Вальченко: Надежда Николаевна, вы все шутите.
Торская: Нет, я серьезно. Да постойте, Иван Семенович, постойте, голубчик. Как вам понравились наши коммунары?
Вальченко: Коммунары мне понравились. Красиво это. И музыка, и все. Только вот… все-таки, знаете, мальчики…
Торская: Что вы там лепечете? Какие мальчики? Они комсомольцы…
Вальченко: Нет, я так, знаете, конечно, это хорошо, что они комсомольцы…
Торская: Ах вы, чудак… Так что вам от меня нужно? Имейте в виду, что я имею разрешение говорить с вами только о слиянии душ…
Вальченко: От кого разрешение?
Торская: От вашего Вия.
Вальченко: Какого Вия?
Торская: А вот у Гоголя в одном производственном романе говорят (басом): «Приведите Вия». Это значит пригласить самого высокого специалиста. И у вас такой Вий тоже есть…
Вальченко (смеется): Ах, Воргунов…
Торская: Так вот… Вий распорядился, чтобы с молодыми инженерами я говорила только о слиянии душ. Можно еще о воробьях, но это уже в крайнем случае. Дело, видите ли, в том, что молодые инженеры оказались скоропортящимися. Знаете — не ближе одиннадцатого к паровозу. Это так пишут на вагонах, когда перевозят вас, молодых инженеров, и другие скоропортящиеся предметы: молоко, сметана, вообще…
Вальченко: Нет, Надежда Николаевна, вы меня таким, скоропортящимся, не считайте. Напротив…
Торская: Бросьте, бросьте… Так давайте о слиянии душ… Что вы знаете об этом предмете?
Вальченко: Как вам сказать? А знаете что, по этому поводу мне приходят в голову некоторые мысли…
Торская: Этого не бойтесь Это не вредно. На практике вы знакомы с этим?
Сверху спускается Наташа.
Наташа: Надежда Николаевна, миленькая, передайте эту записку Жученку.
Торская: А ты куда это с узелком?
Наташа: Ой, Надежда Николаевна! Уезжаю.
Торская: Уезжаешь?
Наташа: Уезжаю. Совсем. Знаете, ой, стыдно! — к Пете! Ой! (Выбежала.)
Торская: Видите, Иван Семенович. Вот вам и практика слияния душ…
Зырянский (из дверей столовой): А куда это Наташа, а?
Торская: Почему ты, Алексей, так интересуешься Наташей?
Зырянский: Я не так Наташей, как этим донжуаном. Он ее с толку собьет. (Пристально смотрит в двери.) Ай, черт, уехали, ей-ей уехали!
Сверху спускается четвертый отряд со всеми приспособлениями для уборки.
Забегай: Кто уехал?
Зырянский: Наташка с Петром. На машине. Это ты насоветовал. Она с узелком была, правда?
Торская: С узелком. Да вот записка для Жучка. Наверное, здесь все написано.
Зырянский: Записка? Все как в настоящем романе. Вот мещане! А ну, дайте.
Забегай: Умыкнул, значит? Молодец. Теперь его не догонишь.
В группе четвертого отряда оживленное обсуждение событий.
Отдельные голоса:
— Куда же они поехали?
— Они хитрые, никто и не знал.
— Я тоже читал: влюбится, понимаешь…
— А я еще до похода догадывался.
Зырянский: Ах ты, черт, слушай: «Жучок, я люблю Петю, уезжаю к нему и выхожу замуж. Спасибо колонистам за все. До скорого свидания». Вот я ей покажу свидание! К приказу смирно!
Ребята так же дурашливо вытягиваются.
Забегай (водит пальцем по воздуху, как будто пишет): Убежавшая из коммуны по причине мещанства коммунарка Нестеренко Наташка снимается с довольствия. Вольно! (К Вальченко и Торской.) Граждане, здесь будет происходить уборка, так что прошу очистить помещение.
