— Тризарин… — побледнела она.
— Да. Бутрин безвреден, — быстро начал объяснять остальным полковник, — датчики безопасности и фильтры на входе не сработают. Дальше возле вентиляторов компоненты начнут вступать в реакцию с гексонатином и углеродом стенок, как раз турбулентность, небольшой нагрев и катализатор из вольфранита. КПД процесса ничтожен, но хватит на все пятьдесят тысяч зрителей.
— ВИП-зона в цепи кондиционирования одна из первых. Среагировать они не успеют, тризарин действует слишком быстро… — высказал за остальных Алексей. А перед глазами Гая вдруг встала изрытая орбитальной бомбардировкой Бретонсель.
Место, куда выгрузили баллоны с газом, нашли быстро. Его даже не скрывали, склады на окраине, многокилометровые подземные ярусы. Забытые и полузаброшенные уже лет тридцать, с тех пор как стали рентабельны планетарные антигравитаторы, грузы начали хранить в огромных многоярусных «башнях» в черте города. Засыпать катакомбы выходило слишком дорого, к тому же казне их содержание не стоило ничего — мэрия повадилась сдавать кубатуру за гроши всем желающим, особенно инопланетным фирмам помельче. Кому не по карману нормальные склады. Идеальное место, где никто не будет задавать вопросов и не будет мешать — постоянно использовалось меньше одной сотой всего объёма, остальное законсервировано. Оттуда можно незаметно подать газ в городскую систему канализации, и если на центральном посту среди диспетчеров есть свой человек, он легко перекроет нужные заслонки, изменит вектор движения и закачает бутрин в системы стадиона. Нужное оборудование уже наверняка смонтировано, всё займёт секунд десять-пятнадцать, не больше.
Звонок Гая Унгерн высмеял. После чего переключил всю связь со штаб-квартирой и охраной цесаревича на себя: чтобы глупый подчинённый не помешал совершать подвиг. Это было серьёзным нарушением, генерал после всего неизбежно пойдёт под трибунал… только вот для людей на стадионе будет поздно. Бесполезно посылать курьера, ради безопасности и памятуя многолетний опыт, полёты над стадионом запрещены, а по земле пробираться слишком долго. Да и потом преодолеть сопротивление руководства не успеют. Отказался разговаривать и начальник полиции — слишком хорошо помнил историю в кафе, к тому же был полностью согласен с давним приятелем. Следовательно, помощь полиции исключалась: с утра по городу был объявлен код «красный-один», теперь любые действия городских служб, и особенно спецназа, заверялись через центральное управление полиции. Не помогут даже документы ИСБ — слишком памятны волнения на Галиче, когда полицию дезорганизовали с помощью фальшивых удостоверений и ордеров. Не получилось связаться и с военными, а официальный пакет ушёл всего сорок минут назад.
Какое-то время Гай в отчаянии даже раздумывал, не поднять ли панику с помощью журналистов… но отказался. Во-первых, в таком случае газ могли пустить до церемонии открытия матча, не убедившись, что «цель на месте». А во-вторых — не стоило забывать об украденных «Афинах», под прикрытием паники террористы могли попытаться атаковать «в лобовую», дураков-смертников у них хватит. А что делает взрыв плазмы в толпе, полковник Гальба знал слишком хорошо. Время: час у них ещё есть! Пусть с боевым опытом только он и пятёрка охранников, остальные тоже подготовлены как неплохие бойцы. А дальше, когда они захватят газ — сигнал тревожного маяка пробьётся даже с нижних уровней, и игнорировать его не посмеют. Риск минимален… вот только Женю остаться он так и не уговорил: девушка настояла, что других специалистов-химиков у них нет, и без неё шансы на успех падают в несколько раз. Гай раздумывал несколько минут, но всё же согласился. Лишь повязал на руку жены свой талисман — тот уберёг его в пекле Бретонсели, пусть поможет Жене сейчас.
