– Десятки рукописей, книг и сотни манускриптов почти дословно повторяют друг друга, – простонал великий магистр. – Он писал как сумасшедший одно и то же, одно и то же. Его преследовали кошмарные видения, и он стремился избавиться от них и предупредить нас. Порой он снится мне – у стрельчатого высокого окна, за которым висит непроглядная черная ночь, с пером в руке, а вокруг разбросаны исписанные листы… Я гонялся за ними по всей Медиолане, как до меня – мои предшественники. Я ночи напролет читал и перечитывал его проклятые пророчества. Но, видимо, он и сам многого не знал. Потому и пытался заниматься магией гессерских шаманов…

– Об этом я хотел бы узнать подробнее, – сказал король.

– И я бы не отказался, – вставил Хиттинг.

– Обязательно, ваше величество, только не сегодня. Обещаю, что позову и вас, друг мой. Но сейчас я должен успеть рассказать вам самое главное: почти все косвенные признаки, по которым мы сможем определить, что близится пришествие сына Тьмы, налицо. Твари Абарбанеля оживились чрезвычайно, и сила их невероятно возросла. Кстати, это и ответ на вопрос, что делал пселлус рядом с замком Эрдабайхе. Сегодня утром мне доставили донесение: двое крестьян нынче ночью видели анку на дороге, ведущей в Оганна-Ванк. А всем нам отлично известно, что означает его появление. Предзнаменования множатся, и сегодня вечером нам будет предъявлено еще одно доказательство истинности его пророчеств.

– Что же это? – спросил король каким-то чужим, хриплым голосом.

– Черные паяцы, государь.

– Никогда не слышал о них, – сказал король, задумавшись на секунду.

– Я тоже, – неохотно признался Гус Хиттинг, который имел привычку слышать обо всем на свете.

Де Геррен пожал плечами:

– Это старая солдатская байка. Я уж и не знаю, сколько ей веков. Они приходят на поле боя после того, как окончится сражение, стоят и смотрят. Кто-то говорит, что они крадут души умирающих воинов, но я в это не верю. Если к ним не подходить, то ничего плохого не случится – они сами уйдут какое-то время спустя. Я сам видел их пару раз, но, право слово, ничего особенного в них нет. И какое отношение они могут иметь к пророчеству?

– Вы их видели? – изумился Риардон Хорн.

– Ничего удивительного. Видели же вы пселлуса. И, смею предположить, не только его одного.

– Сегодня в полночь, если нам особенно не повезет, мы их тоже увидим, – утешил Фрагг Монтекассино.

– В такую ночь хорошо рассказывать страшные сказки, – молвил Лио Бардонеро, опрокидывая в себя содержимое очередной кружки.

– Слушать тоже неплохо, – откликнулся Хорн.

– Давай я расскажу тебе о черных паяцах. Хочешь?

– Не знаю. Никогда не слышал о них.

– Это же просто прекрасно: значит, тебе не будет скучно. Слушай же…

Никто не знает, откуда они явились в наш мир – из пылающей бездны Мелитон или из ледяного Керулария. Кто-то полагает, что они приплыли из долины Смерти на корабле Кьерегатте, который построен из костей великих мертвецов. Хоттогайтские мистики верят, что черные паяцы примчались из подземного царства вместе с Ренном, на его огненной колеснице. А я думаю, они просто родились здесь, и им столько же эпох, лет, минут и секунд, сколько этому свету.

Во всяком случае, они были здесь всегда, и мудрые гессерские шаманы приносили им обильные жертвы в башне, которую мы, глупые, называем Ла Жюльетт.

Это веселые и яростные древние боги, которые так и не получили имен и приверженцев, но ни то ни другое им нужно не было.

Обычно боги обретают небывалое могущество, когда им поклоняются сотни тысяч людей, и постепенно утрачивают его, если в них перестают верить. Они остаются бессмертными, однако силы их слабеют, и некогда всесильные владыки обречены вечно скитаться по земле нищими странниками. Но черные паяцы избрали себе иную судьбу.

Они никогда не оспаривали трон верховного божества – ни во времена, когда Медиоланой правил прародитель ассамов однорукий Лоль, ни тогда, когда ему на смену явился красноглазый. Ингельгейм, ни тогда, когда власть захватил змееногий Данакиль – пожиратель душ. Наверное, потому они и не стали врагами Пантократора.

