Первым с места сорвался Степан. Следом — ещё трое. Стража среагировала с опозданием: схватились за оружие, кода те отдалились на добрых два десятка метров. Стрелять поверх ребячьей толпы было несподручно, нужно было её обогнуть, что один и сделал. К тому времени беглецы, пригнувшись и кидаясь из стороны в сторону, отбежали ещё дальше. Автоматная очередь настигла последнего: взмахнув руками, паренёк упал без крика…

Стрельба привлекла внимание людей на насыпи, но пожелавших перехватить беглецов не оказалось. Стрелявший прошёл к убитому, носком сапога перевернул лицом кверху. Оно было окровавлено, а малец мёртв.

После такого происшествия ребят пинками и окриками сгрудили в плотный табунок и в дальнейшем держали под дулами наизготовку.

Под гледичей начали появляться разбежавшиеся было торговки. Забрав свои ряженки да семечки, смывались. Лишь две из них несмело, с остановками, приблизились к убитому. Автоматчики не обращали внимания, и мальца унесли.

Ещё через четверть часа вернулся офицер. Спокойно выслушал доклад о случившемся, дал какие-то указания, и под строгим конвоем горе-грузчиков увели наверх, где на запасном пути их поджидал состав из десятка вагонов. В товарняк, что стоял впереди паровоза, по свежесколоченному трапу затолкали упиравшихся мальчишек и хнычущих девчонок и задвинули тяжёлую, на колесиках, дверь…

Яркий день остался по ту сторону, по эту — полумрак и духота. Два узких окошка вверху да голый, притрушенный застарелым мусором, пол — вот и все «удобства». Когда глаза приспособились к сумраку, на лицах большинства узников можно было прочесть растерянность, отчаянье и страх. Девочки, сбиваясь в отдельный угол, продолжали хныкать и растирать слёзы по лицу.

— Пройду к ним, — сказала Марта. — Объясню, что происходит и попробую успокоить. Заодно познакомлюсь, теперь у нас судьба общая.

— Говори, что мы с тобой брат и сестра, — посоветовал Андрей. — А я займусь ребятами.

Он протиснулся в самую гущу.

— Кончай, братва, шуметь и послушайте, что я вам скажу! — попросил внимания. Шум поутих. Девчонки, переставая хлюпать носами, тоже придвинулись вплотную. Стало слышно, как пшикает стоящий под парами локомотив. — Вы верняк не знаете, что с нами случилось. Я малость волоку по-фрицевски и из ихних разговоров кой-чего усек. Так вот, нас заманили под видом спичек и мыла, а теперь ещё и заперли в этой духотище не для того, чтоб везти на какой-то там склад! Мы им понадобились, чтоб спастись от партизан.

Это открытие вызвало глухой ропот.

— А хиба тут е партизаны? — усомнился шкет лет двенадцати.

— Не перебивай, дослушай до конца, — посоветовали ему, и Андрей продолжил:

— Вы думаете, что в тех вагонах, позади паровоза? Не знаете. А я разобрал из ихнего разговора: в них пшеница и картошка. А ещё разное награбленное добро. Теперь они хочут всё это сплавить в свою фрицевскую Германию. А чтоб партизаны не пустили под откос, прицепили спереди вагон с детворой. Теперь про партизан: и тут е, и повсюду на кубанской земле, особенно вдоль железной дороги, — явно закусил удила Андрей. — Фрицы токо про них и долдонят: партизаны мерещутся им под каждым мостом, под каждым кустом вдоль дороги и в каждом камыше, ежели я правильно понял. И спасти нас теперь смогут только партизаны.

Видя такую его осведомлённость, товарищи по несчастью стали задавать вопросы. Некоторые ставили его в тупик. Но он решил, что если где и подзагнёт, вреда не будет. Главное — успокоить и вселить хоть какую-то надежду на благополучный исход.

— А як партизаны узнають, шо в вагони мы? — спросил кто-то.

— Думаешь, они не догадливые? Зачем нужен вагон спереди паровоза? И потом, — пришла более убедительная догадка, — фрицы верняк прикрепят на вагон объявление. Большими, конешно, буквами, чтоб можно было прочитать издаля.

— А если не спасут партизаны, что будет с нами потом? — поинтересовалась девчушка с вьющимися кудряшками и миловидным личиком, на вид лет двенадцати.

