— Вы найдете здѣсь старую вашу постель, полковникъ, и увидите, что все содержится въ исправномъ порядкѣ, смѣю васъ завѣрить честнымъ словомъ, сказалъ мистеръ Моссъ. Постелька ваша бывала занята все джентльменами. Еще прошлую ночь спалъ на ней кептенъ Фемишъ изъ пятаго драгунскаго полка. Засадили молодца недѣли на двѣ, но онъ тутъ заказывалъ только мое шампанское, да еще какъ! весело было смотрѣть. Каждый вечеръ приходили къ нему джентльмены, одинъ красивѣе другаго, все изъ Вестъ-Энда. Вы найдете здѣсь очень пріятное общество, мистеръ Кроли, имежду прочимъ капитана Рагга, съ которымъ, вѣроятно, вы знакомы. Наверху живетъ у меня одинъ докторъ философіи, человѣкъ очень милый и любезный. Мистриссъ Моссъ содержитъ общій столъ, и мы обѣдаемъ въ половинѣ шестаго. Вина вдоволь, какого угодно. Послѣ обѣда поигрываемъ въ карты, и занимаемся музыкой. Очень, очень весело. Не прикажете ли теперь чего-нибудь?
— Я позвоню, если что нужно будетъ, сказалъ Родонъ, и спокойно отправился въ свою спальню.
Мы уже сказали, что былъ онъ старый служака, привыкшій встрѣчать мужественно непредвидѣнные удары судьбы. Другой на его мѣстѣ тотчасъ-же распорядидся бы отправить письмо къ своей женѣ съ плачевнымъ извѣстіемъ о приключившемся несчастьи, но мистеръ Кроли не думалъ торопиться этой мѣрой.
«Зачѣмъ тревожить ее въ эту же ночь? разсуждалъ нѣжный супругъ. Она и не узнаетъ, дома я, или нѣтъ. Написать успѣю завтра, когда она выспится, да и я вздремну немножко. Сто-семьдесятъ фунтовъ, не велика бѣда; расквитаемся.»
И затѣмъ, подумавъ о малюткѣ Родонѣ (который никакъ не долженъ былъ знать этого непріятнаго приключенія съ отцомъ), полковникъ легъ на постель, гдѣ почивалъ недавно кептенъ Фемишъ, и уснулъ довольно спокойно. Было десять часовъ, когда онъ проснулся. Рыжеватый юноша принесъ ему серебряный бритвенный приборъ отличной доброты. Домъ мистера Мосса былъ довольно грязенъ, но блистателенъ и роскошенъ въ тоже время. На буфетѣ стояли грязные подносы, и початыя бутылки съ виномъ; вызолоченные грязные карнизы обрамляли комнаты во всѣхъ этажахъ, и грязные желтые шелковые занавѣсы картинно рисовались надъ окнами, выходившими на Курситоръ-Стритъ. На стѣнахъ всюду виднѣлись грязныя вызолоченныя рамки, и въ нихъ картины извѣстнѣйшихъ живописцевъ, переходившія тысячу разъ изъ рукъ въ руки, пока, наконецъ, не суждено имъ было украсить собою жилище одного изъ главныхъ помощниковъ лондонскаго шерифа. Полковнику принесли завтракъ на грязномъ и великолѣпномъ серебряномъ подносѣ. Миссъ Моссъ, черноглазая дѣвица въ папильйоткахъ, явилась съ чайникомъ, и улыбаясь спросила, какъ полковникъ провелъ ночь. Она также принесла ему Morning Post, гдѣ, на этотъ разъ, былъ весьма подробно описанъ вчерашній балъ у лорда Стейна съ исчисленіемъ особъ, удостоившихъ своимъ присутствіемъ шарадный спектакль. Мистриссъ Родонъ Кроли была изображена въ самомъ великолѣпномъ свѣтѣ, какъ олицетворенное совершенство во всѣхъ видахъ и родахъ.
