Еще восемнадцать лет прожил Овэн после этого откровенного объяснения с противниками идей своих. Ни разу во все это время не изменил он себе, несмотря на старость, несмотря на громадность встречавшихся ему затруднений. В 1845 году он еще раз совершил путешествие в Америку, чтобы содействовать лично распространению там своего учения С 1846 года он постоянно продолжал свою пропаганду в Англии. До конца жизни сохранил он полное употребление всех умственных способностей и пользовался редким здоровьем. Незадолго до своей смерти он еще являлся на одном конгрессе в Ливерпуле, в сообществе лорда Брума и лорда Джона Росселя. Впрочем, говорить пред собранием ему было уже трудно. После этого он слег было в постель, но вскоре оправился и решился ехать в Ньютон, место своего рождения, чтобы там кончить свой век. Там он и умер на руках старшего своего сына – посланника Североамериканских Штатов в Неаполе. Смерть Овэна оправдала его торжественную уверенность, высказанную за восемнадцать лет пред тем: он умер спокойно, без агонии, почти без всякой боли. За полчаса до смерти он говорил, что чувствует себя чрезвычайно хорошо и приятно. Последние слова его были: «Relief is come» – «Пришла развязка».

Из представленного нами очерка читатели, незнакомые с произведениями Овэна, могут составить себе некоторое понятие об общих положениях, на которых опиралась изобретенная им разумная система общественного устройства. Мы не нашли удобным сделать здесь полное и подробное обозрение его системы: это необходимо отвлекло бы нас от изложения личной деятельности Овэна и заставило бы пуститься в общие теоретические соображения. Соображения же эти потребовали бы слишком долгих и подробных распространений, а отчасти и умолчаний, так как принципы Овэна стоят действительно в резком противоречии со всем, что обыкновенно принимается за истину в нашем обществе. Поэтому, оставляя до более удобного времени подробное изложение и разбор теорий Овэна, мы на этот раз ограничиваемся очерком его личной деятельности и указанием на главнейшие идеи, служащие основанием всей его системы. Какое значение, какие обширные размеры имеет эта система, на каких смелых и совершенно самостоятельных началах она основана, это довольно ясно видно из «Манифеста», переведенного нами в этой статье. Для желающих же изучить подробности системы Овэна нужно обратиться к его сочинениям, и преимущественно двум, названным выше: «Об образовании человеческого характера» и «Книга нового нравственного мира» («Book of the new moral world»).

Писатели, разбиравшие идеи и деятельность Овэна, обыкновенно называют его утопистом, мечтателем, романтиком, непрактичным и даже прямо безрассудным человеком. Мы не знаем, какое мнение читатели составили об Овэне по нашей статье; но нам кажется, что с писателями, трактующими Овэна таким образом, нельзя не согласиться во многом. Мы видели, что Овэн мог обогатиться филантропией – и растратил свое состояние на бедных; мог сделаться другом и любимцем всех партий – и ожесточил их все против себя; мог дойти до степеней известных{30} – и вместо того потерял всякое уважение к себе в высшем обществе; мог получить в свою власть целый край, отказавшись от одной из основных идей своих, – и не получил ничего, потому что прежде всего требовал от мексиканского правительства гарантий для свободы этой самой идеи. Поразмыслив аккуратно, невольно приходишь к вопросу: кто же мог поступать таким образом, кроме человека самого непрактичного, преданного самым утопическим мечтаниям? Одних этих фактов уже вполне достаточно, чтобы дать право противникам Овэна называть его близоруким мечтателем. А к этому прибавьте еще его претензии – преобразовать целый мир по своим идеям, доказать, что все ошибались, а он один нашел правду! Это уж такая дерзкая химера, которой благоразумные противники Овэна даже в толк взять никак не могут. И благо им, что не могут!

Впервые – Совр., 1859, № 1, отд. III, с. 230–274, за подписью «Н. Т-нов».

