– Папа на железную дорогу не вернется!
Я споткнулась.
– Как так?
– Я сам слышал. Здорово, да?
Стейси настороженно поглядел на него:
– От кого слышал? Папа или мама сказали тебе?
– Не-а. Я слышал, как они говорили об этом на задней веранде. Мама сказала: «Дэвид, я не хочу, чтобы ты возвращался на железную дорогу». А папа ответил: «Что ж, голубка, я тоже не хочу». Ну, понятно? – Кристофер-Джон расплылся в счастливой улыбке, но мы – я, Стейси и Малыш – ждали, что он скажет дальше.
– Ну и?… – не выдержала я.
Кристофер-Джон удивился:
– Что «ну и»?…
– Дальше что?
– Ничего. Они заметили меня и перестали обсуждать это.
– Ох, болван! – воскликнула я. – Если папа говорит, что не хочет возвращаться, еще не значит, что он не вернется.
Я расстроилась и разозлилась: новости Кристофера-Джона не означали ровным счетом ничего. Вот уже три года, с тех пор как дела с хлопком шли все хуже, папа каждую весну уезжал в штат Луизиана. Оттуда он переправлялся в Оклахому, Арканзас, Миссури и Техас, занимаясь ремонтом и прокладкой железнодорожных путей. Ему еще везло, что он получал работу. Правда, и работник он был хороший, надежный. Но вот в прошлом году, после того как в него стреляли братья Уоллесы, да еще переехали ему ногу, он не смог вернуться на железную дорогу. Хотя нам очень не хватало тех денег, которые он мог заработать, я была рада, что папа остался дома.
– Стейси, если папа не хочет уезжать, почему он не может остаться? – набравшись храбрости, спросил Кристофер-Джон.
Стейси вздохнул:
– Он каждый год думает остаться. Но ведь надо выплачивать налоги на собственность, покупать семена, инструменты.
Несколько минут мы шли молча.
На следующем перекрестке уже видна была школа Джефферсона Дэвиса. Ее посещали только белые. Дальше, у второго перекрестка, стоял магазин Уоллесов. Услышав первый звонок в нашей Грэйт Фейс, мы ускорили шаг, но на пришкольном участке снова сбавили скорость – разве стоило так уж нестись навстречу семичасовой отсидке в Грэйт Фейс?
Войдя в класс, я увидела, как Сынок Эллис и Мейнард Уиггинс сражаются с брезентовой занавеской, отделявшей наш класс от соседнего шестого. Оба неистово колотили по занавеске, отбиваясь от невидимых рук с другой стороны. Вместе с ребятами я следила за поединком, но, как раз когда Сынок чуть не сбил с ног Мейнарда, раздался последний звонок, и появилась миссис Крэндел. Светопреставление оборвалось, и я нырнула в третий ряд на скамейку, которую разделяла еще с двумя ученицами. Миссис Крэндел проверила присутствующих и открыла свой учебник истории.
Начался еще один занудный день в школе. Хотя в этом году ничего более увлекательного, чем в предыдущие четыре года, я не ждала, одно все-таки утешало: мы избавились от мисс Дэйзи Крокер. То, как мисс Крокер управляла нашим четвертым классом, было мне совсем не по нутру: не раз и не два я испытала на себе прочность ее орешниковой трости. В этом году судьба, наконец, улыбнулась мне, потому что миссис Мертис Крэндел оказалась застенчивой и симпатичной. Правда, на ее уроках было не веселей, чем у мисс Крокер, но зато она не бубнила без конца одно и то же и терпимее относилась к тому, что я невнимательная. В общем, я была довольна. Когда сегодня она пыталась дать элементарные знания об устройстве правительственной системы США классу, состоящему в основном из учеников, чьими главными заботами были сбор хлопка и приготовление свиного пойла, мое внимание вдруг привлекло имя, написанное на доске, и это развеяло скуку.
– Пэт Гаррисон и Теодор Билбо, – произнесла миссис Крэндел, обратившись к классу. – Кто может что-либо сказать про них?
Я подняла руку. Имя Билбо врезалось в мою память. Такое смешное короткое имя.
– Слушаем, Кэсси.
Я вскочила:
– Кто такой Гаррисон, я не знаю, а вот второй – губернатор штата Миссисипи.
Миссис Крэндел, довольная, улыбнулась:
– Был губернатором, Кэсси. Был. Сейчас он наш сенатор, стал им на последних осенних выборах. И Пэт Гаррисон наш сенатор; запомните: от каждого штата – два сенатора. Что-нибудь еще ты знаешь о сенаторе Билбо?