Место они нашли быстро, без труда получилось и уничтожить охрану: пусть у подчинённых Гая не было тяжёлого вооружения — слишком велика разница между фанатиками-самоучками и офицерами Службы под командованием ветеранов. Когда направленный взрыв выбил укреплённую дверь, а проверка показала, что в жёлтых баллонах содержится бутрин, всех ненадолго охватила эйфория: неужели победа? Вряд ли у террористов есть где-то ещё один склад, газ специфический, и если попытаться ввести в столичный округ слишком много, это вызовет подозрения. Осталось подать сигнал военным… пятнадцать-двадцать минут они продержатся легко: перед бывшей подсобкой, где лежали баллоны, шла анфилада огромных складских «ангаров» с единственным входом-выходом. К тому же в каждом зале навалены груды разнообразного мусора, от использованных транспортных контейнеров до бетонных блоков старых перегородок — эсбэшников не «выкурить» даже с помощью «Афин», если их оставили где-то здесь.
Удача отвернулась, едва Гай попытался запустить маяк — где-то на соседнем уровне заработала специальная «глушилка». Почти сразу отказали камеры-ретрансляторы, которые клеили на стены вдоль всего пути — террористы взорвали два верхних яруса, а ближние оказались в зоне действия помех. Все попытки наладить связь провалились, противник словно знал параметры оборудования и секретные алгоритмы передачи данных… Гай выругался: всё-таки предательство! Причем кто-то из своих, за пределами контрразведки характеристик «маяка» не знают. Вот почему была такая слабая охрана, враг точно знал, что обман удался. Будь здесь его парни с Бретонсели, можно было бы попытаться отправить кого-то наверх… но ребятам с Илезы не хватит опыта пробиться через незнакомый подземный лабиринт. А выпустить газ наружу не получится, баллоны оснащены специальной мембранной головкой-«непроливайкой», под пластиковым кожухом спрятана металлоброня — не разрушит даже прямое попадание из плазмопушки. Устраивать завал тоже бесполезно — плазмоорудие в режиме непрерывного разряда очистит путь минут за двадцать, самое большее…
— Можно запустить распад, — вдруг заговорила Женя, — на основе батареи маяка можно собрать катализатор. Процесс начнётся, как только в баллоны попадёт достаточно воздуха…
— Сколько времени? — остановил её Гай.
— Мембраны… Их можно повредить, но не меньше сорока минут. С гарантией — час.
Гай посмотрел на товарищей: сорок минут означает, что доживёт не больше половины. Полковник начал говорить, что пусть остаются лишь добровольцы… и осёкся. Без слов было понятно — останутся все.
Первую атаку они отбили легко — террористы недооценили врага, посчитав его разновидностью обычных полицейских. Затем последовала короткая передышка — и «волны» пошли одна за другой без остановки. И пусть за каждого убитого офицера враг платил десятком своих — безумных фанатиков было слишком много. Когда от баллонов раздался крик Жени: «Готово!» — бой уже шел недалеко от подсобки. А рядом с полковником осталось всего четверо товарищей.
Прорваться наверх не получалось, Гай лишь молился, чтобы помощь всё-таки подошла и хотя бы Женя осталась жива. Он не переставал просить Бога даже тогда, когда рядом взорвалась граната и мир погрузился во тьму… Как сквозь вату, Гай расслышал полный ужаса крик, потом отчаянную стрельбу, взрыв… и грохот ломающихся перекрытий: ещё в самом начале боя они договорились, что последний взрывает самодельную мину. Чем позже враг доберётся до баллонов, тем надёжнее победа. «Подожди меня, родная, — сквозь контузию Гай ощущал, как приближается обвал. — Подожди, я уже скоро».
…Тик-так-тик-так. Часы на стене выстукивают дробь, словно капли дождя барабанят по карнизу. Как он их ненавидит, эти часы! Какой-то незнакомый голос с заботой сказал, что «у больного временно действует только слух, потому нужны звуки для связи с окружающим миром». Окно в палате реанимации открывать нельзя, стереовизор запрещён, вот и повесили проклятый механизм. А объяснить, попросить убрать — не получается. Он опять остался жив. Опять. Один из всех. Будь проклята его везучесть! Женя с яростью отчаяния прорвалась в соседний зал и подорвала бомбу там — потому обвал не дошёл до уголка, где лежал полковник Гальба. Его не заметили террористы, когда расчищали обломки — зато спасатели нашли раньше, чем кончился воздух и остановилось сердце.
