До свидания

Ваш

Гончаров.

Воскресенье. 18 ноябр[я].

Мне было дали «Соврем[енник]», но я упросил И.И. Лажеч[никова] перемениться: так и утверждено.

Как не явиться на Ваше приятное приглашение, любезнейший Александр Васильевич! И 4 часа — момент самый благоприятный для обеда, тем более что часов в семь мне понадобится уехать в другое место. Как же я рад, между прочим, Василью Петровичу! У Кушелева в понед[ельник] я буду или очень рано и тогда рано уеду, или же, напротив, явлюсь часу в одиннадцатом в исходе. Не уходите, пожалуйста, до меня. Не склоните ли Вы Льва Никол[аевича] и Василья Петр[овича] ехать туда же? Ну что с «эдаким» за церемонии! Я склонил Андрея Алекс[андровича]. Веселее бы было. Пусть в городе говорят, что «набежали как голодные собаки», — во-1-х, это не про нас говорят, а во-2-х, оно смешно.

Между тем я имею передать Вам приглашение князя Щербатова пожаловать к нему в эту пятницу вечером и вообще жаловать по пятницам: он очень желает познакомиться с редакторами и лучшими литераторами, чтобы, между прочим, иметь всегда возможность лично и прямо объясняться по делам литературы и вообще сблизиться с ними.

То же приглашение имею я передать Краевскому, Панаеву. Князь просил меня познакомить и с другими литераторами, так как я знаком с ними со всеми: я назвал ему графа Льва Ник[олаевича] Толстого, П. В. Анненкова, за других не берусь (а о Васил[ии] Петр[овиче] не упомянул, потому что не знал о его приезде), — и он просит их также в пятницу, но я не знаю, как склонить их. Князь смущается тем, что, будучи завален докладами и просителями, визитов делать не может. Но я уверил его, что этого от него конечно и не потребуют.

И потому в пятницу или пойдемте вместе, или не найдете ли Вы возможным завернуть к князю как-нибудь утром.

До свидания.

Ваш Гончаров.

Я получил от Тургенева письмо и в эту минуту пишу ему.

У нас, Вы слышали, перемены: «Совр[еменник]» отошел от Бекетова к Лажечн[икову], я взял «Отеч[ественные] зап[иски]», хотел взять «Библ[иотеку для чтения]», но Фрейганг не дал. Вот они, что наделали, вопли прошедшего, теперь едва ли нужные и полезные кому-нибудь. Помните, я предсказывал это, когда Вы, воротясь из деревни, были у меня, предсказывал это и Николаю Алек[сеевичу], но он слушать не хотел. А между тем это будет мешать и Тургеневу, и другим. Как это назвать? Неосторожностью — мало; эгоизмом много…

До свидания.

Ваш Гончаров.

Воскресенье.

Скорее, скорее оканчивайте Ваши статьи о гогол[евском] периоде, выскажите Ваш взгляд на настоящий момент, и да будет он указанием на то, как надо понимать и делать дело.

Воскресенье.

Я вчера вечером видел Полонского и уже объяснился с ним. Ни князь Щерб[атов], ни Лажечников не заметили этого места, единственного, по моему мнению, которое следовало изменить, а они обратили внимание на Нептуна с трезубцем и на его речь к наядам, и князь решил (отнюдь не я и не Лажечн[иков]), что надо подождать печатать это стихотворение, которое так поддается разным произвольным толкованиям. Полонский уже хочет и сам посылать его в Москву.

Корректуры Ваши прочту сегодня же вечером — и никогда не задерживаю долее того времени, какое понадобится для прочтения. Какой чудак этот Ив[ан] Ив[анович]. Не я ли в четверг просил решить один раз, но уже прочно, чего он хочет. Сначала он отказался вовсе читать, потом взял опять всё и не хотел уступить ни одной статьи. А теперь опять новое. Ну, ничего: прочитаю и я; найду время.

