О случившемся силовом контакте с обидчиком было доложено начальнику заставы. Проверили весь личный состав. Ни у кого нет следа от удара бляхой ремня. Пошли смотреть на место. У забора увидели медвежьи следы, а в ста метрах нашли и самого медведя, лежащего у огромной лиственницы. Не выдержало сердце медведя такого испуга. Да и товарищи перестали шутить над Васей. Мало ли что еще может случиться.

С самого детства я мечтал стать летчиком. Мне даже сны на эту тему снились. Я буквально чувствовал точку отрыва и плавно поднимал аэроплан в воздух, идя в набор высоты по рекомендованной траектории, но в том же детстве я сломал ногу и закрыл себе дорогу в воздух в качестве пилота. Но затем эта дорога открылась в качестве пассажира, руководившего поисковыми мероприятиями с помощью приданных летательных аппаратов. Хотя я и боюсь высоты, но почему-то совершенно не ощущал страха, сидя у открытой боковой дверцы МИ-8 или уткнувшись носом в лобовой фонарь, сидя на привинченной к полу трехногой металлической табуретке. Азарт погони захватывает всех: командир на подсознательном уровне выполняет команды «влево», «еще левее», «осматриваем рощицу по краям». Штурман ведет наблюдение вправо, бортмеханик на своей сидушке выглядывает из-за моего плеча, спрашивая: «а что это там такое?» «Ничего, лучше прикури папиросу». Затянувшись папироской, вижу налетающую на нас линию ЛЭП-500. Слов нет. Тычу кулаком в бок командира и мотаю головой вперед. Резкий набор высоты по-самолетному, переваливание через ЛЭП, окурок командиру в рот, «садимся там», «штурман, дай координаты места стоянки для осмотра местности», резкий набор высоты до двух тысяч, связь с базой и резкое снижение на выбранную площадку. Поисковая группа на коленках выползает из вертолета: сначала все кубарем укатились в хвост машины, затем так же кубарем прикатились к дверце кабины экипажа, затем резкий набор высоты и такой же резкий спуск. Не у каждого такой подготовленный вестибулярный аппарат. Во всем виноват бортмеханик:

– Васька, твою мать, ты куда смотрел. На землю три человека пялились, а ты должен был вперед смотреть!

– Виноват, товарищ капитан, – оправдывался бортмех.

– Виноват-виноват, где папиросы? – ворчал командир экипажа.

– Да вот же они у вас в кармане, – показывал пальцем механик.

– Спички давай! И всех угости папиросами, – и, обращаясь ко мне, – ну что, капитан, с днем рождения. Как ты голову умудрился поднять?

– Дым в глаза попал, да и сомнения у меня были, что мы под ЛЭП сумеем пролететь, – сказал я.

Вечером отмечали «день рождения» в домике на вертолетной площадке. Надо сказать, что никто из поисковой группы так и не понял, что за эволюции вытворялись во время полета, поэтому и информация об этом никуда не просочилась. На следующий день плановых полетов не было.

В 1955 году, когда мне было 5 лет, отец взял меня и моего старшего брата в гости в деревню к деду. Ехать надо было километров сорок на поезде, а затем с маленького полустанка восемь километров идти пешком.

Стоял март месяц. Днем уже пригревало солнце, а ночью примораживало, и достаточно сильно. Мы с братом были одеты в зимние пальто с цигейковыми воротниками и яловые сапожки, которые отец регулярно смазывал очищенным дегтем, чтобы они не рассыхались и не пропускали влагу.

Как ехали в поезде, помню смутно, так как я всю дорогу спал. Вспоминается полутемный вагон плацкартного типа, освещенный фонарем с вставленной в него свечой.

На полустанок прибыли ближе к полуночи и сразу пошли в деревню отца. Шли не быстро. Ночь была тихая, ясная, звездная. Дорога, а вернее тропинка, была хорошо натоптана, и шлось по ней легко.

Учитывая наш возраст, отец решил спрямить путь, и пошел прямо на огоньки деревни, видневшиеся где-то вдалеке. Сойдя в низинку, мы начали проваливаться в снегу, и потеряли избранное направление.

Отец протаптывал дорогу, далее шел брат, приминая снег, а последним плелся я, чувствуя уже достаточную усталость.