Статья написана вскоре после смерти Оуэна. Источником биографических сведений Добролюбову послужил очерк «Роберт Оуэн» французского писателя Луи Рейбо в его книге «Etude sur les reformaleures ou socialistes modernes» («Очерки по истории реформаторов или новых социалистов»; Париж, первое отдельное издание – 1840, восьмое – 1856), а также некрологи, появившиеся в европейской печати. Судя по тому, что Добролюбов называет ряд работ Оуэна (см. примеч. 26), включает в статью свой перевод «Манифеста Р. Оуэна…», а в конце рекомендует читателям два его основных произведения (в статье же цитирует их), критику были знакомы и сочинения великого реформатора. Так, источником рассказа Добролюбова о Нью-Ленарке послужила также книга «A new view of society; or essays on the principle of the formation of the human character» («Новый взгляд на общество, или Опыты об образовании человеческого характера»; 9 изданий в Лондоне, Нью-Йорке, Эдинбурге, Манчестере, 1813–1840 гг.), где Оуэн сам изложил историю нью-ленаркского предприятия и школы при нем.

Используя работы Л. Рейбо (см. о нем: Соколова М. Н. Рейбо – историк утопического социализма. – В кн.: История социалистических учений. М., 1984), Добролюбов, как это видно из его статьи, критически отнесся к основной тенденции книги – к опровержению утопического социализма с позиций буржуазии, к идеям примирения с обстоятельствами, послушания и терпения. Тенденция добролюбовской статьи – прямо противоположная. Биография Оуэна для Добролюбова – великолепная возможность для пропаганды и воспитания социально активного человека. Поэтому личность Оуэна с ее могучим творческим и волевым потенциалом, беззаветно отданным улучшению жизни трудящихся, оказалась в центре внимания русского критика.

Со скептической интерпретацией Рейбо социалистических теорий Оуэна Добролюбов соглашается лишь тогда, когда речь идет о наивных, романтических взглядах английского утописта. Русский критик при этом все же акцентирует положительные практические результаты социальных и педагогических экспериментов Оуэна, направленных на переустройство общества, «перевоспитание будущего человечества». Этот пафос статьи Добролюбова был поддержан Чернышевским, писавшим об Оуэне: «Он имеет право быть выслушиваем во всем, что относится к воспитанию» (Чернышевский, IX, 261).

Осмысление теорий Оуэна способствовало формированию общественно-политических и нравственно-философских взглядов Добролюбова, сформулированных позднее в таких работах, как «Когда же придет настоящий день?», «Луч света в темном царстве» и др. Интерес к учениям социалистов-утопистов, и раньше существовавший в России (еще с 20-х гг.), неизмеримо возрос на рубеже 60-х гг., когда страна вступила на путь социальных реформ. Вслед за Добролюбовым к анализу социалистических теорий обратился Чернышевский. В третьей части статьи «Июльская монархия» (Совр., 1860, № 5), целиком посвященной сенсимонизму, он выразил мысль, объединяющую его с Добролюбовым: «Энтузиасты прогресса ошибаются в одном: в том, что цель их будет достигнута их путем; но они правы, не сомневаясь в том, что она будет достигнута» (Чернышевский, VII, 164).

Надежды Оуэна на классовый мир и на соглашение между эксплуататорами и эксплуатируемыми иронически отвергнуты Добролюбовым в рассказе об орбистонской общине. Правда, «отступления от чисто общинного начала» приписаны здесь лишь ученику Оуэна Абраму Комбу, а не самому учителю, что не вполне соответствовало исторической истине. Среди других последователей Оуэна Добролюбов выделил особо У. Томпсона и Д. Брея, выступивших против идеи учителя о союзе предпринимателей и рабочих.

Размышления об опыте Оуэна как великого деятеля кооперативного движения в Англии (до него кооперации трудящихся были лишь потребительскими, а не производственными) – это лишь часть широкой пропаганды и разработки идеи общинного социализма в творчестве Добролюбова и – параллельно – Чернышевского. Для них община – форма будущего социального устройства, а не исключительное средство его достижения. Добролюбов, как и Чернышевский, близко подошел к пониманию того, что «кооперация в обстановке капиталистического государства является коллективным капиталистическим учреждением» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45. с. 374).