Подавъ завтракъ новому гостю, миссъ Моссъ присѣла на противоположномъ концѣ стола, живописно выставивъ напоказъ свою ножку, обутую въ грязный шелковый чулокъ и атласный башмачокъ, который былъ когда-то бѣлаго цвѣта. Послѣ нѣкоторыхъ любезностей съ этой леди, полковникъ потребовалъ себѣ бумаги, пера, чернилъ, и миссъ Моссъ немедленно исполнила его желаніе, снабдивъ его въ избыткѣ писчимъ матеріаломъ. Много въ своей жизни эта черноокая дѣвица передавала листовъ бумаги своимъ гостямъ, и много бѣдняковъ чертили отсюда на скорую руку посланія къ своимъ родственникамъ и знакомымъ, которые должны были ихъ выручить изъ этой западни. Въ ожиданіи отвѣта они обыкновенно расхаживали по комнатѣ взадъ и впередъ. Посланія этого рода, неввѣряемыя городской почтѣ, отправляются всегда съ разсыльными. Кому не приходилось получать этихъ интересныхъ записочекъ съ предварительнымъ докладомъ, что человѣкъ внизу дожидается отвѣта?
Вотъ что писалъ Родонъ Кроли:
«Любезнейшая Бекки!
«Надѣюсь, ты севодни почивала хорошо, а обо мне ни беспокойся, ежели не принесу тебѣ шикаладу. Вчерась вѣчеромъ когда я возвращался домой и курилъ цыгару случилась непріятность. Подцѣпилъ меня Моссъ изъ Курситоръ-Стрита, и я въ гостяхъ у нево въ той раззолоченой и демонски роскошьной комнатѣ, гдѣ ты была у меня за два года передъ этимъ. Миссъ Моссъ принесла мне чаю, она растолстела, и какъ водится, чулки у нее сползли до пятокъ.
«Это по делу жида Натана, сто пятьдесятъ фунтовъ, а съ процентами и тюремными издержками, пожалуй што набѣрется до сту семидесяти. Пришли мне мою шкатулку и какое-нибудь платье, я вить здѣсь въ бальныхъ чулкахъ и башмакахъ, какъ этакъ какая-нибуть миссъ Моссъ, а тамъ; въ шкатулкѣ-то моей, наберется авось до семидесяти. Отопри и поезжай съ ними къ Натану, и предложи ему семьдесять-пять, и попроси, чтобы на остальное взялъ мою росписку, подождалъ бы. А за обедомъ мы станемъ пить хересъ, а не шампанское — тутъ оно демонски дорого.
«А есть ли паче чаянія жидъ не согласится, возми мой золотыя часы и какія-нибуть изъ своихъ вѣщей, безъ нихъ можешь обойдтись, и отошли ихъ продать на толкучій, авось квечеру и все деньги. Хорошо, если Родя не пріехалъ вчерась изъ училища домой. Не хочется просидеть больше нынешняго дня, такъ какъ завтра воскресенье. Постели здѣсь ужасть какъ неопрятны, и я ужь знаю, спокойно не какъ не уснешь. Но авось кзавтраму будитъ опять въ твоихъ объятіяхъ
«Твой верный
«Родонъ Кроли.»
P. S: Пожалуста паторопись и пріезжай сама.
Это письмо, запечатанное облаткой, было отправлено съ однимъ изъ разсыльныхъ, которые всегда въ изобиліи шатаются около заведенія мистера Мосса. Устроивъ это дѣло, Родонъ вышелъ на тюремный дворъ, и закурилъ сигару. Онъ былъ довольло спокоенъ, несмотря на желѣзныя рѣшотки, возвышавшіяся надъ его головой. Дворъ былъ огражденъ ими, какъ клѣтка, изъ опасенія, чтобы гуляющимъ джентльменамъ не пришла фантазія бѣжать изъ этого гостепріимнаго жилшца.
Трехъ часовъ, по его разсчетамъ, было слишкомъ довольно, чтобы Бекки могла привести къ окончанію это дѣло, и отворить двери его тюрьмы. Все это время мистеръ Кроли былъ почти такъ же спокоенъ, какъ у себя дома. Онъ курилъ сигару, почитывалъ газету, и встрѣтивъ въ общей залѣ пріятеля своего, капитана Уокера, сыгралъ съ нимъ въ пикетъ, по маленькой, чтобъ время не пропадало даромъ.
