Ариадна примчалась в лагерь на следующий день. Она буквально тряслась от волнения. Представляю, как ей влетело от начальства. Она провела с нами беседу, естественно, пытаясь заставить нас почувствовать себя спокойно. Но в первую очередь ей самой стоило принять на грудь успокоительного. Она сыпала аргументами, напоминала, что мы так хорошо сдружились, трещала без умолку. Ариадна могла утомить и глухого своей болтовней, если бы хотела. Она уже не казалась такой красоткой, какой была вначале. Видимо, ей крепко влетало за отставание по срокам исследований. Или она просто уставала. Но то, что она загоняла себя до такого состояния ради результатов, только доказывало правоту слов Иванова, что мы им нужны не меньше, чем нам их планета. Тут же это подтвердила сама Ариадна.

— Поймите, для нас нет жизни без вас. — Римпвийка уже битый час вдалбливала в нас то, что они нас любят и да будет мир во всем мире! — Вам не обязательно делиться кровью. Я поясню, в чем суть нашего исследования.

Она что-то рисовала, объясняла, показала нам тот самый коллектор эмоций, представлявший из себя небольшой серый ящик. Это все было замечательно, конечно, но спустя три часа я готов был взвыть от скуки. Чего нельзя было сказать о Сергее. Будучи человеком науки, он внимательно выслушивал, рассматривал все предоставленные нам факты. Когда он вынес вердикт, шепнув мне: 'Это вполне возможно', я понял, что теперь можно настраиваться на продолжительную жизнь. Какие-то перспективы вырисовывались, а, значит, надо было возобновлять встречи в карточном клубе. Такие связи мне пригодятся. Ариадна тем временем продолжала.

— Вам будут делать инъекции. Это гениальное изобретение профессора Иванова, своеобразный загуститель и проявитель тех веществ, которые обостряются в вашей крови, когда вы испытываете сильный выброс эмоций. Эта вещь действует эффективнее, чем ваша кровь в спокойном состоянии. — Ей трудно было сказать следующее, но, на мой взгляд, это были ключевые фразы. — Принимать вашу кровь, как доноров, мы в любом случае не можем. Как только она выходит из вашего организма, становится мертвой для нас и не несет в себе энергетической ценности.

Профессор же продолжал извиняться. Он сох на глазах, как и сама Ариадна, потонув в своих исследованиях, в очередной раз спасая наши жизни. С одной стороны я его понимал. Я поступил так же со своей сестрой, притащив ее против воли сюда. Мне не хотелось в это верить, но я вдруг четко увидел это в ее поведении. Настасья надеялась на покой после смерти. А я насильно вытащил ее, что бы продолжать жить. Так и профессор вытащил нас с Земли.

Протянутая между нами ассоциация вернула мою к нему симпатию и львиную долю доверия. Но это не отменяло моего намерения взломать его домик с его тайными документами. Все же стоило перепроверить, возможно, нам опять лапшу на уши развешивали. Нам так и не ответили, где остальные люди. Неужели они все на 'фермах' Ортона? Меня передернуло, я глянул на Ариадну, перебил ее надоевший монолог.

— Когда мы увидим остальных людей?

Ариадна занервничала, покачала головой. По ее реакции нетрудно было понять, что тем остальным хреново приходится. И только в тот момент я понял, как хорошо мы тут устроились. Я хоть и чувствовал себя, как курица-наседка, но мы тут жили в комфорте и радости. Каково положение остальных, даже страшно было подумать. Если донорская кровь им не подходит, значит, ее берут у живых людей. Яркая картинка нарисовалась в голове. Меня передернуло. Лучше уж я буду добровольно принимать прививки, чем быть скотом на заклание.

Шоу было готово, все было отработано идеально. Особенно мое исчезновение. Я уже напросился в гости к Иванову, знал расположение комнат и то, что его кабинет не закрывается, а зачастую его окна приоткрыты, дабы проветривать помещение. На его рабочем столе творил обычный профессорский беспорядок, из которого мне предстояло вычленить полезную нам информацию. Я был бы рад, если бы не нашел ничего подозрительного. А если Иванов действительно что-то скрывает, будет ли он держать свидетельства этого на видном месте?

