты с нами?
— Я со всеми, — улыбнулся Тиермес. — Даже твой упрямец брат понимает, что теперь нет Древних и Новых, нет людей и богов, есть мы все и Он.
— Это страшно…
— Но обнадеживает. Если мы все будем вместе, может, что-нибудь выйдет. Только вот как нам объединиться? Никто никому не верит…
— Я верю тебе, — негромко сказал га-Мавет.
— И я верю, — подошел к ним Победитель Гандарвы.
Со времен древних битв Арескои не стоял лицом к лицу с Тиермесом. И никогда не стоял с ним рядом без оружия в руках. И никогда не общался с ним вне поединка, не говорил о каких-то проблемах. Тем более не говорил дружеским тоном. Но сейчас зеленоглазый понимал, что мир изменился, что все переменилось нынче, и если не примирятся они, то скоро некому будет выяснять, кто властен на Арнемвенде.
— Спасибо тебе за помощь, — обратился к Повелителю Ада Хорэ слегка смущенный А-Лахатал. — Я хотел бы, чтобы ты знал: мы постараемся исправить зло, которое причинили.
Джоу Лахатал упорно молчал, и молча сгрудились вокруг него Баал-Хаддад, Шуллат, Веретрагна, Вахаган… Целая толпа бессмертных стояла в стороне, не признаваясь открыто ни в симпатиях к Древнему богу, ни в своей вражде к нему. Они выжидали.
Тиермес уловил их мысли и обернулся ко всем:
— Некогда уже выжидать и враждовать некогда. Подумай над этим, могучий Джоу Лахатал.
И Владыка Ада Хорэ исчез во вспышке серебристо-голубого пламени.
— Он прав, — А-Лахатал подходит к старшему брату, — у нас уже нет выбора. Перестань упрямиться.
— Оставьте меня, — говорит Змеебог, — я не упрямлюсь. Оставьте меня, я просто хочу побыть один…
Неверное пламя свечей выхватывает из темноты то пышные складки бархатного балдахина, то золотых львов, украшающих шелковые голубые шпалеры королевской опочивальни. Окна открыты настежь, и теплый ветер слегка колеблет шторы. Весна нынче выдалась теплая и мягкая.
У дверей в спальню короля и королевы дремлют всего два стражника. Ни для кого не секрет, наверное, не только во всем Аккароне, но и в Аллаэлле, что королева Лая вот уже два года коротает здесь ночи совершенно одна. А рота алебардистов и шестеро телохранителей меряют шагами узорчатый пол этажом ниже, у покоев очаровательной графини Бендигейды Бран-Тайгир, куда давно уже перебрался его величество Фалер, король Аллаэллы.
Сейчас, в этот поздний час, король не спит.
Он думает о том, как странно обошлась с ним судьба. Он немолод — так говорят даже лгуны и льстецы — его придворные. А сам Фалер прекрасно понимает, что давно уже стар. И от дряхлости его отделяет тонкий, полупрозрачный барьер. Время поисков себя, стремления к могуществу и власти, жажды завоеваний и славы давно уже миновало для него. Жизнь прошла незаметно, смяв и скомкав отпущенный ему на земле срок, и мало что дала взамен. Жену Фалер не любил никогда, детей, как ни странно, тоже, хотя и гордился старшим сыном — наследником престола самого могущественного западного королевства. Никакой стоящей войны, кроме конфликта с Мерроэ, который даже не заслуживает отдельного упоминания в летописях Аллаэллы, на его долю не пришлось. Государство и без того огромно твердили советники, — а значит, незачем рисковать, растрачивать казну и губить людей. По-своему они были правы, вот почему Фалер никогда не настаивал на осуществлении своих замыслов. Действительно, когда имеешь уже все, зачем рисковать, приобретая малое? И все же в душе короля кипели нерастраченные чувства, по временам его просто захлестывала неизрасходованная нежность, которую он изливал на своих обожаемых коней.
Так и провел всю жизнь верхом и на охоте.