— Об этом у них разговоров пока не было… Но я думаю так: отпустят на все четыре стороны, как только проедем партизанскую угрозу.

Его ответы вернули заложникам некоторое присутствие духа. Вернувшись в свой угол, девчонки окружили Марту. Мужская часть строила предположения, как же всё-таки пойдёт дело дальше: станут ли кормить, будут ли выводить до ветру или придется ходить в угол вагона. Выдастся ли случай задать лататы, как это сделал Степка Голопуп (его знали многие как отчаянного заводилу).

Спустя час, а может, и все два, паровоз вдруг ожил: задышал чаще, коротко свистнул, вагон дёрнулся, и под колёсами сперва нечасто, потом во всё возрастающем темпе застучали стыки. Вернулась Марта в расстроенных чувствах.

— У тебя ножик острый? — спросила, присев рядом.

— Конешно. А зачем он тебе?

— Надо спороть с платья синие ленточки. И немедленно.

— Зачем? — удивился он. — Пацаны, а ну отвали, дайте поговорить с сестрёнкой! — Те послушно отодвинулись.

— Ты, возможно, не обратил внимания… Когда мы были ещё внизу, эти два верзилы пялили глаза на девочек. И говорили такие гадости… У меня сердце кровью обливается, как подумаю!..

— Уж не снасильничать ли собираются?

— Именно так… Даже Лена с Нелей, вон те, что постарше, догадались, хоть и не понимают их языка. И особенно не избежать этого мне.

— Почему так решила? — обеспокоился не на шутку Андрей.

— «А вон та, в платье с синими полосками, — настоящая конфетка! «— Так, если слово в слово, сказал обо мне один из них. И добавил: жаль, мол, что старшой заберёт это лакомство себе…

— Что ты говоришь! — ужаснулся Андрей.

Вот я и подумала: нужно поскорее убрать с платья это украшение — буду не так приметна.

— Полоски убрать нетрудно. Но ты больше приметна другими своими украшениями. Как быть с ними?

— Ты о чём? — не поняла она.

— Будто не знаешь: привлекательная мордочка, стройная фигурка. А особую похоть вызвали у них, мне думается, твои выпуклости спереди. Их тоже надо бы убрать.

— Груди что ли? Но как же их уберешь…

— Придумать надо. Ленты в темноте спороть не получится, но мы отчекмарим их вместе с подолом. Платье длинное, и три сантиметра его почти не укоротят. Как и рукава.

— И зачем только я его напялила, такое приметное! — пожалела она.

— Лучше б ты родилась не такой красивой, — в свою очередь пожалел и он.

— Но я тебе помогу. Лицо мы обезобразим, с помощью слюны и пыли. Косы расплетём, волосы перепутаем. Будешь выглядеть, как полоумная идиотка, на которую и смотреть-то противно. Не возражаешь?

— Конечно, нет! Спасибо, что додумался.

— А вот сиськи… их надо примотать туго-туго, чтоб стали, как лепёшки Наверно, больно будет, они ведь у тебя ещё твёрдые.

— Потерплю. Только чем примотаем?

— На мне новая майка. Сделаем из неё широкий бинт, но чтоб хватило обмотать тебя раза два-три. А закрепим примотку лентами.

— Ты у меня такой сообразительный! — Исполненная благодарности, она обняла его и приникла щекой к лицу.

Через некоторое время состав сделал остановку на какой-то станции. Взобравшись на плечи высокорослого крепыша по имени Серёга, Андрей через зарешеченное окошко хотел сориентироваться, куда их завезли. Но не удалось: никаких построек видно не было; похоже, что стоят в тупике. Оставив вагон здесь, паровоз куда-то укатил.

Ещё засветло (если можно так сказать про полутёмный вагон) они с Мартой успели управиться со всем, что намечали. Переделывая «выпуклости» в «лепёшки», он поинтересовался:

— А что это твёрдое под левой сиськой?

— Твой вчерашний подарок, — пояснила бывшая именинница. — Я догадалась прихватить его утром с собой.

— Нашла место! Давай мне в карман. А то потеряешь.

— Не потеряю. Низ лифчика двойной, я, когда ты сидел отвернувшись, сделала прорезь в чашечке, и наш талисман там, как в кармашке.

— Ты сурьёзно веришь в талисманы? А по-моему, это такая же выдумка, как про бога или этих, как их, аллаха, будду и прочих.