Впервые я встретил его в кабинете главного редактора издательства «Молодая гвардия» в годы войны. При моем появлении посетитель вежливо встал с дивана, огромный, с полнеющей шеей, с застенчивой улыбкой, словно он стеснялся своего роста и из-за этого слегка заикался. Открытое русское лицо с чуть приподнятыми к вискам бровями и внимательными, умными, проницательными глазами.

Я только слышал тогда о шумном успехе его «Рассказов о необыкновенном», где необыкновенны не только события, но и люди. Цикл этих рассказов под общим названием «Пять румбов» был опубликован в журнале «Новый мир».

И пусть это покажется фантастическим, но все герои, о которых говорится в этих рассказах, — юный красноармеец, «сын полка», матрос, штурман дальнего плавания, палеонтолог, доктор биологических наук и профессор, горный инженер, геолог и писатель — на самом деле воплощают образ одного человека — Ивана Антоновича Ефремова, флагмана советской научной фантастики, которым я восхитился с первых его шагов в литературе.

Биография И. А. Ефремова — это история бурной, исключительно разносторонней жизни.

Мальчик, воспитанный красноармейской ротой в гражданскую войну. Вместе с запахом дыма сражений он впитал в себя веяния революции, обрел необоримую тягу к знаниям.

Юный матрос, плававший в Тихом океане и на Каспии, влюбленный в неистовый ветер, в море бурное или спящее, но всегда для него прекрасное, рождающее отвагу и гордость.

Горный инженер. Он стал им, сдав все экзамены экстерном, дабы утолить свое стремление проникнуть в земные недра, но не только за скрытыми там кладами, а ради познания тайны всего живого, самых истоков эволюции-.

Геолог, не только разведчик земных недр, угадавший геологическое сходство некоторых районов Сибири и Африки, подобие их ценнейших месторождений, но и указавший, где найти «якутские алмазы» («Алмазная труба»). Он же, возглавив в тридцатые годы одну из первых экспедиций по изысканию трассы ныне завершенного БАМа, стал участником важнейшей стройки нашего времени.

Палеонтолог, руководитель более сорока экспедиций на Кавказе, в Средней Азии, Якутии, Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и в Монголии («Дорога ветров»). Обобщая свои находки и наблюдения, Ефремов создал новую науку — тафономию о законах залегания останков доисторических животных и полезных ископаемых органического происхождения. Государственная премия увенчала его труд.

Историк, знаток Африки, проникавший взглядом в далекое прошлое Египта или Эллады, в запретные покои фараонов или тайные святилища жрецов.

И наконец писатель с острым восприятием мира, с глубиной суждения мыслителя о сути вещей.

По словам члена-корреспондента Академии наук СССР Ю. Н. Денисюка, рассказ Ефремова «Тень минувшего» подсказал ему идею разработки метода объемной голографии. И много лет спустя, на вечере в Политехническом музее, при обсуждении творчества писателя, в фойе демонстрировалась усыпанная драгоценными камнями «Шапка Мономаха», которой на самом деле там не было. Это объемное изображение было подобно «тени минувшего».

Ивана Антоновича я знал хорошо, поверил в него сразу, и долгие годы мы шли с ним рядом, работая в области научной фантастики.

Он говорил мне: «Какой нелепый сдвиг фаз! Когда интеллект человека достигает наибольшего расцвета, обретены знания и опыт жизни, когда возможно больше можно отдать людям, физические силы оставляют нас…

Писатель Ефремов собирался написать продолжение романа «Туманность Андромеды». Профессор Ефремов готовил научную книгу «Палеонтология». Он слишком рано ушел от нас, однако по сделанному им прожил за десятерых.

Его заметили как ученого в 1927 году, как писателя — в 1944-м. И ученый, придя в литературу, оставил в ней след подобно профессору химии Александру Бородину в музыке.

