— Это будет ваше последнее приключение. Прощайте. Мой народ ждет меня.

Омар развернулся, чтобы уйти; послышалось шуршание, и раздался шелест белого шелка и золота его одеяний.

— Омар.., подожди! — крикнул Джек, но Омар не остановился.

— Обвенчай нас! — потребовал Джек.

Потрясенная Джоан открыла рот. Никогда еще она не была так взволнована. Она не могла сдержать слез, оплакивая их союз, заключенный перед смертью. Ей было жаль себя, своей молодости, своей житейской неопытности. Она мечтала о свадьбе с белым платьем и цветами. А еще хотелось испечь свой лучший творожно-тыквенный торт для Джека, заняться аэробикой, написать не меньше шестидесяти новых книг; ей хотелось иметь ребенка, а может быть, двоих; она хотела увидеть, как Джек будет учить их кататься на лыжах; ей хотелось прожить долгую жизнь с Джеком.., до глубокой старости.

Джек смотрел на свою любимую, на рыдающую Джоан. Она могла ничего не говорить, потому что и так ясно, что творится у нее на душе. Он знал, что она любит его. Ему следовало давно понять, что в вопросах любви она была такой же старомодной, как и он. Будучи романтической натурой, Джоан никогда бы не сделала первого шага. Ему следовало быть более решительным и давно сделать ей предложение. Он ждал хоть какого-нибудь намека с ее стороны, а она — с его. Если бы он вовремя сказал подобающие в таких случаях слова, они бы избежали всех этих мучений. Он чувствовал, что Джоан ругала себя за то, что они оказались в такой страшной ситуации, но был уверен, что ее вины в том нет. Виноват он. Если бы он до конца был откровенен с ней и с самим собой, он не довел бы Джоан до необходимости бросить его. Джоан была сто раз права, когда ушла — ему следовало дать хорошую встряску.

Джек повернулся к уходящему Омару.

— Пусть Алмаз обвенчает нас! — крикнул он в темноту.

Звуки шагов Омара неожиданно стихли. Джек почти не различал в темноте его белую фигуру. Омар шагнул на пространство, освещенное светом факела, но видна была только его голова и отвратительная циничная улыбка.

— Но ведь вы вот-вот умрете, и вы хотите обвенчаться?

Джек посмотрел на Джоан, отметая последние сомнения.

— Если она согласна.

Джоан не отрываясь смотрела на Джека. Даже при этом слабом свете в его голубых глазах читались любовь и искренность. Сколько раз она смотрела ему в лицо и видела это, но его напускное нежелание связывать себя узами брака, его слова, произнесенные тоном человека, пресыщенного жизнью, вводили ее в заблуждение. Сердце подсказывало ей, что он любит ее, может быть, даже больше, чем она его; но ум — та часть, что мыслила о мире с позиций бесстрастной науки, — убеждал, что Джек никогда не захочет жениться. У него была натура холостяка, он избегал каких-либо обязательств и ответственности, а ей нужен был совершенно другой человек. Неужели теперь он сказал это — перед лицом смерти?

Лицо Джека покрылось лихорадочным потом, пока он упрашивал Омара.

— Ради Бога.., пусть Алмаз обвенчает нас. Какая тебе разница?

Омар медлил, обдумывая слова Джека. Он посмотрел на дымящуюся веревку, разъедаемую кислотой. Пенька быстро разрушалась. Он громко отдал приказание Рашиду, после чего тот скрылся в темноте. Омар снова повернулся к Джеку и Джоан.

— Достойный конец для мисс Уайлдер. Сожалею, что не смогу лично присутствовать и передать невесту жениху.

Он поклонился им.

— Омар благословляет вас. — Он злобно улыбнулся и ушел.

Джоан видела, что запах крови привлекает все большее количество крыс. Их красные, как у Омара, глаза угрожающе сверкали в свете факела. Они бежали к балке, утыкаясь в нее носом и устремляясь к веревке. Звук перегрызаемых волокон сводил Джоан с ума. Когда она увидела, как веревка Джека ослабевает, не выдерживая острых зубов, ей хотелось закричать.

