Розалинда прыснула.

– Конечно, нет. А как насчет Цицерона? Этот красавец явно обладает даром красноречия.

– Цицерон? Звучит неплохо.

Розалинда помолчала, потом, вздохнув, начала свое повествование:

– В январе из-за болезни сердца скончался отец.

– Мои соболезнования. Это был настоящий джентльмен, пример для всех нас.

– Спасибо. – У Розалинды сжалось горло, но она все же заставила себя продолжить: – В завещании он назвал моим опекуном своего банкира Сайласа Данлеви – тот должен был управлять моим имуществом, пока мне не исполнится двадцать пять лет. На похоронах я заметила пристальное внимание к себе со стороны Николаса Леннокса, младшего партнера «Данлеви и Ливингстон»; меня он не интересовал, но все же стал проявлять назойливость. Я напомнила ему, что у меня есть жених, но он усмехнулся: это препятствие не стоит шевеления его пальца. На другой день Дэвид разорвал помолвку, сославшись на то, что семья считает его слишком молодым для брачных уз.

– Вздор! Он любил тебя. И даже если нет, то только полный идиот мог отказаться от твоих денег под столь шатким предлогом. Дэвид Резерфорд, которого я знал как штабного офицера Гранта, не поступил бы столь опрометчиво.

– Да, он лгал. Его выдавали глаза. Я не стала требовать объяснений, просто вернула ему кольцо.

Хэл сочувственно похлопал ее по руке, и Розалинда, тряхнув головой, продолжила:

– Леннокс делался все более навязчивым, требовал, чтобы я немедленно вышла за него замуж, тогда как я постоянно отвечала ему отказом.

– Молодец. И что же дальше?

– Когда мы возвращались в Манхэттен, Леннокс сказал мне, что я нуждаюсь в сильной руке и что он уже начал свадебные приготовления в своем фамильном имении, а когда я возмутилась…

– Он избил тебя, да? – жестко спросил Хэл. Розалинда кивнула.

– Подлый ублюдок! Его нужно кастрировать и прогнать сквозь строй обиженных им женщин. – Хэл взял в руку ладонь Розалинды. То, что он принял ее сторону, придало ей храбрости; продолжая свою повесть, она высоко держала голову.

– Мои братья ради развлечения научили меня вести себя как мужчина. После их смерти отец показал мне, как держаться за игрой в покер таким образом, чтобы партнеры не заподозрили во мне женщину, и теперь я переоделась в мужской костюм, взяла немного наличности и убежала из дома Данлеви. Потом я обрезала волосы и направилась в Питсбург, надеясь, что никто не станет искать меня на речных судах.

– Ты оказалась права. Я полностью одобряю твои действия.

– Спасибо.

На короткий момент Розалинда прислонила голову к плечу Линдсея. Все-таки она провела с ним ночь, и эта ночь поможет ей не сдаваться и дальше.

Хэл ехал по Мейн-стрит в сторону набережной; Розалинда молча сидела рядом с ним. Он всегда любил, чтобы утро проходило в тишине и спокойствии, но с женщинами это редко получалось; неудивительно, что ему так приятно ее общество. Неужели через несколько минут они расстанутся?

– В каком отеле ты остановилась?

– «Джиллис-Хаус».

– Хороший выбор.

Улицы в этот час были пусты – лишь несколько пьяных брели домой покачиваясь да полицейский не спеша обходил свой участок: прямые плечи, поблескивающая в тумане раннего утра медь пуговиц.

Внезапно из видавшего виды пансиона вышел Джон Лонгботтом, запихивая что-то в кожаный портфель.

Хэл напрягся. Вот проклятие! Что-то рано начал Лонгботтом свою охоту. Поскольку сегодня вторник, у сыщика будет время заняться поисками Розалинды.

– Этот человек – агент, верно? – прошептала Розалинда. – Мне лучше спрятаться, пока он меня не заметил.

Хэл быстро перебрал в уме все возможности. Железная дорога? Он ни за что не отдаст этим ублюдкам то, что ему хоть немного дорого; спрятать же Розалинду в каких-нибудь вшивых меблированных комнатах было очевидным безумием: там Лонгботтом непременно сумеет ее обнаружить.