Теперь я уже знала о нем много чего. С тех пор как я впервые услышала его имя, папа, мама и Ба не раз говорили о нем.
– Ну, всего, что он понаделал, я не знаю, но про одно могу точно сказать. Когда этот негодяй был губернатором…
Миссис Крэндел вдруг помрачнела. Улыбка погасла, и она стала мне выговаривать:
– Кэсси, мы не употребляем про наших сенаторов таких слов, как «негодяй».
Я нахмурилась, но сделала попытку поправить себя:
– Ну… этот старый черт…
– Садись, Кэсси!
Раздались дружеские смешки.
– Ничего смешного тут нет! И в ее поведении ничего смешного я не вижу, – заявила миссис Крэндел, хотя широкие ухмылки и горящие глаза учеников явно возражали ей. – Прошу тишины! А с тобой, Кэсси Логан, я поговорю после уроков.
В полдень все с шумом ринулись из класса, но я продолжала сидеть. Когда мы остались вдвоем, миссис Крэндел подозвала меня к своему столу.
– Кэсси, – начала она, – в твоем поведении сегодня в классе ничего смешного не было.
Я в недоумении уставилась на нее: я и не собиралась никого смешить.
– Ты же умная девочка, Кэсси, но иногда ты произносишь непозволительные вещи…
– Мой папа говорит, что этот Билбо просто дьявол, – выпалила я, чувствуя, что учительница меня больно задела. – И папа, и другие говорят, что он сущий дьявол, так он относится ко всем нам и…
– Довольно, Кэсси. – Миссис Крэндел вдруг как-то спала с лица. – Я не желаю слушать, что говорит твой папа и другие про сенатора. Меня касается лишь то, что происходит в нашем классе, и неуважения к властям я не потерплю, тебе ясно? – Ее голос вдруг сделался резким и высоким. – Держи про себя высказывания своего папы, когда приходишь в класс. Я не хочу расплачиваться за твой язык. И не собираюсь терять работу, как твоя мама, слышишь?
Я ничего не ответила.
– Ты меня слышишь?
– Да, мэм, – пробормотала я, решив про себя, что не так уж мне нравится миссис Крэндел после всего этого. – Я могу идти?
Миссис Крэндел кивнула, избегая встретиться со мной глазами. Но когда я была уже у двери, она окликнула меня:
– Кэсси!
– Да, мэм?
Она глядела на меня, как будто извинялась. Но помочь ей в этом я не собиралась.
– Нет, ничего, – произнесла она наконец. – Можешь идти.
Во дворе меня ждали, не могли дождаться Мэри Лу Уэллевер, Элма Скотт и Грэйси Пирсон, чтоб поиздеваться надо мной. Когда я начала спускаться со ступенек, они захихикали.
– Тебя опять выпороли, Кэсси? – спросила Мэри Лу.
Не удостоив ее ответом, я прошла мимо. Но это ее не устроило, этой дурочке казалось, что раз она дочка директора школы, значит, как по волшебству, защищена от моих кулаков.
– Мой папа сказал, если Кэсси еще что-нибудь натворит, не только учительница ее выпорет, он сам добавит, – сообщила она Элме и Грэйси.
Задержавшись, я перевела взгляд с Мэри Лу на мистера Уэллевера, стоявшего возле своего кабинета и разговаривавшего с другими учителями. Он был небольшого роста, очки не носил и вообще не выглядел таким уж страшным. Тогда в ответ на улыбку Мэри Лу я стрельнула своей, откровенно угрожающей. Ее улыбка быстро увяла, она сдалась.
– Пошли отсюда, – сказала она и поспешила прочь с Элмой и Грэйси.
Я внимательно оглядела двор, решая, где бы присесть, чтобы опустошить жестяную банку с завтраком из яиц и домашней колбасы. Заметив на пне у дороги Генри Джонсона и Мейнарда – они ели свой завтрак, наблюдая за группой старшеклассников, игравших в салки, – я подошла к ним. Стейси, Крошка Уилли и Мо стояли рядом.
Крошка Уилли указал на дорогу, но которой с восточной стороны катил черный «гудзон», и крикнул:
– Смотрите-ка!
В машине сидел Джо Билли Монтьер, но вел ее Стюарт Уокер, его приятель. Семье Стюартов принадлежала плантация по другую сторону Стробери, а кроме того, они вместе с мистером Грэйнджером владели местной хлопкоочистительной фабрикой. Еще один молодой человек Пирссон Уэллс – он работал у Уокеров – сидел на заднем сиденье. Машина притормозила, и все трое заговорили с двумя старшеклассницами, Элис Чарлс и Джейси Питерс, стоявшими ближе к дороге.
