(ЯНКЕЛЕВИЧ обратился в зал).
И мы двинулись. Никогда я не катил в такой шикарной машине. Там была слоновая кость, яшма, бархат, кожа, черное дерево, бар и кресла, большие и мягкие, как в Большом театре…
Я катил и только никак не мог понять — зачем сардинским евреям приглашать в гости старого еврея из России…
Сардинские евреи были необычные, они как-то очень мало напоминали евреев и, если хотите, не напоминали евреев вообще. Скорее они напоминали пастухов. Впрочем, и первые евреи тоже были пастухами…
Они гнали по заброшенным дорогам, по зигзагам и, наконец, проскочив редкий лесок, остановились у виллы. Я был по-настоящему горд за сардинских соплеменников — такой виллы я не видал даже в фильме «Династия».
Не знаю, слышали ли вы о таком…
Меня провели к мраморному столу. В фарфоровой посуде лежали омары, на серебряном блюде отдыхала форель, на золотом — фазан. Посредине, на треножнике, красовался поджаренный молочный поросенок. Вы знаете, поросенок меня поразил больше виллы.
— Евреи едят свинину?! — удивился я.
— Сардинские, — объяснил один из них, — это то, что нас отличает от других. Евреи появились на Сардинии еще до запрещения свинины.
Этого я не знал, впрочем, как и то, когда запретили свинину.
Они разлили вино и я поднял тост.
ЯНКЕЛЕВИЧ. (произнося тост) За сардинских евреев! (он осушил бокал) А, есть красную рыбу на фоне белых гор — скажите, мои дорогие сардинские сородичи, разве это не рай? Единственное, о чем я жалею — что здесь нет моего сына с семьей. Он этого никогда не ел. Он даже об этом не мечтал. Единственное, о чем он мечтал, когда был маленьким мальчиком — это были яблоки. Он обожал их. И обожал коммунизм. Да, да… Потому что говорили, что при коммунизме будет все, даже яблоки. Причем, бесплатно. Это им сообщили уже в яслях, и это им повторяла в школе их учительница.
— Дети, — говорила она, — в один прекрасный день вы встанете, пойдете в гастроном, и вдруг увидите, что соль — бесплатно! А через год станет бесплатной горчица. А через два — хлеб…
Скажите, мои прекрасные сардинские евреи, вы когда-нибудь ели бутерброды с горчицей и солью? Это прелесть. В те годы они были у нас очень популярны. И вот — даже учительница мечтала о них… И вдруг мой сын — я не знаю, кто его потянул за язык, он весь пошел в папу, спросил:
— А яблоки, яблоки будут бесплатно?
И учительница улыбнулась.
— Это уж ты хватил, ЯНКЕЛЕВИЧ!
— А за деньги хотя бы будут? — спросил он.
— Смешной, ведь при коммунизме не будет денег, — ответила она.
И тогда мой сын заявил, что в таком случае наша семья уже живет при коммунизме — у нас не было ни яблок, ни денег.
ЯНКЕЛЕВИЧ обратился в зал.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Эти сардинские евреи почему-то слушали меня, не перебивая. А я им рассказывал про ту жизнь, где, если и снимают повязку со рта, то только для того, чтобы связать ею руки.
— Ни одна страна не дала такого бандита, как Сталин, — заявил я.
И тут они взорвались! Они были задеты за живое!
ЯНКЕЛЕВИЧ. (голосом мафиози) А Дженовезе? А Лукиано? А Аль Капоне?
ЯНКЕЛЕВИЧ. (своим голосом) Дети! Младенцы! Что, у вас были процессы? Или коллективизация? Или полное закрытие эмиграции?!
ЯНКЕЛЕВИЧ. (голосом мафиози) Но у нас отрезают головы.
ЯНКЕЛЕВИЧ. (своим голосом) Сколько?
ЯНКЕЛЕВИЧ. (голосом мафиози, неуверенно) Восемь, десять…
ЯНКЕЛЕВИЧ. (своим голосом) За какой период? За час?
ЯНКЕЛЕВИЧ. (голосом мафиози) За год.
ЯНКЕЛЕВИЧ. (своим голосом) Бирюльки! У нас летели тысячи в день! Лес рубят, щепки летят! Взмах пера — и несколько тысяч — тю-тю! Мигнул — пару тысяч долой! Кивок — и…
ЯНКЕЛЕВИЧ. (голосом мафиози) Ладно, хватит! Кончай пугать! Мы не из трусливых! Или три миллиона — или…
ЯНКЕЛЕВИЧ. (своим голосом) К сожалению, я вижу, что вас эти проблемы не волнуют. А насчет трех миллионов — так я не против.
ЯНКЕЛЕВИЧ. (голосом мафиози) То есть — вы согласны?