Вальченко: Пожалуй, пожалуйста.
Торская: Давайте я вам помогу. (Берет тряпку у кого-либо из рук.)
Вальченко: Значит, Надежда Николаевна…
Торская: Это насчет слияния душ? Давайте отложим конференцию… по случаю уборки.
Вальченко посмотрел на нее и с оскорбленным видом пошел наверх.
Забегай: Ну, четвертый непобедимый! Сорок пауков смотрят на вас с вершины… этих козел…
Начинается уборка.
Разговоры:
— А эту лестницу?
— Ликвидировать.
— Степка, ты сам внизу никого не впускай.
— Ай, и хитрая ж Наташка!
— Здесь нужно глории.
— Нельзя глории, краска облезет.
— Колька, я там кислоту в спальне оставил, принеси.
— А чего это Алешка так против Наташки?
— А как же ты думал! Им только дай волю на романы.
— Это же, правда, нехорошо — романы, Надежда Николаевна?
Торская: Волю на романы? Да, это вопрос серьезный.
Блюм (со двора): Товарищ Жученко здесь?
Забегай: Сюда нельзя ходить. Видите — уборка.
Блюм: Я по делу.
Забегай: Знаем ваши дела. По делу, по делу, а потом возьмете и умыкнете коммунарку.
Блюм: Что вы, товарищ Забегай! Для чего ее красть, если своих не знаешь, как замуж девать.
Жученко: Какой здесь отряд?
Кто-то из ребят: Четвертый, непобедимый.
Блюм: Товарищ Жученко! Я, конечно, понимаю. Мальчики с дороги и все такое. Но вы же видите: шоферы ругаются, и никого нет…
Жученко: В чем дело?
Блюм: Да станочки эти.
Жученко: Разгрузить?
Блюм: Да, там три станочка.
Жученко: Ну что же, сейчас это устроим. Забегай, давай свою братву! Зырянский уже в столовой. Вот здорово! Алешка!
Зырянский (в дверях столовой): Жучок, тебе любовное послание. (Отдает записку.)
Жученко: Алексей, дай отряд на разгрузку станков.
Зырянский: Есть дать отряд на разгрузку станков. (В столовую.) Эй, пацаны, станки снимать.
Забегай (к Блюму): Это какие станки?
Блюм: «Вандереры» — универсальные фрезерные.
Забегай: Ребята, так это же те же самые «вандереры».
Общий возбужденный шум. Все выбегают на двор. Жученко читает записку.
Жученко: Допрыгались! Слышали, Надежда Николаевна?
Торская: Знаю.
Жученко: Вот беда. Что нам делать с этими женщинами? И откуда в голову придет — жениться?
Торская: Ничего, Жучок, не поделаете, жениться всегда будут.
Жученко: Так нельзя же так ни с того ни с сего… Ну… как это так у них выходит?
Со двора слышно:
Голос Зырянского: Раз, два — взяли, два — нажали… Стой, стой!
Дискант: А давайте так, как на Волге.
Голоса: Давай, давай. (Смех.)
Хор:
И пойдет, пойдет, пойдет…
Вот идет, идет, идет…
И еще, еще идет. (Хохот.)
Жученко: Пойдем посмотрим.
Жученко и Торская выходят. Сверху медленно спускается Воргунов, прислушиваясь к тому, что делается на дворе. Со двора слышно:
Забегай: Подкладывай, подкладывай. Стой! Навались на ту сторону.
Зырянский: Малыши, вы все сразу. Вы не тащите, животами, животами навались!
Какой-то треск, победный крик, смех: «Готово!» Воргунов, направившийся было к дверям, останавливается, задумывается, машет рукой и возвращается к лестнице. Не видя его, Федька Романченко с верхней площадки спускается вниз по перилам лестницы и на полном ходу налетает на Воргунова. Воргунов, пошатнувшись, поневоле принимают Федьку в объятия. После освобождения из них Федька очень смущен и поправляет одежду.