Но день склонялся нъ вечеру, а разсыльный не возвращался. Непріѣзжала и мистриссъ Бекки. Табльдотъ мистера Мосса начался, какъ объявилъ онъ, въ половинѣ шестаго, и джентльмены, бывшіе въ состояніи заплатить за этотъ банкетъ, приглашены были къ столу. Сюда явилась и миссъ Моссъ, безъ папильйотокъ и въ праздничномъ костюмѣ. Маменька ея, тоже принаряженная, сѣла за столомъ на первое мѣсто, и раздѣлила на порціи баранину съ рѣпнымъ соусомъ по числу гостей. Полковникъ, противъ обыкновенія, кушалъ безъ большаго аппетита. На вопросъ: не угодно ли ему поставить для компаніи бутылочку шампанскаго? мистеръ Кроли отвѣчалъ утвердительно, и дамы выкушали по бокалу за его здоровье. Мистеръ Моссъ сдѣлался необыкновенно разговорчивымъ и любезнымъ.
Среди самого банкета раздался звонокъ у подъѣзда. Рыжеватый юноша, сынокъ мистера Мосса, выскочилъ изъ-за стола съ ключами въ рукахъ, и воротившись черезъ минуту въ столовую, объявилъ, что воротился разсыльный съ шкатулкой и письмомъ для полковника Кроли.
— Не церемоньтесь, полковникъ, прошу васъ, читайте, сколько вамъ угодно, сказала мистриссъ Моссъ, махнувъ рукою.
Родонъ, нѣсколько взволнованный, взялъ поданный ему конвертъ. То было премиленькое письмецо, раздушенное, на розовой бумагѣ, запечатанное свѣтлозеленымъ сургучомъ. Полковникъ сломалъ печать, и прочелъ слѣдующее:
«Mon pauvre cher petit, я не сомкнула глазъ во всю ночь; и безпрестанно думала о своемъ ненавистномъ старомъ монстрѣ. Поутру я принуждена была послать за докторомъ (у меня лихорадка), и мистеръ Бленчъ предписалъ мнѣ успокоительную микстуру. Финетѣ приказано не принимать и не пускать ко мнѣ никого, и твой посланный — бѣдняга! долженъ былъ часа четыре простоять въ передней, пока мнѣ сдѣлалось легче. Вообразяи мое огорченіе, когда я прочитала твое безграмотное письмецо!
«Несмотря на свою болѣзнь, я тотчасъ же приказала заложить лошадей, и даже позабыла свои утренній шоколадъ; да и странно было бы пить его не изъ твоихъ рукъ, mon pauvre petit chat. Одѣвшись на скорую руку, я поскакала ventreàterre къ жиду Наѳану. Я плакала, умоляла, стояла на колѣняхъ — напрасно: жидъ остался неумолимъ, непреклоненъ. Онъ непремѣнно требуетъ всѣхъ своихъ денегъ, или, говоритъ онъ, ты сгніешь въ тюрьмѣ, mon adorable monstre!
«По возвращеніи домой, я хотѣла захватить всѣ вещи, какими только могу располагать, и сдѣлать triste visite chez mon oncle. Но этотъ дядюшка и безъ того владѣетъ многими нашими вещицами; за всѣ мои теперешнія бездѣлки онъ никакъ не далъ бы больше сотни фунтовъ. Дома я нашла милорда, и этого противнаго Испанца, Питерварадина; они, voyez-vous, пришли меня поздравить съ блистательнымъ успѣхомъ на вчерашнемъ балу. Затѣмъ, минутъ черезъ десять, прикатили этотъ чопорный заика, Паддингтонъ, и несносный Шампиньякъ; они просто замучили меня своими глупыми конфектными любезностями — меня, которая, не зная какъ отвязаться отъ всѣхъ этихъ господъ, думала буквально каждую секунду о своемъ pauvre prisonnier.
«Лишь-только они вышли изъ дверей, я бросилась на колѣни передъ милордомъ, объявила, что намѣрена заложить всѣ свои вещи, что мнѣ дозарѣза нужно двѣсти фунтовъ. Милордъ пришелъ въ неописанную ярость и, послѣ энергической брани, обѣщался прислать мнѣ завтра требуемую сумму. Закладыватъ вещи, по его словамъ, было бы непростительнымъ безуміемъ. Какъ-скоро деньги будутъ въ моихъ рукахъ, я не замедлю привезти ихъ моему старому чудовищу вмѣстѣ съ горячимъ поцалуемъ.
«Твоя Бекки.»
P. S. «Пишу въ постели: голова у меня болитъ страшно, и сердце не на мѣстѣ.»