Было тихое прохладное утро, щедро напоенное весенним солнцем, запахом океана и чуть уловимым ароматом первых фиалок. Осторожно пройдя под мостом Голден Гейт, авианосец сдержанно гукнул, приветствуя еще не проснувшийся город. И в ту же секунду в домах на берегу захлопали, застучали открываемые окна. Люди заполнили балконы, мальчишки появились на крышах. А с плоской спины авианосца уже поднимались вертолеты.
Сделав круг над толпой, желтые вертолеты опустились на лужайку. Толкая друг друга, журналисты бросились к первому. Из дверей кабины вышли огромные летчики в шлемах с очками, все перетянутые какими-то ремнями, с пробковыми спасательными подушками на груди и на спине. Затем вышли Зиганшин и Поплавский.
Они в рабочей форме американских моряков — серых рубашках и голубых парусиновых брюках. Представитель советского посольства в США Анатолий Кардашев первым подбегает к ним, раскинув руки, обнимает их сразу обоих, прижимает к себе и поочередно целует.
Какие же они юные! Какие они тонкие! Они так худы, что спина Кардашева закрывает их двоих, как стена, и фоторепортеры дружно ревут:
— Эй! Спина-стена! Где парни?
А в это время из кабины другого вертолета выходят Крючковский и Федотов. Офицер пытается увести их к машинам в обход толпы. Они торопятся, почти бегут, но толпа настигает их мгновенно.
Пока они добираются до машин, я успеваю переписать сокращенную копию донесения командира «Кирсарджа», которую один из офицеров только что показал мне. В донесении говорится:
«Под флагом командующего 15-м отрядом авианосцев контр-адмирала Фрэнка Брендли «Кирсардж» следовал согласно приказу из Иокосуко (Япония) в Сан-Франциско (Калифорния). 7 марта 1960 года один из пилотов самолета, совершая тренировочный полет, заметил в волнах какой-то плавающий предмет. При ближайшем рассмотрении этот предмет оказался самоходной баржей. У рубки были замечены четверо людей в русской военной форме, поддерживающих друг друга. Это было в 15 милях от «Кирсарджа».
…Командир корабля немедленно изменил курс и направился к барже. Геликоптеры спустили на баржу спасательные приспособления, подняли людей и доставили их на борт авианосца… Немедленно четырем русским был дан горячий бульон — разумеется, в ограниченном количестве. Затем они были помыты и помещены в судовой госпиталь.
…Они сказали, что пробыли в океане почти пятьдесят дней. Это звучит невероятно, но их волосы, воспаленные, красные глаза и изодранная военная одежда подтверждали их заявление. Судовой доктор Фредерик Беквит отметил, что они были полуживы от истощения, но в хорошем настроении, что поразительно. Они были на краю гибели, и, несмотря на сильное истощение, ребята даже подшучивают друг над другом…
…Рядовой Анатоль Крючковский, 20 лет, взял свой солдатский ремень со звездой, серпом и молотом на пряжке и показал, на сколько он похудел. Объем его талии, как мы заметили, уменьшился на 8 дюймов[9].
…Вчера повар — «Кирсарджа», стюард первого класса Лозиа К. Райфорд, предложил готовить для солдат русские блюда. С помощью поварской книги ему удалось сварить «боршт» и приготовить «беф-строганофф». Райфорд заявил, что он, подобно каждому члену экипажа «Кирсарджа», хочет, чтобы русские чувствовали себя как дома.
…Сейчас русские чувствуют себя хорошо. Рядовой Поплавский играет в шашки с авиационным механиком первого класса Василем В. Гетманом, который немного понимает по-украински. Гетман говорит, что Поплавский выиграл все партии.
…Рядовой Иван Федотов, 21 год, попросил гитару и сыграл несколько русских песен. Он сказал, что играть ему трудно, потому что русская гитара имеет семь струн, а американская только шесть…
…Все четверо хотят как можно скорее вернуться на Родину. Они уверены, что их ищут и ждут».
«Невероятно» — этим словом запестрели вечерние выпуски сан-францисских газет.
