Пожар охватил лес, но Тэг промчался сквозь огонь невредимым. Градины, большие, как чаши, сыпались с неба, но он избегал их. Сверкали молнии, грохотал гром, ливень обрушивался сплошным потоком, но Принц Тэг ехал вперёд и пел песню.

Наконец, замаячили чёрные деревья Тэдонской Пущи, прибежища Голубого Вепря. Тэг спешился с копьём в руке и осторожно пополз вперёд. Он оглох от звуков страшного, вздымающегося и опадающего храпа. Крепко сжав копьё, Тэг двинулся на звук, который, казалось, исходил от корней обоба. К величайшему удивлению Тэга, Голубой Вепрь из Тэдонской Пущи, которому надлежало спать лишь тридцать мгновений раз в тридцать лет, храпел под обобом, закрыв свои большущие глаза и вздымая мощные бока.

Тэг мягко и быстро шагнул к нему, но чудище, и во сне чуявшее опасность, открыло один глаз и с усилием встало на ноги, издав громовое «СКАРУУУУФФ!» Но было уже поздно. Копьё Тэга вонзилось прямо в сердце Голубого Вепря, и зверь рухнул на бок с такой силой, что сам вырыл себе могилу.

Тэг нагнулся и выломал золотые клыки совсем легко, будто они были сосульками, а через минуту он уже скакал обратно по гибельному лесу.

Валуны в десять обхватов зигали и загали то с одной, то с другой стороны тропы, изламывая её зигзагами, а птицы-жужжаки во множестве носились над головой Тэга, разевая острые, как ножницы, клювы. Принц на чёрном коне, избегая скал и жужжащих птиц, головокружительными скачками вырвался, наконец, на открытое место и помчался к отцовскому замку, сжимая в руке сверкающие клыки Голубого Вепря.

Из высокого окна высокого покоя королевского замка Принцесса, широко открыв огромные глаза, с трепетом вглядывалась в дорогу, по которой ускакали на конях искатели её руки и сердца, до самого места, где расходилась она в три стороны, как тройной подсвечник. Тэг поехал направо, Гэл — налево, а Джорн — прямо вперёд.

Насколько хватало таинственного взора девы, ни на одной из дорог не было ни облачка пыли, ни признака коня или человека. Она всматривалась в среднюю дорогу с надеждой и томлением, а в правую и в левую — со страхом и отчаянием.

Токо тихо сидел в своей сумрачной мастерской, пытаясь подыскать холодные и хрупкие рифмы к словам «печаль» и «время».

Маг сидел на корточках в своей комнате в башне, пытаясь превратить в золото кусок простого камня. Он скрещивал, переплетал и сжимал над ним пальцы, выкрикивал слово «Иккиссизо!», но ничего не получалось.

А Лекарь все ещё лежал в постели, то укоряя, то ободряя себя. Он старался высунуть язык так, чтобы разглядеть, не обложен ли он.

— Ну, маленький, ещё, ещё чуть-чуть. Ну, покажи свой длинный язычок, ну, постарайся, милый! — просил он ласково, и тут же горестно вздыхал: — Нет, не могу.

В королевской библиотеке Писец сидел на высоком табурете у высокого бюро и записывал в свой дневник: «В тот день было установлено, несмотря на капризы и раздражение, рёв и вопли Вы Знаете Кого, что так называемая „Принцесса“, которой с позапрошлого вечера было оказано гостеприимство на нашем замке, является подлинно и достоверно по рождению и жизненным обстоятельствам обычным оленем, и раскрытие прискорбной тайны этого злосчастного зверя принадлежит мне».

Король Клод сидел один в банкетном зале во главе длинного стола, давил орехи двумя пальцами и размышлял, не следует ли перед визитом к Принцессе пропустить чарку вина. Он решил, что посылать за вином, вероятно, не следует, и продолжал щёлкать орехи. Он ставил вопрос и так, и этак, и взор его то мрачнел, то светлел. Наконец, раздавив последний орех, Король медленно съел его вместе со скорлупой, всеми плёночками и пластиночками, хлопнул ладонью по столу так, что серебряная орешница подскочила и с грохотом упала на пол, и рявкнул:

— Слуга, вина!

Высоко на дереве в густой листве, где его не было видно, спрятался Квондо и высматривал дорогу, которая вела к беде. Повернув голову влево и приглядевшись сквозь листву, он мог видеть Принцессу, стоявшую у высокого окна покоя.

