Золотые пуговицы и впрямь были его мечтой… еще совсем недавно. Да только многое в последнее время изменилось и ни золотые пуговицы, ни почетная медаль за службу не волновали больше гоблина.
Он вынул из ларца следующий треугольник, посмотрел на руны, определяя заклинание: неимоверно сильное. Подавляет чужую магию, да так, что вздумай несчастный арестант воспользоваться своими способностями, заклинание его в порошок сотрет!
Куксон перевел озадаченный взгляд на глухую железную дверь. Кто же находится там, по другую сторону?
Неужели сильф?
Вдруг до слуха гоблина донесся едва слышный звук, словно кто-то легонько стукнул костяшками пальцев в дверь.
Куксон вздрогнул, метнул быстрый взгляд на Мадьягара и Харха: не услышали ли? К счастью, нет: Мадьягар уткнулся в пергамент, проверяет список и мурлычет какую-то песенку, а Хорх смотрит на тюремный двор, по которому как раз тролли-надзиратели идут.
Гоблин замешкался, держа на ладони накладку с заклинанием. Золотой треугольник вдруг показался ему тяжелым, словно камень.
— Теперь пора и дальними темницами заняться, — услышал Куксон голос Мадьягара. — Хорх, подай второй список! Дражайший Куксон, вот что я хотел бы заметить по поводу охранных заклятий…
Гоблин Куксон очнулся. Хочешь, не хочешь, а придется делать то, зачем он сюда явился.
— Прости, — еле слышно пробормотал он и прижал треугольник к холодному железу.
Легкий белый дымок повис в воздухе, а когда он рассеялся, заклинание было прочно впечатано в железную дверь.
Дальние камеры находились в конце галереи, туда и направились.
Куксон изо всех сил старался не паниковать, но на полдороги случилось то, чего он и боялся.
Поднялся во дворе шум, раздались крики, и два колдуна бурубуру, прохаживающиеся вдоль галереи, как по команде остановились, повернулись кругом и пошли на шум, одновременно стягивая с рук толстые кожаные перчатки.
Сердце Куксона оборвалось.
Все это могло означать только одно: Мейса попался.
Кровь в жилах гоблина застыла, будто зимний дух микмак его заколдовал, руки затряслись так, что ларец едва не выпал.
— Что там еще такое? — Мадьягар прервал рассказа (рассуждал о привилегиях, которые дает большая серебряная медаль, а привилегии и впрямь были немалые) и сдвинул брови. — Хорх, узнай!
Тролль исчез.
Как в тумане, гоблин Куксон добрался до дальних камер, поставил ларец на каменный пол.
— Что-то вы, дражайший Куксон, как будто побледнели, — пригляделся к нему начальник тюрьмы. — Верней, позеленели. С чего бы это, а?
Куксон попытался выпрямиться. Поправил колпак, одернул курточку.
— Работы… работы много перед праздниками, — еле выговорил он. — Переутомился… слегка…
Начальник Мадьягар сочувственно поцокал языком.
— Понимаю! У меня ведь тоже сейчас дел невпроворот: отчеты, проверки… перед зимними торжествами всегда так. Ну да ничего, скоро отдохнем!
Он развернул пергамент.
— Итак, на дальние камеры планирую я потратить восемь заклинаний. Начнем вот с этой темницы…
На ватных ногах подошел гоблин к ларцу, откинул крышку и уставился на ряд блестящих треугольников, пытаясь сообразить, какой надо выбрать. Начальник тюрьмы говорил что-то, но слова доносились словно бы издалека, ничего не разобрать.
Куксон заставил себя сосредоточиться: требуется взять серебряные накладки с заклинаниями второго круга.
В голове метались отчаянные мысли: вот сейчас тролли притащат Мейсу, вот сейчас колдуны бурубуру за него возьмутся!
Под сводами галереи зазвучали тяжелые шаги.
— А, вот и Хорх! — воскликнул начальник Мадьягар. — Сейчас узнаем, что стряслось. Конечно, нечего и надеяться, что кто-то сбежать пытался, но…
Гоблин стиснул зубы.
— Ну, что? — нетерпеливо спросил Мадьягар.
Куксон замер, с ужасом ожидая ответа. Сжал накладки с заклинаниями так сильно, что острые края впились в ладони. Казалось, целая вечность прошла, прежде, чем Хорх ответил:
— Ничего особенного: в Западном крыле, в общей камере, четыре арестанта из гномов подрались. Их уже успокоили.