Ребята отдыхали в маленьком уютном дворике отеля «Караван-Лодж». Они сидели на плетеных стульчиках вокруг бассейна и беседовали с советскими корреспондентами. Администрация отеля закрыла все двери, выставила своих «часовых» и стойко отбивала натиск американских журналистов.
— Завтра! Завтра! — отвечал управляющий на бесчисленные телефонные звонки из газет. — Сегодня пусть мальчики отдохнут.
Зато Москву дали беспрепятственно. То и дело телефонистка по радио взывала:
— Мистер Правда! К телефону!
— Мистер Труд, вам звонят из Москвы.
Ей было нелегко запомнить наши русские фамилии, и она вызывала нас по названиям газет.
До полудня в отель «Караван-Лодж» позвонили не меньше двадцати раз. С солдатами разговаривали из редакций всех московских газет, радио и телевидения.
Но вот администрация отеля решила, что пора пустить во дворик представителей американской прессы. Журналисты вбежали, толкая друг друга, на ходу раскрывая блокноты. Многие тащили звукозаписывающие аппараты.
Сразу же выяснилось, что некоторые из журналистов знают несколько фраз по-русски.
— Что ваше имя? — спрашивал один у наших ребят.
— Как много вы уже стары? — допытывался другой у Зиганшина.
— Как вы ничеффо поживаете, мой сударь? — желал узнать третий.
Ребята остолбенело смотрели на них, от удивления не в силах произнести ни слова. Другие газетчики, не надеясь на свой русский язык, привели с собой переводчиков.
Толпа разбилась на четыре группы. В центре каждой стоял один из наших ребят.
Скрипели перья, щелкали затворы фотоаппаратов.
Вдруг от той группы, в центре которой стоял Федотов отделились трое и кинулись со всех ног бежать к выходу из дворика. Один так спешил, что чуть не упал в бассейн.
— Что случилось, Ваня? — спросил я.
— Я не знаю, — растерянно ответил Федотов. — Они просили показать гармошку, а я сказал, что мы ее съели. Они замахали на меня руками и убежали.
Я успокоил Ивана, объяснив, что газетчики умчались на телеграф.
Неожиданно бросились врассыпную все, кто стоял вокруг Поплавского.
— Ну, а ты что им сказал? — поинтересовался я.
— Ничего особенного, — развел руками Филипп. — Я рассказал им, что четвертого марта мы поймали в океане стеклянный шар, к которому была прикреплена палка. Такие шары ставят японцы с рыболовными сетями. На палку вешается груз и прикрепляется сеть, а шар служит поплавком.
Мы этот шар выловили, — продолжал Филипп, — написали записку о том, что советская самоходная баржа с экипажем из четырех человек больше сорока пяти дней дрейфует в Тихом океане, запечатали записку в гильзу от патрона, прикрепили гильзу к палке, подняли на палку советский военно-морской флаг и пустили шар в море.
Они меня спрашивают: «Вы написали в записке, что вы умираете от голода и жажды?» — «Нет», — отвечаю. «Вы написали в записке: «Ради бога, спасите нас»? — «Нет», — отвечаю. «А где вы взяли советский военно-морской флаг?» — спрашивают. Объясняю, что мы сами сделали из куска холста. Синей краской ленту внизу провели. Красной краской звезду и серп и молот нарисовали. Один из них как закричит: «И это на сорок шестой день голода, холода и жажды!» И все бросились бежать от меня.
— Ничего, они еще вернутся, — сказал я.
Действительно, через несколько минут у входа во дворик послышался тяжелый топот нескольких пар ног. Это журналисты возвращались за новыми сенсациями.
Старшему из солдат двадцать один год, но в штатских костюмах, которые они надели в Сан-Франциско, они похожи на подростков. За сорок девять дней, проведенных в бушующем океане, каждый из них похудел более чем на двадцать килограммов. Они еще не совсем оправились от пережитого, густая синева лежит под их большими, глубоко запавшими глазами, и лопатки острыми углами выступают под пиджаками.
Они не очень красноречивы и не очень охотно рассказывают о себе.
В первые же часы всех поразила скромность этих парией. Дело доходило до курьезов.
— Была ли у вас на барже пища? — спрашивал один из журналистов, прилетевший в Сан-Франциско из другого города позже своих коллег.
