– Здравствуйте, господа российские думцы и думки! Я Ангел и явлена вам с посланием Оттуда! Мне велено сообщить вам последнее предупреждение! Ваш народ стоит на грани гибели. Если вы немедля не примете чрезвычайные законы, он канет в Лету, как канули в нее филистимляне, канаане и другие народы, ослушавшиеся Гласа Небес. Посмотрите на себя…
С этими словами Ангел опять взмыла в воздух и низко поплыла над залом, говоря так, словно вещала каждому почти интимно:
– Да, посмотрите на себя! Вас тут четыреста мужчин, но только три процента из вас настоящие мужчины, способные плодиться. А ведь вы избранные, вы имеете депутатское питание, два месяца отпуска на любых курортах и многие другие привилегии. А что же делается в остальной стране?! Вот статистика… – И она вдруг стала выбрасывать из своих рукавов какие-то листовки, возносясь все выше над залом. – У вас дети просят подаяние! У вас почти миллион сирот! У вас из новорожденных только пять процентов здоровы. Пять процентов! Так какие же расходы на оборону вы можете тут обсуждать, если здоровье ваших женщин и детей в смертельной опасности! Кого вы будете защищать вашими танками и ракетами, если на ваших улицах вообще нет беременных?! Быть беременной у вас чуть ли не стыдно! В других странах женщины гордятся беременностью и ходят пузом вперед, ведь беременность – это милость Божья, ведь это Он сказал: плодитесь, размножайтесь! А вы? Вы плодитесь? Вы размножаетесь? – Она вознеслась под самый потолок, и ее голос обрел грозные ноты пророка, а нимб вокруг ее головы из золотого стал пурпурно-алым. – Я, Ангел с Небес, предупреждаю вас: если вы срочно, немедленно не примете закон о любви и материнстве и не сделаете заботу о материнстве главным – вы слышите? главным! – расходом вашего бюджета, вы пойдете в Ад! Все! Все пойдете! И либералы, и консерваторы! И демократы, и коммунисты! Вы слышали меня? Это было последнее предупреждение! Последнее… – И она растворилась в воздухе, как не было.
«ЯВЛЕНИЕ АНГЕЛА РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ!» – с такими аршинными заголовками вышли назавтра все газеты. Но каждая из них по-своему цитировала пророческую речь этого Ангела, поскольку, когда депутаты и охрана Думы очнулись от наваждения и бросились искать видео или хотя бы аудиозаписи этого события, оказалось, что почему-то все микрофоны и телекамеры были в эти минуты отключены…
Зато несколько именитых художников тут же приступили к созданию гигантского полотна в духе «Явления Христа народу», а самый знаменитый российский скульптор даже решил изваять этого Ангела, чтобы заменить этой монументальной фигурой памятник Карлу Марксу в Охотном Ряду.
– А-а-а-а-а!!!
Среди ночи истошный женский крик сорвал с постели разом и Пачевского, и его жену, и их детей-подростков.
Но Пачевский все-таки успел на кухню раньше всех.
И увидел бешено летающе-скачущую под потолком мышеловку, которая визжала голосом Ангела с Небес:
– А-а-а-а-ай!.. Ай-яй-яй!.. Ой!..
Тут подоспели Шура и дети и в ужасе, с открытыми ртами застыли в двери.
А мышеловка несколько раз стукнулась об потолок и наконец брякнулась на пол.
Шура отпрянула и, заикаясь, произнесла:
– Ч-что… Что это?
Пачевский пожал плечами:
– Ничего. Мыши.
– К-какие м-мыши?! – изумилась Шура. – Под потолком?
– Ну, летучие мыши. Не знаешь? – сказал Пачевский.
– Папа, она же орала! – сказал старший сын.
– Не орала, а пищала. Мыши пищат. Идите спать, ребята. Спать! Спать!
Дети сонно пожали плечами и ушли в гостиную на свою двухэтажную кровать, а Шура веником осторожно ткнула мышеловку.
Но мышеловка уже никак не реагировала.
Хотя рядом с ней на полу были капли алой крови.
– Что это? – показала Шура на эту кровь.
– Ну что это? – сказал Пачевский. – Кровь. От летучей мыши…
Взяв мышеловку, он бросил ее в мусорное ведро под кухонной раковиной и – уже лежа в постели – сказал жене:
– И прекрати ты ставить мышеловки! А то еще не то поймаешь!