Внезапно мне показалось, что сзади кто-то идет. Повернувшись, я никого не увидел. Через некоторое время мне снова показалось, что кто-то идет. Повернувшись, я увидел сзади огоньки и сказал отцу, что мы идем совершенно не туда, так как огоньки деревни у нас за спиной.

Отец остановился и начал всматриваться в темноту. Результатом осмотра был громкий хохот и громкий крик на меня и брата о том, что мы разгильдяи, придумываем всякие огоньки, чтобы не идти, хотя до деревни осталось всего триста метров, для этого надо сосчитать до трехсот, и мы будем возле дома дедушки.

Почувствовав твердый наст, отец поставил меня и брата впереди, и практически погнал нас вперед, выкрикивая всякую чушь и матерные слова. Действительно, только мы вышли на пригорок, как открылась деревня, а до ближайшего дома было всего метров сто.

Я хотел побежать, но был остановлен отцом, который сказал, что в гости надо входить все вместе, а не так, кто быстрее добежит, тот и впереди.

Подойдя к ограде, отец буквально перебросил нас через забор и перескочил сам. Подойдя к дому, стал барабанить в окно. Кто-то выглянул в окно и через несколько секунд дверь открылась. Отец затолкал нас в темные сени и вошел сам.

Это не был дом деда. Нас напоили горячим молоком и уложили спать. А отец еще долго сидел с хозяином, дымя сельским самосадом, и разговаривая о разных вещах. Сквозь сон я слышал обрывки разговора:

– Понимаешь, малой волков увидел. Говорит, пап, огоньки сзади, и кто-то за нами идет. И я сам их увидел. Четыре волка. А у меня только перочинный ножик. А ну-ка напугай я ребят или пойди быстрее, сразу обезножат или сил лишатся от большой нагрузки. А возьми их на руки, и я сил лишусь. Бежать, значит, волков спровоцировать. Ну и начал я кричать и материться, чтобы волки голоса слышали и чувствовали, что люди их не боятся, может быть, даже с оружием. Так и до дома дошли. Хорошо, что ты быстро открыл, а то ребята сильно устали.

Утром нам позволили спать столько, сколько нам хотелось. Днем нас хорошо накормили, а хозяин запряг кошевку и довез нас прямо до дедовского дома.

Помню, бабушка наша, все нас гладила по голове, целовала и плакала:

– Ой, соколики вы мои дорогие, да наконец-то к бабушке с дедушкой приехали. Ой, как я заждалась вас, ой да чем вас покормить-то попотчевать.

А отец с дедом так напились самогона, что я ни разу в жизни не видел их такими пьяными.

Моя прабабушка была ведьмой. Вернее, не ведьмой, а костоправкой. Она знала целебные свойства трав, различные приговоры при болезнях, сама лечила всех домочадцев и соседей. Иногда за ней приезжали и из других деревень, а потом приезжали с благодарностями и привозили показать вылеченных ею людей.

Прабабушке было около девяноста лет, а моему отцу тогда было лет шесть-семь. Мой дед очень любил свою мать и очень любил своего сына, и постоянно привозил им из села гостинцы – сладости, которые делил между ними поровну. И вот из-за этих конфет и пряников между бабушкой и внуком вспыхивали настоящие драки: каждому казалось, что самый лучший и большой кусок достался другому. Что с них возьмешь: что старый, то и малый.

Всякий человек, природой чем-то одаренный, имеет завистников и недругов, которые не преминут воспользоваться случаем, чтобы оклеветать этого человека.

Моя бабушка по отцу была высокой и красивой женщиной с длинной косой пшеничного цвета. И отец мой был такой же светлый, и мать называла его ласково – подсолнушонок. Казалось, что во всей деревне нет счастливее этой семьи: статный отец с черными, вьющимися по-цыгански волосами, белокурая красавица жена и светленький сын.

Но в одночасье моя бабушка заболела и скоропостижно умерла. И пошли по деревне слухи, что злая свекровь извела свою невестку, используя не целебные травы, а злые чары.

Оставшись один, мой отец еще больше привязался к своей бабушке, не отходя от нее ни на шаг, когда она ходила собирать травы, и безропотно отдавая ей приглянувшийся кусок гостинцев.