Джоан с ужасом подумала, что они могут не дожить до того счастливого момента, когда она сможет сказать:

«Я согласна».

Когда сгустились сумерки и Хадир почти погрузился в синюю ночь, стражники Омара зажгли множество факелов и укрепили их на древних стенах храма. Несмотря на то, что руины постепенно превратились в пыль, а резной орнамент на стенах, оставшийся в наследство от людей, населявших царства Нижнего Нила, почти стерся, паломники воздали должное своим предкам. Они рассказывали друг другу истории о былом величии и славе, наследниками которых они могут вновь стать под руководством Омара. Они говорили о дворцах из золота и серебра, которые построят для Омара, о том, что голоду и болезням будет положен конец, и о кадиллаках», которые они будут привозить себе из Америки. Омар создаст для них настоящий рай.

По мере того, как эти истории передавались от одного племени к другому, толпа начала волноваться и все больше возбуждалась. Они с нетерпением ждали провозглашения нового порядка, поскольку устали от прошлого с его ошибками и неудачами.

Люди Омара, переодетые в наряды различных племен, сновали в толпе и нашептывали вождям слова, которые Омар заранее тщательно отобрал, зная, как разжечь страсть своих подданных.

Низкими монотонными голосами они нараспев повторяли имя Омара. Этот напев подхватывало одно племя за другим, и он звучал все громче и громче. Люди Омара срывали голоса в воинственных выкриках, чем еще больше разжигали страсти в толпе.

— Омар! Омар! Омар!

Народ требовал своего Спасителя.

Путь в подземелье напомнил Ральфу лабиринт. В храм набилось столько людей, что он видел только море халатов и бурнусов. Наконец он добрался до входа, в гробницы.

Ральф заглянул в овальный зияющий проем, за которым открывались подземные галереи, проложенные под городом. Он слышал отголоски странных звуков и отчетливо различал шум текущей воды. Чем дальше ходы простирались, тем невыносимее становилось зловоние, от которого можно было потерять сознание. «Никакой санитарии», — подумал Ральф.

Тарак окинул взглядом возбужденную толпу. Из-под всех бурнусов выглядывало различное воинское снаряжение. В храме сосредоточено столько оружия, что с его помощью можно уничтожить пол-Судана.

Это был печальный день для народа Тарака, поскольку он знал, что если авантюра Омара удастся, то его власть будет безграничной. В отличие от своих соотечественников Тарак понимал, что, придя к руководству страной. Омар лишит их и личной, и политической свободы. Омара следовало остановить, и сделать это мог только Алмаз.

— Омар готовит племена к захватническим войнам против соседей.

Ральф подался вперед и страстно зашептал на ухо Тараку.

— Итак, мы должны найти алмаз?

— Чтобы обыскать все подземелье под храмом, потребуется целая жизнь. Но мы должны попытаться.

Тарак и дервиши уже вступили в подземелье, как вдруг Ральф застыл на месте. Как он не узнал этих звуков раньше? Как он мог забыть их?

Прямо перед ним сидела огромная крыса и преграждала путь.

Тарак в нетерпении прикрикнул на Ральфа:

— Двигайся!

— Я.., я не могу. Я плавал на корабле. Все, что угодно, только не крысы!

У Ральфа сердце ушло в пятки, когда он увидел, как Тарак достал кинжал и полоснул им по крысе. Кинжал вонзился с глухим ударом. Ральф в ужасе наблюдал, как раненый зверь повалился на бок с ножом в брюхе, но не умер.

Ральф вспомнил, что это дурной знак. Крыса была бессмертной. А что, если он нарвется на живую мумию в этом подземелье? Он учился в школе и читал, что египтяне насылали проклятия на тех, кто нарушал спокойствие священных гробниц. Он открыл было рот, чтобы запротестовать, но дервиши схватили его за руки и втолкнули в подземелье.

Джоан чувствовала, что смерть обступила ее со всех сторон. Крысы ожесточенно жевали веревку, на которой, как на волоске, висела жизнь Джека. Веревка надорвалась, завибрировала и слегка опустилась.

— Не падай раньше меня! — закричала она. Джек посмотрел вниз, в бездонную яму.