— Дина…

— Да?

— Понимаю, тебе это тяжело, но, быть может, ты согласишься проводить все время с детьми? Зачем каждый день ездить туда-сюда?

— О чем ты? — спросила она, уже зная ответ.

— Я хочу сказать, что тебе имеет смысл пожить в этом доме. Места здесь предостаточно.

Жить под одной крышей с ненавистной Фатмой и родственниками Карима, которые, возможно, ждут не дождутся, когда Карим приведет новую жену? И все же… это самый простой способ изучить жизнь дома. Будет непросто связываться с другом Констентайна Майором, но она всегда может выйти в сад и сделать вид, что звонит в Нью-Йорк. Да, подумала она, стоит на это решиться.

— Хорошо, — сказала она, выдержав паузу, чтобы он подумал, что она соглашается через силу. — Да, я не хочу терять драгоценных минут общения с детьми. Спасибо тебе, Карим, — выдавила она из себя. — Это очень благородно с твоей стороны.

Майор оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Седой, с обвисшими усами, он походил на доброго дядюшку, а не на человека, который сотрудничал с Констентайном. Но Констентайн намекал, что они общаются уже много лет и неоднократно оказывали друг другу услуги. И вот, после нескольких телефонных звонков, Майор сидел с ней за столиком в крошечном кафе в полутора километрах от отеля.

— Если заметите, что за вами следят, возвращайтесь в отель, — проинструктировал он ее по телефону. — Я позвоню, и мы договоримся о встрече в другой раз.

Когда она села, он сказал:

— Так это вы та храбрая женщина, которую разлучили с детьми?

Дина смутилась от слова «храбрая» и покраснела.

— Выходит, что я.

Майор широко улыбнулся:

— И еще скромная. Теперь я понимаю, почему наш общий друг так вами восхищается.

Дина снова удивилась. Констентайн ею восхищается? Но почему?

— Итак, расскажите, что происходило после вашего приезда.

— Я была в доме. Видела детей. Мой… отец моих детей пригласил меня пожить в доме. Чтобы я могла больше времени проводить с ними.

— Вы согласились?

— Да.

— Браво! Это замечательно. Теперь вы сможете собрать для нашего друга всю необходимую информацию. Но, — поспешил добавить он, — вы должны быть очень осторожны. Если они что-то заподозрят, наша задача очень усложнится.

— Я это понимаю.

— Что я могу для вас сделать? Чем помочь?

Она задумалась.

— Молитесь за меня, — сказала она. — Молитесь за то, чтобы мне удалось вернуть детей.

Он ласково улыбнулся.

— Это я сделаю с превеликим удовольствием.

Дина закрыла глаза, почувствовала тишину, окружавшую ее. Ветерок доносил из сада аромат жасмина. Тишина помогала ей успокоиться, снять напряжение. Мысли потекли куда им хотелось. Она вспомнила, как спала в этом доме, в этой самой комнате с Каримом.

Неужели то, что они так отдалились друг от друга, было неизбежно? Ведь ее родители до сих пор счастливы вместе, несмотря на смертельную болезнь отца, которая вскоре, возможно, разлучит их навеки.

А Сорайя? Брат Карима совсем не так красив и очарователен. Довольна ли Сорайя своей жизнью? Дина однажды попыталась осторожно спросить, не жалеет ли Сорайя о свободной студенческой жизни, не давит ли на нее груз новых обязательств. В доме родителей Карима жить непросто — Дина это понимала. Но когда Дина спросила, счастлива ли Сорайя, та посмотрела на нее удивленно и покровительственно улыбнулась — так улыбаются родители, услышав глупый детский вопрос. «Конечно. У меня хороший муж, двое прекрасных детей и, слава аллаху, замечательный дом. Когда дети подрастут и поступят в университет, я, возможно, пойду в учительницы — Самир обещал это перед свадьбой. Разве это не счастье?!»

Неужели все так просто?

Дина давно уже лежала в кровати, и тут раздался стук в дверь.

Это был Карим.

— В чем дело? — спросила она. — Что-то с близнецами?

— Нет, — покачал головой он. — Я просто хотел поговорить с тобой. Наедине. Если ты не возражаешь…

— Да… Да, конечно, — согласилась она. А что, если он передумал и решил отдать ей детей?

