А в результате этих, иногда малоэстетичных, действий на свет рождается несколько страниц художественного текста.
Текста, который потом заставит читателя плакать, смеяться, размышлять о жизни, или, в конце концов, просто на минутку отвлечёт от тех неисчислимых и большей частью нерадостных проблем, которые давят на него в повседневности.
У всякого писателя свои методы работы.
Юрий Десятник предпочитал метод интуитивный. Он садился за компьютер без тщательно проработанного плана, имея в голове лишь приблизительную схему будущего произведения, а в душе – горячее желание родить на свет текст, который было бы не стыдно прочитать самому.
Теперь, когда, благодаря замечательной идее друга Жоры, творческий кризис был успешно преодолён, работа у Юрия пошла. Жена находилась в длительной заграничной командировке; сын, после окончания второго курса института, укатил с товарищами в конный поход по Алтаю; и писатель, которому никто не мешал, вошёл в привычный режим и ежедневно выдавал «на гора» по четыре-пять страниц нового романа, отвлекаясь только на прогулки к ближайшему продуктовому магазину, приготовление нехитрой пищи и необходимую уборку своего дачного жилья.
Сведения, добытые им на кладбище, очень пригодились. Он не просто знал теперь, как ему назвать того или иного героя, а чувствовал, что с этими как бы «настоящими» фамилиями, именами и отчествами его литературные, выдуманные от начала и до конца персонажи, обретают плоть, становятся яркими и живыми.
В пятницу, после обеда, когда Десятник только-только помыл посуду и собрался немного подремать на веранде перед работой (в комнатах днем было душновато), в дом от калитки настойчиво позвонили. Недоумевая, кто бы это мог быть, Юрий пошёл открывать.
За калиткой обнаружился молодой щеголеватый лейтенант милиции в летней – с короткими рукавами – рубашке навыпуск, тщательно отглаженных брюках и новенькой, лихо сдвинутой на затылок, фуражке.
Зеленоватые глаза лейтенанта смотрели доброжелательно и даже весело. Но в руках он держал папку для бумаг из коричневого кожзаменителя, а под рубашкой, справа на ремне, угадывалась пистолетная кобура, недвусмысленно подчёркивая всю серьёзность визита представителя власти.
– Вы ко мне? – удивился писатель.
– В том числе и к вам, – подтвердил милиционер.
– Прошу, – Десятник провел лейтенанта на веранду и предложил стул.
– Дело в следующем, – начал милиционер. – Тут у вас позавчера ночью один чудик стрельбу из охотничьего ружья учинил. Слава Богу, никого не ранил… Надо разобраться. Вы позавчера здесь были?
– Да. И вчера, и позавчера, и неделю назад.
– Слышали что-нибудь?
– Нет, – покачал головой Юрий. – Никакой стрельбы не слышал. Я очень крепко сплю. А где стреляли-то? И кто?
– Не очень далеко от вас – на соседней улице. Хозяин одной из дач. Вы ведь писатель?
– Да, – признался Десятник. – А что?
– Я подумал, что вам, как писателю, это может быть интересно. Представляете, мужик заявил, что к нему в дом лез зомби.
– Кто?!
– Зомби, – охотно пояснил лейтенант. – Ну, оживший мертвец, значит. Тут кладбище рядом, вот мужик и… Но самое смешное, что он оказался трезвым!
– Кто, зомби?!
– Чувство юмора я уважаю, – чуть улыбнувшись, сообщил представитель закона. – Особенно у писателей. Мужик был трезвый. Ладно, если вы ничего по этому поводу сообщить не можете, я пойду. Служба.
– Рад бы, но… – Юрий развёл руками.
Милиционер пожелал творческих успехов, попрощался и ушел.
– Черт-те что, – пробормотал, закрывая калитку, Юрий. Спать ему совершенно расхотелось.
Юрий Десятник считал себя профессионалом. Человеком, способным качественно выполнять свою работу в любых условиях. Так оно обычно и было, но сегодняшний визит милицейского лейтенанта выбил сочинителя из привычной колеи. Промучившись за клавиатурой час, он понял, что работа окончательно застопорилась и решил съездить в город, чтобы сменить обстановку и развеяться.
Предполагая, что в городе наверняка придется с кем-нибудь выпить, за руль он садиться не стал, а отправился к ближайшей остановке автобуса, до которой было десять минут ходу.