Утром в храме Христа Спасителя было светло, пустынно и торжественно.
Ангел с Небес подошла к иконе Николая Угодника, произнесла негромко:
– Помоги мне, Коля. Поможешь?
– А в чем твое дело? – спросил Николай, заспанно оживая в окладе.
– Он стал засматриваться на брюнеток.
– Опять ты за свое! Я ж тебе сказал: это у тебя претензии к Творцу. Он напортачил с мужской программой, сделал их полигамными, а вас моногамными.
– И что делать?
– А чё тут можно сделать? Это генетическая программа, ее даже Гейтс не переделает. Что у тебя с ногой?
– Да в мышеловку попала.
– Исцелить?
– Спасибо, я сама.
– Тут этот приходил, слепой один. Сказал: ты велела молиться.
– Ну?
– Ну, исцелил я его, конечно. Но я тебя прошу: больше не посылай их ко мне.
– Почему?
– По кочану!.. Тьфу, извини, набрался я от них этой лексики! Короче, приходить сюда нужно не через знакомства с тобой, а через покаяние. А они никогда не каются, ни в чем. А чуда требуют. Устал я с ними… – Николай стал опять устраиваться в окладе, но вспомнил: – А ты это, ты вообще крещеная?
– Не знаю… Не думаю…
– Вот именно! Давай я тебя хоть окрещу.
И – преобразилось пространство, и прямо под сводами храма Христа вдруг брызнуло яркое палестинское солнце, возникли органная музыка и не то купель, не то бассейн, не то воды реки Иордан, в которой Иоанн Креститель крестил первых христиан.
А на Ангеле с Небес вдруг появился тот самый белый наряд, в котором летала она над депутатами Думы, – с белыми, как крылья, рукавами. И в этом наряде Николай Угодник опустил ее с головой в воду, говоря при этом:
– Печать дара Святаго Духа, аминь…
Между тем именно в это время посреди Москвы случилось другое событие.
Как всегда, в типографии грузчики под завязку загрузили фургон пачками с книгами.
Как всегда, со двора издательства фургон выехал на Лесной бульвар.
Как всегда, подкатил к ближайшему светофору.
Только на этот раз на перекрестке стоял еще и регулировщик ГИБДД, полосатым жезлом он приказал водителю прижаться к тротуару.
– Блин, а чё ты сделал? – спросил Пачевский водителя, сидя рядом с ним в кабине фургона.
– А хрен его знает! – ответил тот и прижал фургон к тротуару.
Регулировщик подошел, козырнул:
– Инспектор Васильев, ваши документы.
Водитель подал ему свои права и техталон.
– Путевку, накладные на груз, – сказал инспектор.
– Командир, мы книги везем, вот отсюда, из издательства. – Пачевский, перегнувшись через колени водителя, показал милиционеру на окна издательства.
– Путевку, накладные на груз! – требовательно повторил милиционер.
Водитель отдал ему путевку, а Пачевский достал из портфеля накладные.
– Выйдите! – приказал мент. – Откройте фургон!
– Это еще зачем? – изумился Пачевский.
– Выполняйте, что сказано.
Пожав плечами, Пачевский и водитель вышли из машины, водитель обошел фургон, открыл замок на задней двери и распахнул ее.
– Да книги тут! Видишь? – сказал Пачевский милиционеру. – Ты думал, оружие, что ли?
И тут вдруг неизвестно откуда возник и с тыла подкатил к фургону милицейский «рафик». А из «рафика» вышли двое в милицейской форме, показали Пачевскому свои «корочки».
– МВД, Управление по борьбе с экономической преступностью.
Затем взяли у регулировщика накладные и приказали Пачевскому:
– Выгружайте книги! Пересчитаем.
И Пачевский все понял, посмотрел на окна издательства.
На двенадцатом этаже, в открытом окне стояла хозяйка издательства и спокойно смотрела на происходящее.
Милиционеры надели Пачевскому наручники, посадили в «рафик».
Когда «рафик» двинулся, через его зарешеченное заднее окно Пачевский видел удаляющееся здание издательства и фигуру хозяйки в окне двенадцатого этажа.