Он сделал шаг вперед, и она тут же отодвинулась. Неужели Карим вообразил, что они могут вести себя как муж и жена — после того что он сделал? Но он к ней не приблизился, а сел в кресло и улыбнулся той грустной улыбкой, которую она замечала уже не раз. Она села в кровати.

Он тяжко вздохнул:

— Дина, ты думаешь, наши отношения уже не вернуть?

Он что, с ума сошел?

— Как ты можешь говорить о наших отношениях, когда ты украл детей? Я думала, мы пойдем с тобой к семейному психологу. А ты, оказывается, все это время строил коварные планы, смеялся надо мной…

— Дина, Дина, я никогда над тобой не смеялся! Мне было очень тяжело тебя оставлять. А что до психолога, то это полная ерунда. Половина жителей Нью-Йорка ходит к психологам, и большинство все равно разводятся. Я знал, что ты не станешь меня слушать. Я хочу, чтобы наши дети выросли порядочными людьми, чтобы умели ценить семью. А не… — Он умолк — он не мог даже заставить себя произнести имя старшего сына.

Дина вздохнула. Нет смысла переубеждать Карима. Ее единственная надежда — Констентайн.

— Я очень хочу спать. Я хочу как можно больше времени проводить с детьми, — добавила она довольно резко.

Даже несмотря на загар, было заметно, как он покраснел.

— Да, конечно, — сказал он сдержанно. — Я не хотел… мешать тебе отдыхать.

Но когда он ушел, она поняла, что еще не скоро заснет. Карим был похож на побитую собаку, он пытался просить ее… искренне пытался. Она могла поверить, что все еще дорога́ ему. Но легче от этого не становилось. Только тяжелее.

Первый вечер в доме родителей Карима был достаточно труден, но первое утро оказалось почти невыносимым. Стол был накрыт к завтраку — свежая пита, сыр, оливки, а еще — пирожные из европейской булочной.

Но атмосфера царила далеко не дружелюбная. Самир бросил: «Доброе утро» — и больше не обращал на Дину внимания.

— Я слыхал, тебе прочат большое будущее в министерстве, брат, — обратился он к Кариму.

Карим улыбнулся и пожал плечами:

— Я просто выполняю ту работу, которую мне поручили.

— Не скромничай, — не унимался Самир. — Дети будут тобой заслуженно гордиться.

— Верно, — вступила в разговор Маха. — Все, у кого есть хоть капля ума, понимают, что за исключительный человек Карим. Он заслуживает всяческого уважения.

Дина покраснела. Было совершенно очевидно, что Ахмады считают ее прошедшим этапом и никак не связывают ее с будущим семьи.

Сорайя хотела было что-то сказать, но побоялась выказать в присутствии остальных дружеское расположение к Дине.

Фатма принесла из кухни кофе и посмотрела на Дину так, как никогда не осмеливалась смотреть на нее в Нью-Йорке, — с нескрываемым презрением.

При первой же возможности Дина встала из-за стола и занялась детьми. Только ради них она и терпела все это. Они рассказывали ей, как играют с Нассером и Линой, показывали подарки от тайты и джиддо, описывали места, где успели побывать.

Она уже не была так уверена в правильности выбранного ей пути. Что она может им предложить взамен такой идиллии?

Ответ подсказала, сама того не подозревая, Сюзанна. Она серьезно посмотрела на мать и спросила:

— Мамочка, почему ты позволила Джордану стать не таким, как все?

Дина слова не успела сказать, как Али тут же подхватил:

— Я бы скорее умер, чем стал таким, как он!

Нет, подумала Дина, мои дети не должны жить там, где их учат ненавидеть и презирать старшего брата. Но внутренний голос спросил: неужели будет лучше, если они вырастут в стране, которая ненавидит и презирает их родного отца? Дина тут же нашла ответ: быть может, и нет, но они будут со мной.

Дина с Сюзанной пришли на кухню, где Сорайя с Махой жарили курицу. Маха сурово посмотрела на Дину, встала и, не проронив ни слова, удалилась. Сорайя была обескуражена грубым поведением свекрови.