Под навесом остановки, пустынной ввиду буднего дня, на скамейке сидели две женщины неопредёленного возраста и о чем-то беседовали. На скамейке оставалось свободное место, но Десятник, чтобы не мешать, деликатно остановился в сторонке и закурил, став невольным свидетелем разговора, поскольку голоса у женщин оказались на редкость пронзительными.
– …мертвец, – сказала одна. – Самый настоящий. Представляешь?
– Не может быть, – ахнула вторая.
– Как же не может, если дочка Инны Петровны заикаться стала? До вчерашнего дня нормально говорила, а тут – на тебе. Заикается. С испугу-то.
– А нечего по ночам шляться на кладбище, – с неожиданной мстительностью сказала вторая.
– Ой, Рита, ну что ты, в самом деле. Будто сама молодой не была! Где ж девчонке с парнем миловаться-то ещё? Дома родители, а там, в старой части, самое то – деревья, травка… Лето же сейчас, тепло… – в голосе первой прорезались мечтательные нотки.
– Не пойму я тебя, Света. Рассуждаешь, как… не знаю кто. Молодежь совсем стыд потеряла. Девки с голым пузом ходят по улицам, и хоть бы хны. Позорище сплошное.
– Мода такая.
– Мода… Не мода у них такая, а норов бесстыжий. Ни бога, ни людей не боятся. Вот мертвецов разве что…
– А то мы кого-то боялись по молодости!
– Не знаю, как ты, а я такой не была.
– Это какой же такой? – тихо, но с нажимом осведомилась первая, и Десятник понял, что сейчас начнётся обычная бабья свара.
Он уже хотел отойти подальше, но тут подъехал автобус и прервал чуть было не разгоревшуюся ссору.
Город встретил писателя уже изрядно подзабытым шумом, яркими красками и бензиновой духотой. Прослонявшись минут сорок по центральным улицам и не встретив ни единого знакомого, Юра Десятник купил шесть бутылок холодного пива и зашел в редакцию городской газеты, где его все знали и любили, поскольку в городе было всего четыре настоящих писателя, но Десятник пользовался наибольшей популярностью в народе, и газета время от времени с удовольствием публиковала его материалы.
В отделе информации он обнаружил редактора Евгения Маховецкого и фотокорреспондента Николая Хомякова. Оба по случаю жары и планового пропуска номера откровенно скучали, и поэтому явление Десятника и пива было встречено с энтузиазмом.
– Ну, акулы пера, что нового? – задал провокационный вопрос Юрий, когда первая жажда была утолена.
– Смеешься? – лениво осведомился фотокор Хомяков, откидываясь на спинку стула. – Лето. Жара. Пыль. Вот и все новости.
– Ну почему же, – возразил коллеге Маховецкий. – Есть одна интересная новостишка. Только не знаем еще, как ее правильно подать.
– А что так? – удивился Десятник, зная профессиональную всеядность братьев-журналистов.
– А, – махнул рукой Хомяков. – Фигня полная. Как всегда летом. Крыша у людей от жары и безделья едет, вот и плетут невесть что. Живые мертвецы им мерещатся, понимаешь.
– Как, как? – заинтересовался Юрий. – Ну-ка, расскажи.
– Облом, – сказал фотокор. – Брешут люди.
– Пива больше не дам, – пригрозил писатель. – У меня в сумке ещё три бутылки, между прочим.
– Это шантаж, – заявил Хомяков. – Ладно, слушай.
И он рассказал то, о чем Юрий сегодня уже слышал, но не в таких подробностях.
Якобы, позавчера ночью к некоему гражданину, проживающему в том же дачном поселке, что и Юрий, привиделось, что в его дом лезет живой мертвец. Гражданин устроил стрельбу из охотничьего ружья и насмерть перепугал соседей, которые, не долго думая, вызвали милицию.
– Ну, повязали мужика, конечно, – живо рассказывал, вошедший во вкус фотокорреспондент. – Так он трезвый оказался, представляешь? Но самое интересное, что на кустах нашли обрывки какой-то совсем ветхой одежды. Мне знакомый мент из УВД рассказывал. Но там ведь у вас бомжи шляются. Особенно летом. Так что, все объяснимо. Иного бомжа от живого мертвеца и не отличишь. И ещё не известно, кто лучше выглядит. Ну вот. А вчера ночью вторая история приключилась. Девчонка с парнем решили на кладбище приятно время провести. Ну и, вроде как, в самый интересный момент на них из кустов тоже мертвец вышел. Парень, извини за неаппетитные подробности, об…рался, а девчонка заикаться стала. Такие, вот, дела. – Хомяков замолчал и выразительно покосился на сумку с пивом.