ЯНКЕЛЕВИЧ. (своим голосом) Конечно. Я ведь уже сказал. Именно три миллиона.
ЯНКЕЛЕВИЧ. (голосом мафиози) То есть — мы можем звонить в общину?
ЯНКЕЛЕВИЧ. (своим голосом) Что за вопрос… Конечно, звоните.
ЯНКЕЛЕВИЧ вышел на просцениум.
ЯНКЕЛЕВИЧ. (в зал) Я-то думал, что речь идет о той самой смете, о школе. Я думал, что они — строители…
Надо сказать, что община была встревожена. Все, кроме меня, уже знали, что меня похитили. Но не знали только, кто — АБУ Нидал, «Народный фронт освобождения Камеруна», «Долой Хомейни!»
Лично Шац звонил всюду и все отвечали: «Нет, ЯНКЕЛЕВИЧА не брали».
Евреи не знали, что и подумать, что с ними случается довольно редко.
И именно в этот момент мои сардинцы набрали номер общины.
И ШАЦ сорвал трубку.
Слышен телефонный разговор, который ЯНКЕЛЕВИЧ комментирует в зал.
ШАЦ. (кричит) Где ЯНКЕЛЕВИЧ?!
МАФИОЗИ. Тише… У нас.
ШАЦ. Прошу конкретнее! У кого — у нас? Какая организация?
ЯНКЕЛЕВИЧ (на просцениуме, в зал) Для него это было почему-то крайне важно.
МАФИОЗИ. Объединенный фронт освобождения Сардинских евреев.
ШАЦ. Вос?!
ЯНКЕЛЕВИЧ (в зал) Такой организации община, видимо, не слышала…
ШАЦ. Сардинских? Но причем тут ЯНКЕЛЕВИЧ? И почему так поздно звоните?
МАФИОЗИ. ЯНКЕЛЕВИЧ кушал.
ШАЦ. Но он жив?
МАФИОЗИ. Ну, раз он покушал… Можете убедиться сами.
ШАЦ. Дайте ему трубку!
МАФИОЗИ. (ЯНКЕЛЕВИЧУ) Держите! (ЯНКЕЛЕВИЧ взял трубку).
ШАЦ. Как вы себя чувствуете?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Отлично! Если бы вы только знали, что это за люди! Какой стол, какие виды!..
ШАЦ. Как с вами обращаются?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Я вас не понимаю… Почему такой вопрос? Как с царем!
ШАЦ. (неуверенно) То есть, вам кажется, что все в порядке?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Простите, почему вы так взволнованы? У вас что-нибудь случилось?.. Приезжайте — и сами убедитесь! Сейчас я спрошу адрес. (к мафиози) Какой у нас адрес? (в зал) И тут сардинские соплеменники взяли у меня трубку.
МАФИОЗИ. (в трубку) Сначала три миллиона!
ШАЦ. (обезумев) Три миллиона?! Вы с ума сошли! Ваши цены растут, как на дрожжах! Вы лишаете нас школы!
МАФИОЗИ. Ничего страшного. Вы и так образованный народ.
ШАЦ. Полмиллиона — и баста!
МАФИОЗИ. За полмиллиона — пол ЯНКЕЛЕВИЧА… И не торгуйтесь! Чего валять дурака, когда сам ЯНКЕЛЕВИЧ не против!
ЯНКЕЛЕВИЧ. Да, да… Я не против! Я — за!
МАФИОЗИ. Вы слышали?
ШАЦ. Раз так… Мы должны посоветоваться. Я вам перезвоню.
ЯНКЕЛЕВИЧ. (в зал) И начался совет. Евреи долго думали и решили, что три миллиона за ЯНКЕЛЕВИЧА — это копейки. Во-первых, я эти три миллиона отдам, во-вторых, дам три миллиона на школу, и, в-третьих, на радостях… Они даже не могли себе представить, сколько я дам на радостях… И поэтому позвонили уже через пару минут.
ШАЦ. (голос в трубке в записи) Мы не торгуемся, когда речь идет о человеке. Три миллиона — так три миллиона! Но одно условие — с ЯНКЕЛЕВИЧЕМ обращаться, как с бароном!..
ЯНКЕЛЕВИЧ. (в зал) «Сардинские евреи» были не против. Они отвели мне белый будуар, полный дорогих запахов, они подали мне в постель кофе в старинном византийском сервизе, и, взяв гитары, спели старинные византийские песни. Царь Соломон так не ухаживал за Суламифь, как эти типы — за мной. Завтракали мы в саду, где пели соловьи и летали попугаи. Я был в белом халате, с сигарой во рту и рассказывал сардинским соплеменникам про моего сына…
