В кабинет зашло три милиционера, не из рядовых. Выглядывали в окно, начали советоваться между собой. Из их разговора услышала о смерти депутата областного совета Вячеслава Маркина. Эта информация убила меня окончательно, это была первая реальная фамилия погибшего. Перед входом в Дом профсоюзов я его видела и разговаривала с ним. После всего услышанного наступило оцепенение, все происходящее дальше помню сквозь какую-то пелену» (10).

Рассказывает Лина: «Мы спрашивали у следователя: «Почему нас задержали? Почему нас здесь держат?» А один из следователей нам сказал: «Понимаете, я ничего не могу сделать. Я вас здесь не держу. Я бы вас с удовольствием отпустил, но у нас был прика задержать всех, кто находился в Доме профсоюзов, вынести им приговор и чтобы в понедельник над ними состоялся суд. Чтобы все это видели». [Разговор со следователем происходил в субботу]

А вот, например, моему отцу, который тоже был в отделении милиции вместе с нами, сказали «если ты не подпишешь протокол, подумай, ведь у тебя здесь жена и дочь, что с ними будет…» (17).

Рассказывает Леонид: «Так долго нас держали в коридорах, в этой тесноте, так как не хватало на нас ни следователей, ни адвокатов. Вот мы и сидели сутки в коридоре. Первый адвокат (и это был не государственный, как у многих из нас, а частный), который был вызван для кого-то из задержанных появился только в 13:00 3 мая. Государственные начали появляться еще позже, где-то в 15:00–16:00. И на каждого государственного адвоката было где-то по 5, если не по 8, человек. Кому как повезет, принцип назначения государственного адвоката я так и не понял.

Меня должны были посадить в изолятор еще во второй половине дня в субботу. Мы пришли. Там стоят уже человек 15 таких как и я, со своими следователями с бумагами. Выходит из изолятора человек и говорит: «Мест нет». И все, и они опять нас в коридор вернули.

Следователи и милиционеры в принципе были нормальные. Были конечно и сволочи, но их прислали из Киева, а местные были нормальные в отношении к нам. СБУ-шники [сотрудники СБУ] для допросов «избранных лиц» были присланы из Киева.

Был среди нас один россиянин, уже 10 лет живет в Одессе, но из-за каких-то бюрократических проволочек никак не мог получить вид на жительство. Они, когда узнали, что у него российский паспорт был, так обрадовались, наконец на сотню людей один россиянин нашелся.

В итоге его, активистов Куликова поля, таких как Олег Музыка, Алексей Албу и других, которые выступали на митингах и активным образом участвовали в организационной работе и попали на Преображенскую, а еще людей с Православных палаток допрашивали отдельно эти киевские на 5-м этаже.

Наши, местные, которые были там, еще нормальные, а вот те, киевские, ну просто фашисты. Их прислали в Одессу для дознания. Хотя они ведь и сами все прекрасно знали» (18).

Рассказывает Игорь: «Вышел замруководителя городского УВД [Управление внутренних дел], который утром был на Куликовом поле. Он пригласил меня в кабинет, где за столом сидели уже знакомые сотрудники СБУ. Они задавали вопросы: почему мы стояли да почему не ушли. Я им посоветовал почитать мои выступления в Интернете. Один из сотрудников СБУ тогда взлетел как ошпаренный и с матюками закричал: «Вы достали со своим русским языком, неужели вам не дают на нём разговаривать! Вам просто нравилось получать российские деньги!». На это я сказал, что пусть найдут хоть одного человека, кто скажет, что я брал или раздавал деньги. Тогда они завели другой разговор: «Мы знаем про Вас многое, предлагаем смягчить свою вину» и т. д. Я ответил, что мне не о чем с ними разговаривать. Я уже понял, что из нас, пострадавших, хотят сделать козлов отпущения. Ни один «правосек» не был задержан.

Нам инкриминировали: «Массовые беспорядки, повлекшие за собой смерть». Меня вызвали к следователю один раз, в полночь с 3 на 4 мая. Там сидел и адвокат, которого мне будто бы предоставили. Они пытались меня уговорить подписать, не читая, «постанову» о задержании.