Мы все волновались перед шоу. Ариадна не уточняла, какие именно эмоции им от нас нужны. Она сказала, что наше представление даст толчок нашему совместному труду. Осознанное участие увеличивает дозу этих позитивных протонов или как их там? Что же, за этот вечер они получат такой выброс энергии, о каком и не мечтали.

А перед шоу я хотел поговорить с Ренатой. Я вел себя глупо последние дни, стараясь игнорировать ее. Но моя злость улеглась, когда она перестала общаться с Аароном. Да и что-то подсказывало, что больше тянуть нельзя. В дальнейшем разговор вообще мог не состояться. Я не стал ждать подходящего момента. В нашей коммуне все равно кто-то вечно под ногами шастает.

Рената ждала нашего разговора. Но, к сожалению, не так, как я. Для нее это был очередной прием клиента-шизофреника, что задевало меня не меньше, чем ее 'дружба' с Аарошей. Мы, те из нас, что были людьми, уже привыкли трапезничать под белым, увитым каким-то вьюном пологом беседки. Я свалился в кресло, вытянув ноги. Рената делала записи в блокноте. Мы как-то естественно остались одни в беседке.

— Не мою ли карточку рассматриваете, доктор? — Усмехнулся я.

Она подняла на меня свой ироничный взгляд, сделав жест рукой, словно поправляет очки.

— Конечно, Боровой, у меня на вас уже целое дело сшито.

— И как будем меня лечить?

Мне стало интересно, каким она была специалистом, какие у нее были пациенты, и ходила ли она сама к психоаналитику.

— Вообще-то, должен признаться, — Я даже в знак искренности положил руку на грудь. На свою, к сожалению. — Для меня все психоаналитики — шарлатаны. Я сам неплохо справился бы с подобным вышибанием денег.

Рената рассмеялась, качая головой.

— А я только хотела сказать, что у вас намечается прогресс, Боровой, раз уж вы сами обратились за помощью.

Из шутки нужно было перевести разговор в романтическое русло. Я надеялся развернуть нашу лодку хотя бы в дружеском направлении.

— В общем, не будем тянуть резину. — Я присел ближе к краю кресла, поставив локти на колени. — Ты сама прекрасно знаешь, что я… неровно к тебе дышу.

Теперь уж она совсем расхохоталась. И это все сложилось, как кусочки калейдоскопа в одну картинку. Так и должно было быть: лето, белая беседка, увитая зеленью, смеющаяся красивая женщина, желательно Земля… Мне определено нравилась эта картинка.

— Это самое романтичное признание в любви за всю мою жизнь. — Продолжала она смеяться. — Руслан, меня умиляет твоя самоуверенность.

— А я рад, что ты в меня веришь!

— Значит, ты не собираешься отказаться от своей затеи со взломом? — Она болтала пальцами карандаш.

— Кто владеет информацией, тот владеет миром! — Заявил я, потягивая непонятный напиток, который мы давно окрестили, как 'Мультифрукт', за неимением более подходящего названия.

— Знаешь, первый признак мании величия — наличие подобных афоризмов.

— Буду иметь в виду. — Мне нравилось, что мы опять могли нормально разговаривать. И она была первым человеком, у кого я мог поинтересоваться о самочувствии сестры. — Так что с Настей происходит?

Лицо ее изменилось. Мне было хорошо от мысли, что она заботится о моей сестре. Наличие друзей на планете, полной кровососов, как-то внушало нежный трепет.

— Вам надо поговорить. Точнее послушай ее. — Рената остановилась. — А лучше, знаешь, оставь ты ее пока в покое, не дави, пока она сама не проявит инициативу или агрессию.

— Так что мне сейчас делать?

— Перестань подстраивать ее под свое видение. Она не такая, какой ты ее себе нарисовал.

— Черт, вы — психоаналитики, всегда сыплете туманными определениями. — Усмехнулся я.

Мир был налажен. И пока на этом можно было успокоиться. Главной задачей был визит в дом профессора.

На шоу были все. Собрать всю охрану в одном месте было делом нелегким. Но Ариадна пошла навстречу моим уговорам. Она готова была согласиться на все, лишь бы ее подопытные кролики были довольны своей ограниченной свободой. За видеонаблюдение я не переживал. Когда я проверну свое дело, уже будет все равно.