Мадьягар разочаровано вздохнул:
— Жаль, жаль! А я-то надеялся…
Он окинул взглядом тюремный двор.
— Хоть бы один побег! Да разве дождешься….
Куксон перевел дух и принялся за работу.
…Когда все заклятья были наложены и начальник Мадьягар с троллем Хорхом удалились (распрощавшись с гоблином, разумеется), Куксон, на негнущихся ногах заковылял по тюремному двору.
Пребывал в состоянии, близком к панике: где же Мейса? Куда пропал? Что дальше делать?
Закрыл на мгновение глаза, вознес короткую прочувственную молитву — всем гоблинским богам сразу. Поклялся десять золотых нуоблов им пожертвовать, лично отвезти в горы и у входа в священную пещеру сей дорогой подарок возложить, если боги пошлют удачи и сделают так, чтобы то, что Куксон с Мейсой задумали, закончилось бы благополучно.
Куксон открыл глаза, вопросительно посмотрел на небо.
Десять золотых нуоблов! За этакие деньги боги просто обязаны постараться!
Перевел взгляд на тюремный двор: из галереи Южного крыла показался тролль Грух, а на поясе у него — связка ключей.
Куксон поспешил навстречу.
— А, Грух, — еле вымолвил он, уставившись на связку ключей, висевшую на ремне. — Как дела? Все в порядке? В Южном крыле все спокойно?
Говорил, а сам изо всех пытался обнаружить в связке ключ за номером триста двадцать пять, да разве его увидишь, когда проклятый тролль все время переминается с ноги на ногу!
— Так я это… напомнить насчет приглашения на торжества хочу, — забубнил Грух.
Он бурчал что-то, а Куксон, не отрываясь, смотрел на вход в гелерею. Где Мейса? Получилось или нет? Пора бы и ноги уносить, сколько можно по тюремному двору, словно по Сторожевой площади, разгуливать?! И так уже колдуны бурубуру косятся!
И только подумал так, как из Южной галереи показались двое: помощник Граббс собственной персоной, а с ним — пожилой стряпчий с бумагами в руках. Идут не торопясь, деловито обсуждают что-то.
Куксон внезапно почувствовал такую слабость, что в голове зазвенело.
— Ладно, Грух, — пролепетал он. — Будет тебе приглашение. А сейчас — иди…
— Так я… это… — талдычил тролль. — Чего напомнить-то хотел…
— Потом напомнишь, — оборвал его Куксон. — Сказал же, что поговорю с его милостью магом Хронофелом. Гоблины обещания держат… почти всегда!
Насилу отвязался.
Грух вернулся в Южное крыло (прошел мимо Граббса и стряпчего, ничего не заподозрив), а Куксон, на подгибающихся ногах, двинулся им навстречу.
…Только приблизился, как сразу понял: если он, Куксон, не возьмет дело в свои руки, все пойдет наперекосяк, потому что эти двое друг друга давно недолюбливали (были причины, скажет прямо), а сейчас, того и гляди, сцепятся.
— Как же! — сквозь зубы цедил помощник Граббс. — Без тебя бы мы не обошлись, конечно!
— Скажи спасибо, что жив остался, — не хуже горного кота, шипел в ответ стряпчий (два года в камере характер Синджея не смягчили ничуть). — Кое-кто ведь считал себя искусней всех боевых магов вместе взятых!
— Может, и не всех, — с достоинством ответил «Граббс». — Но многих! Уж тебе-то до меня…
— Работать с остальными не пожелал, возомнил, что в одиночку сможешь противостоять оборотням? И что вышло? Амши почти захватили твой разум!
— Ничего подобного! Я бы с ними легко справился, если бы кое-кто не лез не в свое дело и под ногами не путался!
— Справился?! Тот создатель видений, которого мне убить пришлось, тоже так думал. Справился, как же! Были люди, покрепче, чем ты, да и тех амши ломали. А уж тебя-то…
— Конечно, как же! Да я…
— Да ты уже находился под их властью, слабоумный гоблин!
«Слабоумный гоблин»?!
Куксон выразительно кашлянул, но на него и внимания не обратили.
— Если бы не я, — продолжал «стряпчий». — Ты был бы их вечным пленником! Надо было срочно что-то делать!