А в сторожке Королевского Лесничего жена лесничего переставляла горшки на полке и говорила мужу через плечо:

— Я и на полсловечка не верю, что бы ты мне здесь ни нёс. Вот и скажу, что никогда она не была оленем. Сами они всё это выдумали, чтоб скрыть свои штучки. Мужики все одинаковы. Не дева она блаженная, а девка блажная! Видала я таких! Сама, небось, по лесу шлялась да приманивала!

Жена Лесничего брала горшок, яростно протирала его тряпкой и ставила на место.

— Говоришь, изысканная, а я говорю — истасканная! И не двадцать один ей, а все тридцать.

Жена Лесничего вытирала и вытирала, и вытирала один горшок за другим и за третьим.

— Нужна там в замке женская рука: повсюду черепки да паутина. Не дожила ты, матушка-царица. Видать, он сам ей съездил по рогам…

Она отошла от полки и окинула взглядом свой труд.

— Если она Принцесса, то не сомневаюсь, что дочка старика Пугги, старшая из семерых. Всё те же проказы и шалости… Что молчишь, леший? Леопард, что ли, твой язык проглотил?

Но Лесничий не ответил: он сидел на стуле, сложив руки на брюхе, и крепко спал.

Дорога Принца Гэла шла сперва налево, потом направо, а потом снова налево и вывела его, наконец, на белую тропу мирного леса. Под звон бубенцов Гэл с изумлением разглядывал лес, какого ему дотоле не приходилось видеть. Повсюду на деревьях висели записки и объявления: «Находим потерявшихся детей», «Сразим Дракона в вашем присутствии», «Здесь вы можете купить семимильные сапоги за 6,98», «Будим спящих красавиц», «Пьедесталы — только для вас!», «Наш Гралио лучше подлинного Грааля!», «Пирог-карета полна паштета — кошки ушками прядут, мышкам кушанье везут».

Но больше всего Гэла заинтересовало такое: «Посещение Семиглавого Дракона. Бесплатно. По вздорникам приёма нет».

Пока Гэл изумленно озирался вокруг, подошел страж в серебряном шлеме и доспехах и отдал ему честь.

— Твой пергамент, брат! — спросил страж в доспехах.

— Я не твой брат, и зовут меня Принц Гэл, — ответил озадаченный Принц.

— У нас в лесу все люди — братья, — объяснил страж.

— Встречаете вы, вроде, любезно, но странно, — удивился Гэл. — Нет у меня никакого пергамента, брат.

Лицо стража на миг посуровело, он закрыл один глаз и произнёс низким голосом:

— Ты показался мне, брат, человеком не лишенным разумения и остроумия, а у меня есть все нужные пергаменты, и дам я их тебе просто за так, как водится в нас в Затакии.

— А где я возьму «так»? — удивился Гэл.

— У нас в Затакии так равен трём большим изумрудам, — объяснил страж. — Надеюсь, у тебя найдутся три больших изумруда?

Гэл полез в кошель под седлом, достал три изумруда и отдал их стражу, а тот вручил Принцу один красный пергамент, один синий пергамент и один белый пергамент.

— Ты дашь красный пергамент стражу в белом, синий пергамент — стражу в красном, а белый пергамент — стражу в синем, — сказал он. — Так тебе будет сложнее.

И, приложив палец к шлему, удалился.

Гэл поехал по опушке, выехал на другую тропу и спустился по ней к стражу в белом.

Он отдал ему красный пергамент и спросил:

— Не укажете ли вы мне путь к Семиглавому Дракону из Драгора?

Страж в белом стал пристально рассматривать красный пергамент.

— Пергамент неправильный, — наконец, сказал он, — печати нет, подпись неразборчива и помечено вчерашним днём.

На мгновенье он посуровел, закрыл один глаз и произнёс низким голосом:

— Ты показался мне, брат, человеком высокого мужества и благородства, и, чтоб мне быть одетым в зелёное, ты избрал путь, исполненный страшных опасностей. Я мог бы порвать этот пергамент, пропустить тебя и не ставить креста на том дереве, чтобы всякий знал, какой дорогой поехал рыцарь, но я поменяю печать и подпись, сделаю пометку на бумаге и крест на дереве, чтоб тебе было опаснее. И всё это за так, брат. Просто за так.