В-четвертых, каждая природа настолько хорошо знает не только свой characterem coelestem (небесный характер), но также и небесные configurationes (конфигурации) и направление движения небесных тел на каждый день, что каждый раз, когда планета перемещается de praesenti (из настоящего) в ее characteris ascendentem (характерный асцендент) или loca praecipua (особенные места), особенно в Natalitia[137], она реагирует на это и подвергается при этом самому разнообразному воздействию.[138]

  Кеплер предполагает, что секрет чудесного соответствия может быть обнаружен в земле, поскольку земля одушевляется anima telluris (душа земли), в доказательство чего он приводит большое количество убедительных аргументов. К ним относятся: посто­янная температура под поверхностью земли; характерное свой­ство земных недр порождать металлы, минералы и ископаемые, а именно facultas formatrix, (способность формообразования) сходное с соответствующим свойством женской утробы; чрево земли может создавать внутри себя формы, которые мы видим только вне его -корабли, рыб, королей, римских пап, монахов, солдат и т.д.[139]; более того, земля владеет геометрией, поскольку в кристаллах она создает пять геометрических тел и шестиугольных фигур. Все это anima telluris получила от первоначального импульса, не зависящего от размышлений и умозаключений человека.[140]

 Астрологическая синхронистичность расположена не на планетах, а на земле[141]; не в материи, а в anima telluris. Поэтому каждый вид природной или живой энергии в телах имеет определенный "божественный аналог".[142]

 Вот на этом интеллектуальном фоне и появился Готфрид Вильгельм фон Лейбниц (1646 - 1716) со своей идеей изна­чально установленной гармонии, то есть абсолютного синхронистичности психических и физических событий. Эта теория, в конце концов, выродилась в концепцию "психофизи­ческого параллелизма". Изначально установленная гармония Лейбница и упоминавшаяся выше идея Шопенгауэра, что единство первопричины создает одновременность и взаимос­вязь событий, причинно между собою не связанных, являются, если копнуть глубже, всего лишь повторением старой точки зрения последователя Аристотеля, слегка подкрашенной совре­менным детерминизмом (Шопенгауэр) и частичной заменой причинности предсущим порядком (Лейбниц). Для последнего Бог является творцом порядка. Он сравнивает душу и тело с двумя синхронизированными часами[143] и использует то же самое сравнение, описывая отношения монад или энтелехий друг с другом. Хотя монады не могут прямо воздействовать друг на друга, потому что, как он говорит, у них "нет окон"[144](относительная отмена причинности!), они основываются таким образом, что всегда действуют в унисон, даже не зная о существовании друг друга. Он полагает, что каждая монада является "маленьким миром" или "активным неделимым зеркалом".[145] Содержащим в себе все микрокосмом является не только человек, но и, по сути, каждая энтелехия или монада. Каждая "простая субстанция" обладает связями, "которые вы­ражают все остальные субстанции". Это "вечное живое зеркало вселенной".[146] Он называет монады живых организмов "душами": "душа живет по своим законам, а тело - по своим, они действуют в унисон благодаря изначально установленной гармонии всех субстанций, поскольку все они являются копиями одной и той же вселенной".[147] Тем самым Лейбниц прямо выступает в под­держку идеи, что человек является микрокосмом. Он говорит: "Души в принципе являются живыми зеркалами или образами вселенной сотворенных вещей". Он проводит черту между "разумами", которые, с одной стороны, являются "образами божества... способными познать систему вселенной и сымити­ровать часть ее архитектонических схем, при том, что каждый разум в своей области является чем-то вроде маленького божества"[148], и телами, которые, с другой стороны, "подчиняясь эффективным причинам, действуют посредством движения", в то время как души, "подчинясь конечным причинам действуют посредством страсти, цели и намерений".[149] В монаде или душе присутствуют изменения, причина которых заключается во "влечении".[150] "Мимолетное состояние, которое включает в себя и представляет множество внутри единства или простой субс­танции, есть ни что иное, как то, что мы называем восприя­тием", - говорит Лейбниц.[151] Восприятие есть "внутреннее состояние монады, представляющей внешние вещи" и его следует отличать от сознательного восприятия. "Ибо восприя­тие бессознательно".[152] Огромная ошибка картезианцев заклю­чалась в том, "что они не приняли в расчет восприятие, не связанное с сознанием".[153] Способность монады к восприятию соответствует знанию, а способность к страсти - воле, которая находится в Боге.[154]

 Из этих цитат ясно следует, что Лейбниц предполагает существование, наряду с причинной связью, полного изначаль­но установленного параллелизма событий, как внутри, так и вне монады. Таким образом, принцип синхронистичности ста­новится абсолютным властителем во всех случаях, в которых внутреннее событие происходит одновременно с событием внешним. Однако, в порядке критики этой идеи, следует пос­тоянно помнить, что синхронистические феномены, существо­вание которых можно подтвердить эмпирическим путем, не только не составляют правила, но и являются настолько исключительными, что большинство людей сомневается в их реальности. Разумеется, в реальной жизни они встречаются гораздо чаще, чем это можно себе представить или доказать, но мы по-прежнему не знаем, происходят ли они в любой области ощущений достаточно часто и достаточно регулярно, чтобы мы могли говорить о том, что они подчиняются какой-то закономерности.[155] Мы знаем только одно - должен существо­вать какой-то глубинный принцип, дающий возможность объяснить все эти феномены.

 И первобытный, и античный, и средневековый взгляды на природу предполагают существование рядом с причинностью какого-то другого принципа. Даже для Лейбница причинность не была единственным или доминирующим принципом. Потом, в восемнадцатом веке, она стала главнейшим принципом естес­твенных наук. С развитием в девятнадцатом веке физических наук теория соответствия совершенно сошла со сцены и во­лшебный мир предыдущих веков, казалось, исчез навсегда, пока, ближе к концу столетия, основатели Общества Психи­ческих Исследований невольно вновь не подняли этот вопрос, занявшись исследованием телепатических феноменов.

 Описанный мною выше средневековый образ мышления лежит в основе всех магических и ворожейных процедур, которые играли важную роль в жизни человека с древнейших времен. Средневековый ум воспринял бы лабораторные опыты Рейна, как выступления мага, и по этой причине не был бы слишком поражен их результатами. Они были бы истолкованы, как "передача энергии", и такая точка зрения популярна и в наши дни, хотя, как я уже говорил, нет никакой возможности сформулировать какую-нибудь доказуемую эмпирическим путем концепцию "передающего" средства.