– У меня есть деньги. Я могу купить билет на «Спартанец» и уехать из города сегодня же… – В голосе Розалинды звучало отчаяние. В этот миг от Лонгботтома их отделяло всего два здания.

– Расслабься и прими скучающий вид, – внезапно предложил Хэл.

Розалинда подчинилась не рассуждая и, откинувшись на спинку сиденья рядом с ним, приняла позу сонного молодого человека, так что Хэлу осталось только поблагодарить Всевышнего за это послушание. Лишь бы выдержали ее нервы!

Когда они поравнялись с Лонгботтомом, сыщик в знак приветствия чуть коснулся шляпы.

– Доброе утро, капитан Линдсей. Могу я переговорить с вами?

– Конечно. – Хэл натянул поводья, и коляска остановилась. При этом Розалинда отодвинулась на самый край, прячась от взгляда Лонгботтома за массивным телом своего спутника.

– Вы, случайно, не видели эту женщину, сэр? – Протягивая Хэлу портрет в кожаной рамке, Лонгботтом бросил бесстрастный взгляд на пассажира, но ничего не сказал.

На портрете была изображена Розалинда Скайлер в бальном наряде. Женщина, вероятно, в первую очередь взглянула бы на платье, расшитое жемчугом и бриллиантами, а любой сластолюбец – на шикарную грудь. В целом же портрет служил хорошим отвлекающим маневром.

Линдсей передал портрет Розалинде, но она равнодушно вернула его назад. Вот что значит искусный игрок: ее руки даже не дрожали.

Лучше сказать Лонгботтому часть правды, решил Хэл: по крайней мере ту, которую он может услышать от кого угодно.

– Мисс Скайлер, верно? Я встречался с ней в прошлом году в Нью-Йорке.

Сыщик насторожился:

– А потом?

– Больше я ее не видел. А ты, Карстерс? Ты не встречал женщину, похожую на эту?

– Не могу сказать, чтобы встречал, сэр. – Голос Розалинды прозвучал твердо и спокойно, словно она делала ставку, имея на руках набор тузов.

Лонгботтом вздохнул:

– Что ж, жаль. Не стану вас больше задерживать. Удачи, капитан.

– Всего хорошего, Лонгботтом.

Мгновение спустя детектив возобновил движение по Мейн-стрит, и Розалинда с облегчением перевела дыхание.

– Вам никогда не хотелось стать штурманом? – словно откуда-то издалека долетели до нее слова Линдсея.

Она медленно обернулась.

– Ты что, спятил? Скорее люди полетят на Луну, чем я стану водить корабли.

– Обидно. А я уже был готов взять ученика и обеспечить его спальным местом на «Красотке»…

– Но я ненавижу воду! Из этого следует, что при первом моем появлении в рулевой рубке все поймут, что я самозванка.

– И все равно никто ничего не скажет, тем более не сделает, – уверенно откликнулся Хэл. – «Красотка чероки» принадлежит мне, а лоцманские права позволяют мне водить корабли по верхней и нижней Миссури, а также по низовьям Миссисипи. Еще у меня есть лицензия владельца, так что на этом пароходе я могу учить кого хочу и делать все, что мне вздумается.

Розалинда покачала головой:

– Стоит кому-нибудь догадаться, что я женщина…

– Разве кто-нибудь, кроме меня, заподозрил, что ты не та, за кого себя выдаешь?

– Нет, никто за все эти месяцы. Один ты.

– Но я встречал тебя раньше. Никто другой на «Красотке чероки» не обладает подобным преимуществом. – Хэл сделал паузу. – Я установлю в своей каюте раскладушку и не стану навязывать тебе свое внимание, а Эзра заберет из «Джиллис-Хауса» твой багаж. Никто ни о чем не догадается, поверь. Два мужчины, две отдельные постели. К тому же в рейсе не до любовников.

Розалинда молчала; ее пальцы нервно сжимались и разжимались.

Хэл нетерпеливо вздохнул.

– У тебя есть выбор?

– Нет.

– Тогда рискни, мой маленький картежник. Если не получится, ты всегда сможешь пересесть на первое же судно, идущее вверх по течению. Что, плохо придумано?

– Вовсе нет. Ладно, помоги нам Боже, – еле слышно прозвучал ее ответ.