Один из самых знаменитых романов И. Ефремова, «Туманность Андромеды», выходил в нашей стране и за рубежом несчетное число раз. Мне хочется вспомнить некоторые свои беседы с Иваном Антоновичем, относящиеся к тому времени, когда зрел замысел «Туманности Андромеды».

В то время я часто писал предисловия к издававшимся «Иностранной литературой» произведениям западных фантастов, а из своих поездок за рубеж привозил последние научно-фантастические издания.

Иван Антонович, хорошо владея английским языком, в свою очередь внимательно следил за выходящими зарубежными, особенно американскими, фантастическими произведениями. Это давало нам возможность обсуждать их. Мы даже выступили в 1958 году с совместным докладом о зарубежной фантастике на Всесоюзном совещании фантастов.

Иван Антонович Ефремов задумал тогда противопоставить свой светлый роман, заглядывающий в коммунистическое будущее, джунглям американской фантастики, той значительной ее части, которую он назвал «псевдонаучной». Они враждебны нам, эти джунгли непроходимого пессимизма, населенные кровожадными хищниками или тупыми обезьянами… Казалось, можно отвернуться, отойти, не заглядывать в эти заросли уродливых и невозможных «растений», чтобы не дышать смрадными испарениями мистики и патологии, не слышать завываний «шаманов будущего». Но Ефремов звал меня к исследованию, и я проникал вместе с ним в чащобу, где среди душащих ум и сердце «лиан», «кровососных орхидей», ядовитых колючек, среди сумеречного мрака вечной тени и засасывающей топи болот все-таки можно было отыскать интересные соцветия игры ума, а порой найти хинное дерево горечи сердца. В эти джунгли стоило углубиться, чтобы лучше понять тех американцев, которые своей фантазией ищут выход из дремучих тупиков современного им капиталистического общества.

И редкие тогдашние наши находки стали ныне достоянием советских читателей. Мне довелось своими предисловиями представить первые у нас книги таких писателей, как Рэй Брэдбери, Айзек Азимов, Хьюго Гернсбек, а также писателя уже из другого, социалистического мира — Станислава Лема.

Однако вернемся к антиподам «Туманности Андромеды».

Американские фантасты, охотно отзываясь на научные гипотезы, часто гиперболизируют их, доводя даже до абсурда; жадно принимают на вооружение термины, рожденные новыми открытиями, но мало интересуются ими самими. Прогресс науки, питающий литературу, пугает их. Так, Форстер в романе «Машина остановилась» показал мрачный мир одичавших в эпоху технической цивилизации людей, обслуживаемых во всем некоей машиной, не способных ни к труду, ни к мысли, живущих отдельно, каждый сам по себе. И когда машина остановилась… Вот об этом и рассказывает писатель, боящийся, что прогресс цивилизации заведет людей в тупик. Прочь от машины! К первобытности, натуральности!

Своеобразно, но ту же мысль проводит и современный писатель Меррей Рейслер в рассказе «Исследовательский отряд». Непроходимые джунгли хищных растений, летающие вампиры, похожие на голых обезьян, страшные чудовища, сухопутные пресмыкающиеся, быстрые, ловкие, кровожадные, не прощающие смерти никого из собратьев, — все это делает одну из вновь открытых планет непригодной для заселения. И не выдерживает, погибает созданная там колония совершенных роботов, исполнительных, точных, неутомимых, но не мыслящих… и поэтому неспособных быстро ориентироваться в новых условиях. Зато выживает бесстрашный авантюрист, нелегально поселившийся здесь и покоряющий природу новой планеты без машин, а с помощью… прирученного орла-разведчика, носящего на груди телевизионную камеру, да дрессированных медведей, могучих, умных, преданных. Друзья человека — животные, а не машины! Это звучит между строк пресыщенного достижениями цивилизации автора.

Современные ученые считают возможным создание электронно-вычислительных машин, способных не только управлять, скажем, станками, изготовляющими телевизоры, но и проектировать их, даже ЭВМ, то есть способных размножаться.