Они так же обманули дедушку, который сидел со мной в камере. Он родился в 1941 году. Ему подсунули постановление о задержании, он его подписал, не читая. И в нём говорится, что он будто бы принимал участие в массовых беспорядках, убивал людей.

Сотрудники милиции меня спрашивали: «Как вы думаете, сколько людей погибло?» Я ответил: «Простая арифметика. Если нас в здание вошло около 350 человек, вы задержали 100, ещё 100 в больницах. Пусть человек 50 какими-то путями из здания выскочили. Остаётся 100». Сотрудник милиции на это только скривился и ничего не ответил» (19).

Рассказывает Николь: «Спустилась на 2-й этаж, некоторых мужчин увели в КПЗ. Опять составляли какие-то списки, приходили адвокаты. Люди советовались, у кого-то уже был свой адвокат, к остальным прислали бесплатного адвоката.

Огромная благодарность той молодой женщине-адвокату, которую я встретила на 5 этаже. Она пришла в отделение милиции по другому вопросу, но прониклась сочувствием к нам — женщинам, которых видела первый раз. Начала звонить куда-то. Оставалась с нами до позднего вечера. Добилась общественного адвоката. Добилась того, чтобы отпустили хотя бы женщин» (10).

Рассказывает Лина: «Под вечер пришел адвокат, один из наших и сказал, что если люди под зданием Управления милиции продолжат собираться, то милиция, возможно, нас женщин отпустят.

Выпуская нас, нам вручили повестки о том, что суд должен состояться в понедельник и что все мы обязаны явиться» (17).

Продолжает рассказ Николь: «После 23 часов нас, женщин, начали выпускать. Спасибо всем на митинге и всем неравнодушным» (10).

3 мая — Белгород-Днестровский городской отдел милиции ГУ МВД Украины в Одесской области

В течение ночи после 2 мая и последующего дня ребят, не давая связаться с родственниками, пытались вынудить подписать протокол, где они признавали бы свою вину и где, что самое интересное, было несколько пустых пунктов. Ребята отказывались подписывать нечто подобное.

4 МАЯ

Это было воскресенье — традиционный день митинга одесситов на Куликовом поле и марша по центру города. Люди приходили на Куликово поле к Дому профсоюзов с цветами и со слезами, плакала и природа — лил дождь. Из нас, участников одесской трагедии, практически все кто в состоянии был прийти — пришли.

4 мая — Одесское городское управление милиции ОГУ УМВД Украины в Одесской области на улице Преображенской, 44

Наши ребята продолжали томиться в городском отделении милиции на Преображенской. Многие из них еще нормально и не спали.

Рассказывает Леонид: «В воскресенье 4 мая, только около 4-х часов ночи я попал в камеру изолятора. Но «заселять» начали раньше, еще поздно вечером 3 мая.

Кстати, перед тем как меня повели в изолятор, мы успели помочь сбежать, этой же ночью, троим пацанам, самому младшему из них было 17–18 лет. Не стану говорить, как нам это удалось, главное — удалось помочь ускользнуть из-под носа милиционеров, вернее даже из их логова, которое на тот момент уже становилось логовом «бандеровских» приспешников, хотя и большинство милиционеров внутренне не поддерживало их, но увы, исправно им служило. [Думаю, это очень показательный факт. Ведь большая часть, можно сказать «плененных» ребят «куликовцев», не смотря на понимание того, что останется здесь, помогла другим трем бежать. Это лишь подтверждает высокий дух единства и взаимовыручки «куликовцев». И подчеркивает жизненность нашего девиза: «Один за всех — и все за одного!»].

Поскольку мест в камерах изолятора не было, так как они были рассчитаны на два человека, нас начали подселять третьими и даже четвертыми к уже сидящим в них «куликовцам». Мне дали тюфяк и запустили в камеру. Я расстелил на полу и увалился спать, ведь уже сутки после этих жутких событий не спал более менее нормально, если конечно такие условия можно назвать нормальными, но все равно не в шумном и тесном коридоре на голом полу спать» (18).