За пастора спасибо. Вчера Рюль принес мне прелестнейшую коллекцию пейзажей, перед которой бледнеет моя, всего штук пять одного тона, и стоят они по 5, по 4 и по 6 руб., всего, кажется, на 20 с чем-то рублей. Он в четверг принесет их к Вам или пришлет, если будет дежурить, охотник, верно, найдется.

Еще я хотел назваться на получение Вашей газеты, если не теперь, то хоть с Нового года, вот почему: я не получаю никаких ведомостей и потому лишен возможности следить за политическими и другими новостями, а иногда придется, конечно, упоминать о многом в «Отеч[ественных] записках», что уже напечатано, а мне неизвестно, и что может иногда показаться мне новым.

Экземпляр я могу по прочтении возвращать с Вашим же рассыльным назад: оставлять мне его у себя не для чего.

До свидания.

Ваш

Гончаров.

25 ноябр[я].

Князь Щербатов поручил мне просить Вас, любезнейший Иван Иванович, пожаловать к нему в пятницу вечером и жаловать в прочие — пятницы. Там, кажется, будут и другие редакторы и литераторы, с которыми со всеми он хочет познакомиться. Только он просит извинить его, что, за множеством дел и просителей, он не может делать визитов. Вечер же самое удобное время, говорит он, даже когда понадобится объясниться по журнальным делам. Он спрашивал меня, кто теперь есть здесь из наших литераторов (разумеется порядочных). Я назвал П. В. Анненкова, Григоровича, Толстого; он усердно приглашает и их. О Василии Петровиче Боткине я не упомянул, потому что не знал о приезде его. Помогите склонить их поехать к князю, там они найдут немало наших. А как давно с Вами не видались; не увидимся ли во вторник, а не то так в субботу у Языкова?

Ваш Гончаров.

Князь считает Вас уже за знакомого и ожидает прямо к себе без церемоний.

Я, может быть, приеду к Вам, Ю[ния] [Дмитриевна], часу в девятом пить чай и потом возьму Вас с собой на бал в Полюстрово, а Вы будьте готовы, да пожалуйста приготовьте мне письмо, которое я писал Вам из Англии, мне крайняя надобность, я сегодня статью пишу об этом.

Ваш друг Ваничка.

Рукопись Костомарова возвратится к Вам еще через несколько дней: мне она прислана, чтобы сообразить с делом и рапортом А. И. Фрейганга, а потом доставлена будет к Вам из комитета при отношении. Как только я освобожусь от Ваших корректур, так и посмотрю, что надо будет исключить или исправить из тех мест, на которые Фрейг[анг] обратил внимание комитета. Рукопись печатать дозволено, но не безусловно: на обязанность комитета возложена вся ценсурная обязанность.

Не напечатаете ли Вы прежде введение, чтобы потом в следующей книжке три главы могли быть напечатаны рядом, и 2-я глава пришлась бы в середине, а не на виду, чтобы на ней не сосредоточивалось внимание читателя, как желает начальство.

Статья Дудышкина должна подвергнуться таким изменениям, что он на это никак не согласится: он конечно предпочтет подождать, а не исключить из нее сущность.

До свидания — вероятно, уж в комитете.

Я переговорю о статье с Дудышк[иным] при свидании.

1-го дек[абря]

[18]56 г.

Суббота.

В «Соврем[енной] хронике» «Отеч[ественных] зап[исок]» составлена из Полн[ого] собр[ания] законов статья о порядке освобождения крестьян Остзейск[ой] губ[ернии] от помещичьей власти: так как это щекотливый предмет, то я покажу завтра пораньше утром князю Щербатову и полагаю, что затруднений не встретит. Если можно, то зайду к нему даже сегодня. Не сетуйте за небольшое промедление, но у нас на этот счет, особенно теперь, есть особые приказания.

До свидания.

Ваш

Гончаров.

Я задержал только две формы: прочее всё сбыл.

2 дек[абря].

Выписки из Собран[ия] закон[ов] о эстл[яндских], курл[яндских] и лиф[ляндских] крестьянах велено исключить.

Статья о Некрасове вовсе не пойдет: получено об этом наконец строгое предписание.