А вот любовь, граничащая с безумием, настигла его в самом конце земного пути, когда при дворе появился молодой граф Бран-Тайгир, — отпрыск старинного и знатного рода, со своей юной женой. Фалер только раз встретил графиню на ежегодном балу по случаю юбилея династии, и его судьба была решена.
Вся смелость и решительность, которые не понадобились Фалеру-полководцу, нашли выход в его всепоглощающей страсти к графине. Прекрасная Бендигейда не просто не противилась королю, но и всячески его поощряла на очередные сумасбродства. Вконец потерявший голову король пошел на страшное.
Граф Бран-Тайгир по нелепой случайности погиб на рыцарском турнире. Прекрасная Бендигейда была единогласно выбрана королевой этого трагического турнира, но корону смогла получить только через год — по окончании траура. Хотя при дворе поговаривали, что для юной графини, унаследовавшей к тому же огромное состояние, траур не был слишком тягостен. Особенно ее утешал король, который практически и не скрывал своей причастности к гибели несчастного вельможи.
Спустя два года стало ясно, что королева находится практически в изгнании, — только об этом официально не объявлено. А Фалер чуть ли не помолодел. При дворе стали обычным делом пышные празднества и увеселения, фейерверки и турниры…
Спальня графини обставлена гораздо богаче и изысканнее королевской. Здесь повсюду в хрустальных и золотых эмалевых вазах стоят пышные экзотические цветы, навевая своим терпким запахом самые сладкие желания. Тонкие шелковые ковры полностью покрывают пол из драгоценного розового дерева, по стенам висят дорогие картины, а в углах, на низеньких этажерках, громоздятся лари, ларчики и шкатулки с драгоценностями, которые постепенно перекочевывают из королевской сокровищницы в комнаты графини. Благо, король Фалер так богат, что не подарил возлюбленной и малой толики того, чем владеет, — а Бендигейда уже пресытилась. Теперь ей мало богатств — точнее, не мало, а настолько много, что она потеряла к ним всякий интерес, и ее волнует только власть, причем не альковная и закулисная, а законная. Графиня Бендигейда Бран-Тайгир хочет быть королевой. Нельзя сказать, что король не хочет того же, но королева Лая все еще жива.
Она давно уже располнела и поседела и не вызывает в своем супруге никаких чувств, кроме скуки и отвращения. Он бы с радостью избавился от нее, но она взята им из королевского дома Мерроэ, и ее преждевременная смерть может вызвать войну. Фалер и на войну согласился бы, но умница первый министр, предвидевший возможность такого исхода, невзначай заметил, что в войне будут участвовать не просто два государства — Аллаэлла и Мерроэ, но и Таор, и Сараган, и Курма, причем все названные будут выступать против подданных короля Фалера, ибо государыня Лая находится в кровном родстве с правителями этих стран. И уж если ее постигнет скорбная участь графа Бран-Тайгира, то родственники этого не потерпят. Ибо король Аллаэллы может иметь такую любовницу, какую захочет, другие короли тоже не лыком шиты и своим женам не собираются хранить верность до гроба. Но — никаких преждевременных и неожиданных смертей, и по очень простой причине: ведь и у королев могут завестись молодые, охочие до власти возлюбленные — так зачем наталкивать их на дельную мысль и тем более подавать дурной пример, который, как известно, заразителен.
Бендигейда лежит на огромной кровати под шелковым балдахином. Окна в комнате распахнуты настежь, а проемы затянуты тончайшей прозрачной тканью, чтобы помешать ночным насекомым проникать на свет свечей. Легкие тени бабочек, бьющихся о легкую материю, смотрятся как старинный диковинный узор. Прекрасное тело графини совершенно обнажено, и единственным ее одеянием является тончайший золотой пояс вокруг изумительной талии, которой недаром завидуют красавицы трех королевств, да пара тяжелых золотых браслетов, плотно охватывающих руки. Смоляные волосы тяжелыми волнами разметались по вышитому покрывалу, а матовая белая кожа отражает лунный свет и кажется почти прозрачной. Огромные голубые глаза гневно смотрят на потерявшего голову любовника.