До поры до времени он мог вообще не подозревать об их существовании.

Они живут среди людей, питаясь их чувствами. Особенно необходимы им горе, боль, страх, отчаяние, гнев и ненависть. Поля сражений и захваченные города, сотни и тысячи убитых, умерших от голода, сошедших с ума от страданий – это пиршество для них, и они непременно появляются там, где произошла трагедия. Если их не трогать, они вполне безопасны: просто стоят и смотрят, всеми порами кожи впитывая сладкий запах ужаса и тлена.

Не всякому дано их видеть – они сами выбирают, кому показаться на глаза, а от кого укрыться.

Говорят, они верные слуги Абарбанеля, но не верь тому, кто станет убеждать тебя в этом. Они родились задолго до несчастного духа зла и будут бродить по неузнаваемому миру тысячелетия спустя, когда о Пантократоре и Абарбанеле уже забудут.

Люди с легкостью меняют богов, которым еще вчера поклонялись, которым возводили храмы и возносили в них горячие молитвы. Я бы даже сказал – люди с легкостью изменяют своим богам, как бы яростно порой они ни сражались за веру, которую сегодня полагают единственной. Но сыны человеческие ничего не могут поделать с теми, о ком не знают, в кого не верят, кому не поклоняются.

Черные паяцы – не зло и не добро. Они – квинтэссенция того и другого; они – всходы на поле, которое каждый засевает по своему разумению. В день, когда мир станет платить по счетам и каждому воздадут по делам его, черные паяцы будут стоять за спиной Ардамалеха – разрушителя вселенной.

Они хранят древнейшие знания, им подвластны все стихии; им повинуются звери, птицы и рыбы, твари Абарбанеля, демоны и призраки, злые духи тьмы и мелкие божества. Даже дракон вечной тьмы Гарпаг одарил их некогда дружбой. Но они редко пользуются своей безмерной властью, ибо, в отличие от иных бессмертных, они – наблюдатели.

Те, кто видел черных паяцев, рассказывают, что с ними странствует женщина удивительной, неземной и опасной красоты. Случается, что она обращает свой благосклонный взор на смертных, чье сердце сгорает от невыносимой боли и тоски. Она забирает эту боль и лечит сердечные раны, прося взамен о любви. Но на ней лежит вечное проклятие – печать древнего мрака: никто не в состоянии полюбить ее всем сердцем. И хотя мужчины не отводят от нее восхищенного взгляда, хотя она прекрасна, как тысяча дев альбонийских, и кожа ее белее снега на вершинах Амартола, а глаза бездоннее Дагарских озер – тысячи лет ждет она единственного возлюбленного и не может дождаться. Боги-паяцы, боги-шуты, они играют на площадях, развлекая зрителей и развлекаясь их смехом и слезами. Они поют, как сладкоголосые птицы, обитающие в садах Пантократора; а музыка, созданная ими, врачует души или сводит с ума.

Боги-странники: танцовщица, лютнист, поэт, жонглер и метатель ножей, силач – и убийца.

А еще, бывает, они уводят с собой детей, и те никогда не возвращаются. Что с ними происходит, ведомо лишь черным паяцам, которых народы, живущие за Тель-Мальтолой, называют духами ата-манггараи. Может, они превращают их в себе подобных; может, высасывают души; может, даруют мгновенную смерть или вечную счастливую жизнь; может, отвозят в какую-то далекую страну, которой нет на наших картах. Все может быть…

Но если на поле брани или на городской площади, после сражения или во время празднества, в горе или в радости ты увидишь пестрые повозки и черных клоунов, если махнет тебе рукой прекрасная, как сама любовь, черноглазая женщина – беги не оглядываясь.

Ибо это ата-манггараи – веселые древние боги.

Но не смертным веселиться на их торжестве.

Бобадилья Хорн с интересом взглянул на рассказчика.

– Я тебе никогда не говорил, что ты многовато знаешь для простого монаха?

– Я не простой монах. Я пастырь Созидателей. Да и что я знаю? – отмахнулся Лио Бардонеро. – Там капельку, тут крошечку, здесь словечко – годами собираю по всему свету, а остальное додумываю. Но все равно, похвала родного брата рукуйена ордена гро-вантаров дорогого стоит.